Едва появившись, шампанское сразу пришлось ко двору, причем — королевскому.
Едва появившись, шампанское сразу пришлось ко двору, причем — королевскому. Из того, что я слышала в погребах Реймса, нововведение было слегонца насильственным: вкус 300 лет назад был мало похож на сегодняшний, пузырьки вызывали большие подозрения, в бутылки разливать его научились не сразу, а когда это всё таки случилось — травм было миллион. Но если король говорит — двор согласно кивает, и вот какой-то умной женщине пришло в голову сделать подачу в бокалах без подставок: по этикету отказаться от предложенного напитка нельзя (да, даже если вы за рулем или на сносях — берем в руки и так и держим до конца вечера. Вежливые хозяева просто не будут подливать, понимая вашу ситуацию, а остальные гости не будут нервничать в присутствии трезвенника), а вернуть уже не представляется возможным. Так, потихонечку, все и включились в тренд.
На полотне Жана-Франсуа де Труа “Обед с устрицами” 1735 года позирует или Ruinart, или Chanoine: на тот момент только они имели патент на бутилированный розлив. Там же фигурирует и ведерко со льдом — неотъемлемый атрибут искусства употребления игристого вина.
Совсем немного времени спустя шампанское добралось и до России и плотненько так в ней обосновалось. Вот Пушкин, например:
В самой первой главе “Евгения Онегина” у “вина кометы брызнул ток”. Речь о шампанском Дома Veuve Clicquot урожая 1811 года — этот год стал годом Большой кометы (в обозначениях астрономов — C/1811 F1), которую в Европе можно было наблюдать почти 300 дней.
И он не только в годах, но и в регионах разбирался:
«Аи любовнице подобен
Блестящей, ветреной, живой»
— Аи это не междометие, а город в 28 км к югу от Реймса, один из центров производства шампанского и о нем прекрасно знал другой бонвиван, друг Пушкина — князь Пётр Вяземский, пропевший оды всем главным маркам:
“Моэт — вот сочинитель славный!
Он пишет прямо набело”
Или:
“Дверь настежь: с торжеством, как витязь на щитах,
Толпой рабов осетр выносится картинно;
За ним, салфеткою спеленутую чинно,
Несут вдову Клико, согретую в руках”
Шампанское прописалось и в русском изобразительном искусстве. На картине Павла Федотова “Сватовство майора” в углу красуется узнаваемая бутылочка. На другой его работе — “Свежий кавалер”, без нее тоже не обошлось: опустошенная участниками пирушки, она лежит на ковре.
Во время Belle Époque живопись уже не стеснялась коммерции, голод не тетка всё-таки: лучшие французские, а затем и другие европейские художники конца XIX века активно зарабатывали рисованием сначала театральных и кафешантанных афиш, а потом и рекламных плакатов, которые сейчас превратились в объект коллекционирования.
Рекламный плакат Ruinart, нарисованный по заказу их CEO Андре Рюинара Альфонсом Мухой, стал шедевром. Ruinart в этом плане — на особом счету. Основатели Дома уже в XVIII веке были заядлыми коллекционерами живописи, а сейчас часть исторического поместья вообще музей.
Но Мухе заказывали рекламу не только они: в 1899 году он поработал для Moët & Chandon, в 1901 — для Heidsieck & Co. Ему позировали самые красивые женщины Парижа, включая танцовщицу и куртизанку Клео де Мерод. Так реклама шампанского стала квинтэссенцией рекламы Art de Vivre.
