Помирившись с Генрихом, Болеслав и находившийся при нём Святополк, смогли перейти к наступательным действиям. Летом 1018 г. войска сошлись на берегах Буга. Внезапной атакой в день праздника Марии Магдалины 22 июля, поляки застигли врасплох войско Ярослава и после упорного сопротивления разгромили наголову, взяв множество пленных. Князь бежал в Новгород «с четырьмя мужами». В Киев вступили ляхи, вставшие гарнизонами и в других крупных городах. Теперь в плену оказались жена Ярослава Анна, сестра Предслава и вся женская часть семьи Владимира.
Ярослав, не надеясь усидеть в Новгороде, думал бежать в Швецию, но новгородцы решили иначе, они не собирались подчиняться Киеву на условиях победителя. Судьба Руси вновь решилась на севере. Узнав о намерениях своего князя, народ, возглавляемый Константином Добрыничем, изрубил ладьи Ярослава со словами: «хотим ещё биться с Болеславом и со Святополком». Решением веча горожане обложили себя чрезвычайным налогом, каждый свободный «муж» отдал по 4 куны, бояре платили по 18 гривен, а городские старейшины – по десять. Собрав необходимую сумму Ярослав смог вновь нанять скандинавов. Ещё до прибытия наёмников, Ярослав с новгородцами напал на один из городов, признавших власть Святополка и захватил его.
Поняв, что Ярослав не считает себя побеждённым, Болеслав попытался вызволить свою дочь из Новгорода, обменяв на его жену. Анна, однако, прибыла в Новгород уже в гробу. Причины её смерти не выяснены до сих пор. Обмен так и не состоялся, никто из дочерей Владимира отпущен не был, а Предславу Болеслав сделал своей наложницей. Обладая в Киеве реальной властью, он вёл себя здесь как хозяин, и не собираясь уходить. Мириться долго с таким положением Святополк не смог. Польские насилия быстро озлобили население Южной Руси и как только от киевского князя поступила соответствующая санкция («Сколько есть поляков по городам, избивайте их») беспощадное восстание вспыхнуло повсюду. Лишившись большей части оставленных на Руси сил, Болеслав вынужден был уйти, но при этом вывез из Киева всё награбленное, а также дочерей Владимира. Остались под его властью и западные окраины Владимировой державы.
Заслав, в конце 1018 г., сватов к конунгу шведов Олаву, Ярослав своё вдовство очень быстро «конвертировал» в дополнительную военную силу. Согласие на брак принцессы Ингигерд с новгородским князем было получено и весной следующего года невеста в сопровождении западношведского ополчения, а также новых партий наёмников прибыла в «северную столицу». Шведов из Гаутланда привёл ярл Рёгнвальд - двоюродный брат Ингигерд или Ирины, как теперь её будут звать на Руси. Согласно брачному договору, Ярослав дарил жене Ладогу с областью, а ярл становился здесь наместником и главой всех варягов в войсках Ярослава. Отпраздновав свадьбу, князь с новгородцами и норманнами выступил на юг. Окончательно потерявший поддержку населения Святополк попытался сопротивляться, но был легко разбит и бежал к печенегам, Ярослав же укрепился в Киеве, вновь готовясь к отражению степного нашествия.
«Окаянный» Святополк почти год готовил свой реванш и весной 1019 г. вступил на Русь «в силе тяжкой», собрав, как видно, максимальное количество воинов от всех печенежских «колен». Печенеги, как всегда, были готовы к войне, к тому же они наверняка желали отомстить Ярославу за свои поражения. С ними, по данным «Саги об Эймунде», шли и «влахи», предки румын. Две огромные рати встретились у р. Альты. Русские и варяги, выйдя перед рассветом из соснового бора, построились вдоль опушки, памятной по недавнему убиению здесь князя Бориса. Далее расстилалась ровная пустошь, которую позже назовут Борисовым полем («Борисполь»), а пока – «Летьским полем». Сейчас, в свете наступающего дня, эта равнина темнела от огромного человеческого скопища и вид его холодил сердца даже самых отважных.
Уловив суть момента или рассчитав всё загодя, Ярослав, встав перед строем, на месте где четыре года тому назад стоял шатёр Бориса, и воздев руки к небу, воззвал к Богу и братьям: «Кровь брата моего вопиет к Тебе, Владыко! Отомсти за кровь праведника сего, как отомстил за кровь Авеля, наложив на братоубийцу Каина стенание и трепет, так наложи и на этого! Братья мои, если телом своим и отошли отсюда, но молитвою помогите мне на противника сего, и на убийцу гордого»! Теперь должен был свершиться Божий суд и впервые русскому воинству помогали святые мученики Борис и Глеб.
С первыми лучами солнца полки «сступились, покрыв поле Летьское» и началась ещё небывалая на Руси сеча. ПВЛ отмечает тесноту на поле боя, в которой бойцы хватали друг друга руками. Трижды в продолжение этого дня утомлённые противники расходились и сходились снова. Лишь к вечеру, когда из-под груд мёртвых тел уже стекали ручейки крови, одолел Ярослав. Само описание этой битвы, так поразившей современников, отчасти стало трафаретным для летописцев последующих времён.
Святополк снова бежал, но возвращаться к печенегам уже не рискнул и направился в Польшу, но рассчитывать на прежние отношения с Болеславом он не мог и бежал далее, уже без какой-либо цели. В этом бегстве от пережитых потрясений и несчастий «окаянный» братоубийца сошёл с ума - им овладела мания преследования, вдобавок его, по-видимому, разбил паралич. Окончил свои дни Святополк «в пустыне между ляхами и чехами», где летописец указывает его реально существовавшую могилу.
Любопытно проанализировать возникновение прозвища этого князя. Владимир Даль выводит этимологию данного слова от глагола «окаивать», «окаять» - «признать от(из)верженным, достойным проклятия» (В. Даль. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1955. Т. II. С. 661), но, если в том же томе найдём основу – слово «каять» в значении «порицать, осуждать, карить» (С. 101), увидим, что смысловой акцент несколько сместится. Чувствуется, что «окаивать» - это обобщение, оно выглядит искусственным и едва ли пришло из народной речи. Представляется, что в начале народное осуждение Святополка, которого «каяли»-порицали люди за содеянное им над братьями, попало в устную проповедь духовенства, не просто осудившего такого князя-братоубийцу, а уподобившее его Каину, первому убийце своего брата. Такое созвучие не могло не найти отклика в народе, где Святополка, после осуждения Церковью, восприняли уже резче. Он стал - «окаянным», объектом всеобщего осуждения-«окаяния», в том числе и в смысле: «окаинившимся» (выражение Валентина Иванова), подобным Каину проклятым и нераскаявшимся грешником. С другой стороны, всеобщее «окаивание» Святополка, как явление общественной жизни, под рукой монаха легло на пергамент новыми словами: эпитетом и термином в языке.Помирившись с Генрихом, Болеслав и находившийся при нём Святополк, смогли перейти к наступательным действиям. Летом 1018 г. войска сошлись на берегах Буга. Внезапной атакой в день праздника Марии Магдалины 22 июля, поляки застигли врасплох войско Ярослава и после упорного сопротивления разгромили наголову, взяв множество пленных. Князь бежал в Новгород «с четырьмя мужами». В Киев вступили ляхи, вставшие гарнизонами и в других крупных городах. Теперь в плену оказались жена Ярослава Анна, сестра Предслава и вся женская часть семьи Владимира.
Ярослав, не надеясь усидеть в Новгороде, думал бежать в Швецию, но новгородцы решили иначе, они не собирались подчиняться Киеву на условиях победителя. Судьба Руси вновь решилась на севере. Узнав о намерениях своего князя, народ, возглавляемый Константином Добрыничем, изрубил ладьи Ярослава со словами: «хотим ещё биться с Болеславом и со Святополком». Решением веча горожане обложили себя чрезвычайным налогом, каждый свободный «муж» отдал по 4 куны, бояре платили по 18 гривен, а городские старейшины – по десять. Собрав необходимую сумму Ярослав смог вновь нанять скандинавов. Ещё до прибытия наёмников, Ярослав с новгородцами напал на один из городов, признавших власть Святополка и захватил его.
Поняв, что Ярослав не считает себя побеждённым, Болеслав попытался вызволить свою дочь из Новгорода, обменяв на его жену. Анна, однако, прибыла в Новгород уже в гробу. Причины её смерти не выяснены до сих пор. Обмен так и не состоялся, никто из дочерей Владимира отпущен не был, а Предславу Болеслав сделал своей наложницей. Обладая в Киеве реальной властью, он вёл себя здесь как хозяин, и не собираясь уходить. Мириться долго с таким положением Святополк не смог. Польские насилия быстро озлобили население Южной Руси и как только от киевского князя поступила соответствующая санкция («Сколько есть поляков по городам, избивайте их») беспощадное восстание вспыхнуло повсюду. Лишившись большей части оставленных на Руси сил, Болеслав вынужден был уйти, но при этом вывез из Киева всё награбленное, а также дочерей Владимира. Остались под его властью и западные окраины Владимировой державы.
Заслав, в конце 1018 г., сватов к конунгу шведов Олаву, Ярослав своё вдовство очень быстро «конвертировал» в дополнительную военную силу. Согласие на брак принцессы Ингигерд с новгородским князем было получено и весной следующего года невеста в сопровождении западношведского ополчения, а также новых партий наёмников прибыла в «северную столицу». Шведов из Гаутланда привёл ярл Рёгнвальд - двоюродный брат Ингигерд или Ирины, как теперь её будут звать на Руси. Согласно брачному договору, Ярослав дарил жене Ладогу с областью, а ярл становился здесь наместником и главой всех варягов в войсках Ярослава. Отпраздновав свадьбу, князь с новгородцами и норманнами выступил на юг. Окончательно потерявший поддержку населения Святополк попытался сопротивляться, но был легко разбит и бежал к печенегам, Ярослав же укрепился в Киеве, вновь готовясь к отражению степного нашествия.
«Окаянный» Святополк почти год готовил свой реванш и весной 1019 г. вступил на Русь «в силе тяжкой», собрав, как видно, максимальное количество воинов от всех печенежских «колен». Печенеги, как всегда, были готовы к войне, к тому же они наверняка желали отомстить Ярославу за свои поражения. С ними, по данным «Саги об Эймунде», шли и «влахи», предки румын. Две огромные рати встретились у р. Альты. Русские и варяги, выйдя перед рассветом из соснового бора, построились вдоль опушки, памятной по недавнему убиению здесь князя Бориса. Далее расстилалась ровная пустошь, которую позже назовут Борисовым полем («Борисполь»), а пока – «Летьским полем». Сейчас, в свете наступающего дня, эта равнина темнела от огромного человеческого скопища и вид его холодил сердца даже самых отважных.
Уловив суть момента или рассчитав всё загодя, Ярослав, встав перед строем, на месте где четыре года тому назад стоял шатёр Бориса, и воздев руки к небу, воззвал к Богу и братьям: «Кровь брата моего вопиет к Тебе, Владыко! Отомсти за кровь праведника сего, как отомстил за кровь Авеля, наложив на братоубийцу Каина стенание и трепет, так наложи и на этого! Братья мои, если телом своим и отошли отсюда, но молитвою помогите мне на противника сего, и на убийцу гордого»! Теперь должен был свершиться Божий суд и впервые русскому воинству помогали святые мученики Борис и Глеб.
С первыми лучами солнца полки «сступились, покрыв поле Летьское» и началась ещё небывалая на Руси сеча. ПВЛ отмечает тесноту на поле боя, в которой бойцы хватали друг друга руками. Трижды в продолжение этого дня утомлённые противники расходились и сходились снова. Лишь к вечеру, когда из-под груд мёртвых тел уже стекали ручейки крови, одолел Ярослав. Само описание этой битвы, так поразившей современников, отчасти стало трафаретным для летописцев последующих времён.
Святополк снова бежал, но возвращаться к печенегам уже не рискнул и направился в Польшу, но рассчитывать на прежние отношения с Болеславом он не мог и бежал далее, уже без какой-либо цели. В этом бегстве от пережитых потрясений и несчастий «окаянный» братоубийца сошёл с ума - им овладела мания преследования, вдобавок его, по-видимому, разбил паралич. Окончил свои дни Святополк «в пустыне между ляхами и чехами», где летописец указывает его реально существовавшую могилу.
Любопытно проанализировать возникновение прозвища этого князя. Владимир Даль выводит этимологию данного слова от глагола «окаивать», «окаять» - «признать от(из)верженным, достойным проклятия» (В. Даль. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1955. Т. II. С. 661), но, если в том же томе найдём основу – слово «каять» в значении «порицать, осуждать, карить» (С. 101), увидим, что смысловой акцент несколько сместится. Чувствуется, что «окаивать» - это обобщение, оно выглядит искусственным и едва ли пришло из народной речи. Представляется, что в начале народное осуждение Святополка, которого «каяли»-порицали люди за содеянное им над братьями, попало в устную проповедь духовенства, не просто осудившего такого князя-братоубийцу, а уподобившее его Каину, первому убийце своего брата. Такое созвучие не могло не найти отклика в народе, где Святополка, после осуждения Церковью, восприняли уже резче. Он стал - «окаянным», объектом всеобщего осуждения-«окаяния», в том числе и в смысле: «окаинившимся» (выражение Валентина Иванова), подобным Каину проклятым и нераскаявшимся грешником. С другой стороны, всеобщее «окаивание» Святополка, как явление общественной жизни, под рукой монаха легло на пергамент новыми словами: эпитетом и термином в языке.Помирившись с Генрихом, Болеслав и находившийся при нём Святополк, смогли перейти к наступательным действиям. Летом 1018 г. войска сошлись на берегах Буга. Внезапной атакой в день праздника Марии Магдалины 22 июля, поляки застигли врасплох войско Ярослава и после упорного сопротивления разгромили наголову, взяв множество пленных. Князь бежал в Новгород «с четырьмя мужами». В Киев вступили ляхи, вставшие гарнизонами и в других крупных городах. Теперь в плену оказались жена Ярослава Анна, сестра Предслава и вся женская часть семьи Владимира.
Ярослав, не надеясь усидеть в Новгороде, думал бежать в Швецию, но новгородцы решили иначе, они не собирались подчиняться Киеву на условиях победителя. Судьба Руси вновь решилась на севере. Узнав о намерениях своего князя, народ, возглавляемый Константином Добрыничем, изрубил ладьи Ярослава со словами: «хотим ещё биться с Болеславом и со Святополком». Решением веча горожане обложили себя чрезвычайным налогом, каждый свободный «муж» отдал по 4 куны, бояре платили по 18 гривен, а городские старейшины – по десять. Собрав необходимую сумму Ярослав смог вновь нанять скандинавов. Ещё до прибытия наёмников, Ярослав с новгородцами напал на один из городов, признавших власть Святополка и захватил его.
Поняв, что Ярослав не считает себя побеждённым, Болеслав попытался вызволить свою дочь из Новгорода, обменяв на его жену. Анна, однако, прибыла в Новгород уже в гробу. Причины её смерти не выяснены до сих пор. Обмен так и не состоялся, никто из дочерей Владимира отпущен не был, а Предславу Болеслав сделал своей наложницей. Обладая в Киеве реальной властью, он вёл себя здесь как хозяин, и не собираясь уходить. Мириться долго с таким положением Святополк не смог. Польские насилия быстро озлобили население Южной Руси и как только от киевского князя поступила соответствующая санкция («Сколько есть поляков по городам, избивайте их») беспощадное восстание вспыхнуло повсюду. Лишившись большей части оставленных на Руси сил, Болеслав вынужден был уйти, но при этом вывез из Киева всё награбленное, а также дочерей Владимира. Остались под его властью и западные окраины Владимировой державы.
Заслав, в конце 1018 г., сватов к конунгу шведов Олаву, Ярослав своё вдовство очень быстро «конвертировал» в дополнительную военную силу. Согласие на брак принцессы Ингигерд с новгородским князем было получено и весной следующего года невеста в сопровождении западношведского ополчения, а также новых партий наёмников прибыла в «северную столицу». Шведов из Гаутланда привёл ярл Рёгнвальд - двоюродный брат Ингигерд или Ирины, как теперь её будут звать на Руси. Согласно брачному договору, Ярослав дарил жене Ладогу с областью, а ярл становился здесь наместником и главой всех варягов в войсках Ярослава. Отпраздновав свадьбу, князь с новгородцами и норманнами выступил на юг. Окончательно потерявший поддержку населения Святополк попытался сопротивляться, но был легко разбит и бежал к печенегам, Ярослав же укрепился в Киеве, вновь готовясь к отражению степного нашествия.
«Окаянный» Святополк почти год готовил свой реванш и весной 1019 г. вступил на Русь «в силе тяжкой», собрав, как видно, максимальное количество воинов от всех печенежских «колен». Печенеги, как всегда, были готовы к войне, к тому же они наверняка желали отомстить Ярославу за свои поражения. С ними, по данным «Саги об Эймунде», шли и «влахи», предки румын. Две огромные рати встретились у р. Альты. Русские и варяги, выйдя перед рассветом из соснового бора, построились вдоль опушки, памятной по недавнему убиению здесь князя Бориса. Далее расстилалась ровная пустошь, которую позже назовут Борисовым полем («Борисполь»), а пока – «Летьским полем». Сейчас, в свете наступающего дня, эта равнина темнела от огромного человеческого скопища и вид его холодил сердца даже самых отважных.
Уловив суть момента или рассчитав всё загодя, Ярослав, встав перед строем, на месте где четыре года тому назад стоял шатёр Бориса, и воздев руки к небу, воззвал к Богу и братьям: «Кровь брата моего вопиет к Тебе, Владыко! Отомсти за кровь праведника сего, как отомстил за кровь Авеля, наложив на братоубийцу Каина стенание и трепет, так наложи и на этого! Братья мои, если телом своим и отошли отсюда, но молитвою помогите мне на противника сего, и на убийцу гордого»! Теперь должен был свершиться Божий суд и впервые русскому воинству помогали святые мученики Борис и Глеб.
С первыми лучами солнца полки «сступились, покрыв поле Летьское» и началась ещё небывалая на Руси сеча. ПВЛ отмечает тесноту на поле боя, в которой бойцы хватали друг друга руками. Трижды в продолжение этого дня утомлённые противники расходились и сходились снова. Лишь к вечеру, когда из-под груд мёртвых тел уже стекали ручейки крови, одолел Ярослав. Само описание этой битвы, так поразившей современников, отчасти стало трафаретным для летописцев последующих времён.
Святополк снова бежал, но возвращаться к печенегам уже не рискнул и направился в Польшу, но рассчитывать на прежние отношения с Болеславом он не мог и бежал далее, уже без какой-либо цели. В этом бегстве от пережитых потрясений и несчастий «окаянный» братоубийца сошёл с ума - им овладела мания преследования, вдобавок его, по-видимому, разбил паралич. Окончил свои дни Святополк «в пустыне между ляхами и чехами», где летописец указывает его реально существовавшую могилу.
Любопытно проанализировать возникновение прозвища этого князя. Владимир Даль выводит этимологию данного слова от глагола «окаивать», «окаять» - «признать от(из)верженным, достойным проклятия» (В. Даль. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1955. Т. II. С. 661), но, если в том же томе найдём основу – слово «каять» в значении «порицать, осуждать, карить» (С. 101), увидим, что смысловой акцент несколько сместится. Чувствуется, что «окаивать» - это обобщение, оно выглядит искусственным и едва ли пришло из народной речи. Представляется, что в начале народное осуждение Святополка, которого «каяли»-порицали люди за содеянное им над братьями, попало в устную проповедь духовенства, не просто осудившего такого князя-братоубийцу, а уподобившее его Каину, первому убийце своего брата. Такое созвучие не могло не найти отклика в народе, где Святополка, после осуждения Церковью, восприняли уже резче. Он стал - «окаянным», объектом всеобщего осуждения-«окаяния», в том числе и в смысле: «окаинившимся» (выражение Валентина Иванова), подобным Каину проклятым и нераскаявшимся грешником. С другой стороны, всеобщее «окаивание» Святополка, как явление общественной жизни, под рукой монаха легло на пергамент новыми словами: эпитетом и термином в языке.Помирившись с Генрихом, Болеслав и находившийся при нём Святополк, смогли перейти к наступательным действиям. Летом 1018 г. войска сошлись на берегах Буга. Внезапной атакой в день праздника Марии Магдалины 22 июля, поляки застигли врасплох войско Ярослава и после упорного сопротивления разгромили наголову, взяв множество пленных. Князь бежал в Новгород «с четырьмя мужами». В Киев вступили ляхи, вставшие гарнизонами и в других крупных городах. Теперь в плену оказались жена Ярослава Анна, сестра Предслава и вся женская часть семьи Владимира.
Ярослав, не надеясь усидеть в Новгороде, думал бежать в Швецию, но новгородцы решили иначе, они не собирались подчиняться Киеву на условиях победителя. Судьба Руси вновь решилась на севере. Узнав о намерениях своего князя, народ, возглавляемый Константином Добрыничем, изрубил ладьи Ярослава со словами: «хотим ещё биться с Болеславом и со Святополком». Решением веча горожане обложили себя чрезвычайным налогом, каждый свободный «муж» отдал по 4 куны, бояре платили по 18 гривен, а городские старейшины – по десять. Собрав необходимую сумму Ярослав смог вновь нанять скандинавов. Ещё до прибытия наёмников, Ярослав с новгородцами напал на один из городов, признавших власть Святополка и захватил его.
Поняв, что Ярослав не считает себя побеждённым, Болеслав попытался вызволить свою дочь из Новгорода, обменяв на его жену. Анна, однако, прибыла в Новгород уже в гробу. Причины её смерти не выяснены до сих пор. Обмен так и не состоялся, никто из дочерей Владимира отпущен не был, а Предславу Болеслав сделал своей наложницей. Обладая в Киеве реальной властью, он вёл себя здесь как хозяин, и не собираясь уходить. Мириться долго с таким положением Святополк не смог. Польские насилия быстро озлобили население Южной Руси и как только от киевского князя поступила соответствующая санкция («Сколько есть поляков по городам, избивайте их») беспощадное восстание вспыхнуло повсюду. Лишившись большей части оставленных на Руси сил, Болеслав вынужден был уйти, но при этом вывез из Киева всё награбленное, а также дочерей Владимира. Остались под его властью и западные окраины Владимировой державы.
Заслав, в конце 1018 г., сватов к конунгу шведов Олаву, Ярослав своё вдовство очень быстро «конвертировал» в дополнительную военную силу. Согласие на брак принцессы Ингигерд с новгородским князем было получено и весной следующего года невеста в сопровождении западношведского ополчения, а также новых партий наёмников прибыла в «северную столицу». Шведов из Гаутланда привёл ярл Рёгнвальд - двоюродный брат Ингигерд или Ирины, как теперь её будут звать на Руси. Согласно брачному договору, Ярослав дарил жене Ладогу с областью, а ярл становился здесь наместником и главой всех варягов в войсках Ярослава. Отпраздновав свадьбу, князь с новгородцами и норманнами выступил на юг. Окончательно потерявший поддержку населения Святополк попытался сопротивляться, но был легко разбит и бежал к печенегам, Ярослав же укрепился в Киеве, вновь готовясь к отражению степного нашествия.
«Окаянный» Святополк почти год готовил свой реванш и весной 1019 г. вступил на Русь «в силе тяжкой», собрав, как видно, максимальное количество воинов от всех печенежских «колен». Печенеги, как всегда, были готовы к войне, к тому же они наверняка желали отомстить Ярославу за свои поражения. С ними, по данным «Саги об Эймунде», шли и «влахи», предки румын. Две огромные рати встретились у р. Альты. Русские и варяги, выйдя перед рассветом из соснового бора, построились вдоль опушки, памятной по недавнему убиению здесь князя Бориса. Далее расстилалась ровная пустошь, которую позже назовут Борисовым полем («Борисполь»), а пока – «Летьским полем». Сейчас, в свете наступающего дня, эта равнина темнела от огромного человеческого скопища и вид его холодил сердца даже самых отважных.
Уловив суть момента или рассчитав всё загодя, Ярослав, встав перед строем, на месте где четыре года тому назад стоял шатёр Бориса, и воздев руки к небу, воззвал к Богу и братьям: «Кровь брата моего вопиет к Тебе, Владыко! Отомсти за кровь праведника сего, как отомстил за кровь Авеля, наложив на братоубийцу Каина стенание и трепет, так наложи и на этого! Братья мои, если телом своим и отошли отсюда, но молитвою помогите мне на противника сего, и на убийцу гордого»! Теперь должен был свершиться Божий суд и впервые русскому воинству помогали святые мученики Борис и Глеб.
С первыми лучами солнца полки «сступились, покрыв поле Летьское» и началась ещё небывалая на Руси сеча. ПВЛ отмечает тесноту на поле боя, в которой бойцы хватали друг друга руками. Трижды в продолжение этого дня утомлённые противники расходились и сходились снова. Лишь к вечеру, когда из-под груд мёртвых тел уже стекали ручейки крови, одолел Ярослав. Само описание этой битвы, так поразившей современников, отчасти стало трафаретным для летописцев последующих времён.
Святополк снова бежал, но возвращаться к печенегам уже не рискнул и направился в Польшу, но рассчитывать на прежние отношения с Болеславом он не мог и бежал далее, уже без какой-либо цели. В этом бегстве от пережитых потрясений и несчастий «окаянный» братоубийца сошёл с ума - им овладела мания преследования, вдобавок его, по-видимому, разбил паралич. Окончил свои дни Святополк «в пустыне между ляхами и чехами», где летописец указывает его реально существовавшую могилу.
Любопытно проанализировать возникновение прозвища этого князя. Владимир Даль выводит этимологию данного слова от глагола «окаивать», «окаять» - «признать от(из)верженным, достойным проклятия» (В. Даль. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1955. Т. II. С. 661), но, если в том же томе найдём основу – слово «каять» в значении «порицать, осуждать, карить» (С. 101), увидим, что смысловой акцент несколько сместится. Чувствуется, что «окаивать» - это обобщение, оно выглядит искусственным и едва ли пришло из народной речи. Представляется, что в начале народное осуждение Святополка, которого «каяли»-порицали люди за содеянное им над братьями, попало в устную проповедь духовенства, не просто осудившего такого князя-братоубийцу, а уподобившее его Каину, первому убийце своего брата. Такое созвучие не могло не найти отклика в народе, где Святополка, после осуждения Церковью, восприняли уже резче. Он стал - «окаянным», объектом всеобщего осуждения-«окаяния», в том числе и в смысле: «окаинившимся» (выражение Валентина Иванова), подобным Каину проклятым и нераскаявшимся грешником. С другой стороны, всеобщее «окаивание» Святополка, как явление общественной жизни, под рукой монаха легло на пергамент новыми словами: эпитетом и термином в языке.Помирившись с Генрихом, Болеслав и находившийся при нём Святополк, смогли перейти к наступательным действиям. Летом 1018 г. войска сошлись на берегах Буга. Внезапной атакой в день праздника Марии Магдалины 22 июля, поляки застигли врасплох войско Ярослава и после упорного сопротивления разгромили наголову, взяв множество пленных. Князь бежал в Новгород «с четырьмя мужами». В Киев вступили ляхи, вставшие гарнизонами и в других крупных городах. Теперь в плену оказались жена Ярослава Анна, сестра Предслава и вся женская часть семьи Владимира.
Ярослав, не надеясь усидеть в Новгороде, думал бежать в Швецию, но новгородцы решили иначе, они не собирались подчиняться Киеву на условиях победителя. Судьба Руси вновь решилась на севере. Узнав о намерениях своего князя, народ, возглавляемый Константином Добрыничем, изрубил ладьи Ярослава со словами: «хотим ещё биться с Болеславом и со Святополком». Решением веча горожане обложили себя чрезвычайным налогом, каждый свободный «муж» отдал по 4 куны, бояре платили по 18 гривен, а городские старейшины – по десять. Собрав необходимую сумму Ярослав смог вновь нанять скандинавов. Ещё до прибытия наёмников, Ярослав с новгородцами напал на один из городов, признавших власть Святополка и захватил его.
Поняв, что Ярослав не считает себя побеждённым, Болеслав попытался вызволить свою дочь из Новгорода, обменяв на его жену. Анна, однако, прибыла в Новгород уже в гробу. Причины её смерти не выяснены до сих пор. Обмен так и не состоялся, никто из дочерей Владимира отпущен не был, а Предславу Болеслав сделал своей наложницей. Обладая в Киеве реальной властью, он вёл себя здесь как хозяин, и не собираясь уходить. Мириться долго с таким положением Святополк не смог. Польские насилия быстро озлобили население Южной Руси и как только от киевского князя поступила соответствующая санкция («Сколько есть поляков по городам, избивайте их») беспощадное восстание вспыхнуло повсюду. Лишившись большей части оставленных на Руси сил, Болеслав вынужден был уйти, но при этом вывез из Киева всё награбленное, а также дочерей Владимира. Остались под его властью и западные окраины Владимировой державы.
Заслав, в конце 1018 г., сватов к конунгу шведов Олаву, Ярослав своё вдовство очень быстро «конвертировал» в дополнительную военную силу. Согласие на брак принцессы Ингигерд с новгородским князем было получено и весной следующего года невеста в сопровождении западношведского ополчения, а также новых партий наёмников прибыла в «северную столицу». Шведов из Гаутланда привёл ярл Рёгнвальд - двоюродный брат Ингигерд или Ирины, как теперь её будут звать на Руси. Согласно брачному договору, Ярослав дарил жене Ладогу с областью, а ярл становился здесь наместником и главой всех варягов в войсках Ярослава. Отпраздновав свадьбу, князь с новгородцами и норманнами выступил на юг. Окончательно потерявший поддержку населения Святополк попытался сопротивляться, но был легко разбит и бежал к печенегам, Ярослав же укрепился в Киеве, вновь готовясь к отражению степного нашествия.
«Окаянный» Святополк почти год готовил свой реванш и весной 1019 г. вступил на Русь «в силе тяжкой», собрав, как видно, максимальное количество воинов от всех печенежских «колен». Печенеги, как всегда, были готовы к войне, к тому же они наверняка желали отомстить Ярославу за свои поражения. С ними, по данным «Саги об Эймунде», шли и «влахи», предки румын. Две огромные рати встретились у р. Альты. Русские и варяги, выйдя перед рассветом из соснового бора, построились вдоль опушки, памятной по недавнему убиению здесь князя Бориса. Далее расстилалась ровная пустошь, которую позже назовут Борисовым полем («Борисполь»), а пока – «Летьским полем». Сейчас, в свете наступающего дня, эта равнина темнела от огромного человеческого скопища и вид его холодил сердца даже самых отважных.
Уловив суть момента или рассчитав всё загодя, Ярослав, встав перед строем, на месте где четыре года тому назад стоял шатёр Бориса, и воздев руки к небу, воззвал к Богу и братьям: «Кровь брата моего вопиет к Тебе, Владыко! Отомсти за кровь праведника сего, как отомстил за кровь Авеля, наложив на братоубийцу Каина стенание и трепет, так наложи и на этого! Братья мои, если телом своим и отошли отсюда, но молитвою помогите мне на противника сего, и на убийцу гордого»! Теперь должен был свершиться Божий суд и впервые русскому воинству помогали святые мученики Борис и Глеб.
С первыми лучами солнца полки «сступились, покрыв поле Летьское» и началась ещё небывалая на Руси сеча. ПВЛ отмечает тесноту на поле боя, в которой бойцы хватали друг друга руками. Трижды в продолжение этого дня утомлённые противники расходились и сходились снова. Лишь к вечеру, когда из-под груд мёртвых тел уже стекали ручейки крови, одолел Ярослав. Само описание этой битвы, так поразившей современников, отчасти стало трафаретным для летописцев последующих времён.
Святополк снова бежал, но возвращаться к печенегам уже не рискнул и направился в Польшу, но рассчитывать на прежние отношения с Болеславом он не мог и бежал далее, уже без какой-либо цели. В этом бегстве от пережитых потрясений и несчастий «окаянный» братоубийца сошёл с ума - им овладела мания преследования, вдобавок его, по-видимому, разбил паралич. Окончил свои дни Святополк «в пустыне между ляхами и чехами», где летописец указывает его реально существовавшую могилу.
Любопытно проанализировать возникновение прозвища этого князя. Владимир Даль выводит этимологию данного слова от глагола «окаивать», «окаять» - «признать от(из)верженным, достойным проклятия» (В. Даль. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1955. Т. II. С. 661), но, если в том же томе найдём основу – слово «каять» в значении «порицать, осуждать, карить» (С. 101), увидим, что смысловой акцент несколько сместится. Чувствуется, что «окаивать» - это обобщение, оно выглядит искусственным и едва ли пришло из народной речи. Представляется, что в начале народное осуждение Святополка, которого «каяли»-порицали люди за содеянное им над братьями, попало в устную проповедь духовенства, не просто осудившего такого князя-братоубийцу, а уподобившее его Каину, первому убийце своего брата. Такое созвучие не могло не найти отклика в народе, где Святополка, после осуждения Церковью, восприняли уже резче. Он стал - «окаянным», объектом всеобщего осуждения-«окаяния», в том числе и в смысле: «окаинившимся» (выражение Валентина Иванова), подобным Каину проклятым и нераскаявшимся грешником. С другой стороны, всеобщее «окаивание» Святополка, как явление общественной жизни, под рукой монаха легло на пергамент новыми словами: эпитетом и термином в языке.Помирившись с Генрихом, Болеслав и находившийся при нём Святополк, смогли перейти к наступательным действиям. Летом 1018 г. войска сошлись на берегах Буга. Внезапной атакой в день праздника Марии Магдалины 22 июля, поляки застигли врасплох войско Ярослава и после упорного сопротивления разгромили наголову, взяв множество пленных. Князь бежал в Новгород «с четырьмя мужами». В Киев вступили ляхи, вставшие гарнизонами и в других крупных городах. Теперь в плену оказались жена Ярослава Анна, сестра Предслава и вся женская часть семьи Владимира.
Ярослав, не надеясь усидеть в Новгороде, думал бежать в Швецию, но новгородцы решили иначе, они не собирались подчиняться Киеву на условиях победителя. Судьба Руси вновь решилась на севере. Узнав о намерениях своего князя, народ, возглавляемый Константином Добрыничем, изрубил ладьи Ярослава со словами: «хотим ещё биться с Болеславом и со Святополком». Решением веча горожане обложили себя чрезвычайным налогом, каждый свободный «муж» отдал по 4 куны, бояре платили по 18 гривен, а городские старейшины – по десять. Собрав необходимую сумму Ярослав смог вновь нанять скандинавов. Ещё до прибытия наёмников, Ярослав с новгородцами напал на один из городов, признавших власть Святополка и захватил его.
Поняв, что Ярослав не считает себя побеждённым, Болеслав попытался вызволить свою дочь из Новгорода, обменяв на его жену. Анна, однако, прибыла в Новгород уже в гробу. Причины её смерти не выяснены до сих пор. Обмен так и не состоялся, никто из дочерей Владимира отпущен не был, а Предславу Болеслав сделал своей наложницей. Обладая в Киеве реальной властью, он вёл себя здесь как хозяин, и не собираясь уходить. Мириться долго с таким положением Святополк не смог. Польские насилия быстро озлобили население Южной Руси и как только от киевского князя поступила соответствующая санкция («Сколько есть поляков по городам, избивайте их») беспощадное восстание вспыхнуло повсюду. Лишившись большей части оставленных на Руси сил, Болеслав вынужден был уйти, но при этом вывез из Киева всё награбленное, а также дочерей Владимира. Остались под его властью и западные окраины Владимировой державы.
Заслав, в конце 1018 г., сватов к конунгу шведов Олаву, Ярослав своё вдовство очень быстро «конвертировал» в дополнительную военную силу. Согласие на брак принцессы Ингигерд с новгородским князем было получено и весной следующего года невеста в сопровождении западношведского ополчения, а также новых партий наёмников прибыла в «северную столицу». Шведов из Гаутланда привёл ярл Рёгнвальд - двоюродный брат Ингигерд или Ирины, как теперь её будут звать на Руси. Согласно брачному договору, Ярослав дарил жене Ладогу с областью, а ярл становился здесь наместником и главой всех варягов в войсках Ярослава. Отпраздновав свадьбу, князь с новгородцами и норманнами выступил на юг. Окончательно потерявший поддержку населения Святополк попытался сопротивляться, но был легко разбит и бежал к печенегам, Ярослав же укрепился в Киеве, вновь готовясь к отражению степного нашествия.
«Окаянный» Святополк почти год готовил свой реванш и весной 1019 г. вступил на Русь «в силе тяжкой», собрав, как видно, максимальное количество воинов от всех печенежских «колен». Печенеги, как всегда, были готовы к войне, к тому же они наверняка желали отомстить Ярославу за свои поражения. С ними, по данным «Саги об Эймунде», шли и «влахи», предки румын. Две огромные рати встретились у р. Альты. Русские и варяги, выйдя перед рассветом из соснового бора, построились вдоль опушки, памятной по недавнему убиению здесь князя Бориса. Далее расстилалась ровная пустошь, которую позже назовут Борисовым полем («Борисполь»), а пока – «Летьским полем». Сейчас, в свете наступающего дня, эта равнина темнела от огромного человеческого скопища и вид его холодил сердца даже самых отважных.
Уловив суть момента или рассчитав всё загодя, Ярослав, встав перед строем, на месте где четыре года тому назад стоял шатёр Бориса, и воздев руки к небу, воззвал к Богу и братьям: «Кровь брата моего вопиет к Тебе, Владыко! Отомсти за кровь праведника сего, как отомстил за кровь Авеля, наложив на братоубийцу Каина стенание и трепет, так наложи и на этого! Братья мои, если телом своим и отошли отсюда, но молитвою помогите мне на противника сего, и на убийцу гордого»! Теперь должен был свершиться Божий суд и впервые русскому воинству помогали святые мученики Борис и Глеб.
С первыми лучами солнца полки «сступились, покрыв поле Летьское» и началась ещё небывалая на Руси сеча. ПВЛ отмечает тесноту на поле боя, в которой бойцы хватали друг друга руками. Трижды в продолжение этого дня утомлённые противники расходились и сходились снова. Лишь к вечеру, когда из-под груд мёртвых тел уже стекали ручейки крови, одолел Ярослав. Само описание этой битвы, так поразившей современников, отчасти стало трафаретным для летописцев последующих времён.
Святополк снова бежал, но возвращаться к печенегам уже не рискнул и направился в Польшу, но рассчитывать на прежние отношения с Болеславом он не мог и бежал далее, уже без какой-либо цели. В этом бегстве от пережитых потрясений и несчастий «окаянный» братоубийца сошёл с ума - им овладела мания преследования, вдобавок его, по-видимому, разбил паралич. Окончил свои дни Святополк «в пустыне между ляхами и чехами», где летописец указывает его реально существовавшую могилу.
Любопытно проанализировать возникновение прозвища этого князя. Владимир Даль выводит этимологию данного слова от глагола «окаивать», «окаять» - «признать от(из)верженным, достойным проклятия» (В. Даль. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1955. Т. II. С. 661), но, если в том же томе найдём основу – слово «каять» в значении «порицать, осуждать, карить» (С. 101), увидим, что смысловой акцент несколько сместится. Чувствуется, что «окаивать» - это обобщение, оно выглядит искусственным и едва ли пришло из народной речи. Представляется, что в начале народное осуждение Святополка, которого «каяли»-порицали люди за содеянное им над братьями, попало в устную проповедь духовенства, не просто осудившего такого князя-братоубийцу, а уподобившее его Каину, первому убийце своего брата. Такое созвучие не могло не найти отклика в народе, где Святополка, после осуждения Церковью, восприняли уже резче. Он стал - «окаянным», объектом всеобщего осуждения-«окаяния», в том числе и в смысле: «окаинившимся» (выражение Валентина Иванова), подобным Каину проклятым и нераскаявшимся грешником. С другой стороны, всеобщее «окаивание» Святополка, как явление общественной жизни, под рукой монаха легло на пергамент новыми словами: эпитетом и термином в языке.Помирившись с Генрихом, Болеслав и находившийся при нём Святополк, смогли перейти к наступательным действиям. Летом 1018 г. войска сошлись на берегах Буга. Внезапной атакой в день праздника Марии Магдалины 22 июля, поляки застигли врасплох войско Ярослава и после упорного сопротивления разгромили наголову, взяв множество пленных. Князь бежал в Новгород «с четырьмя мужами». В Киев вступили ляхи, вставшие гарнизонами и в других крупных городах. Теперь в плену оказались жена Ярослава Анна, сестра Предслава и вся женская часть семьи Владимира.
Ярослав, не надеясь усидеть в Новгороде, думал бежать в Швецию, но новгородцы решили иначе, они не собирались подчиняться Киеву на условиях победителя. Судьба Руси вновь решилась на севере. Узнав о намерениях своего князя, народ, возглавляемый Константином Добрыничем, изрубил ладьи Ярослава со словами: «хотим ещё биться с Болеславом и со Святополком». Решением веча горожане обложили себя чрезвычайным налогом, каждый свободный «муж» отдал по 4 куны, бояре платили по 18 гривен, а городские старейшины – по десять. Собрав необходимую сумму Ярослав смог вновь нанять скандинавов. Ещё до прибытия наёмников, Ярослав с новгородцами напал на один из городов, признавших власть Святополка и захватил его.
Поняв, что Ярослав не считает себя побеждённым, Болеслав попытался вызволить свою дочь из Новгорода, обменяв на его жену. Анна, однако, прибыла в Новгород уже в гробу. Причины её смерти не выяснены до сих пор. Обмен так и не состоялся, никто из дочерей Владимира отпущен не был, а Предславу Болеслав сделал своей наложницей. Обладая в Киеве реальной властью, он вёл себя здесь как хозяин, и не собираясь уходить. Мириться долго с таким положением Святополк не смог. Польские насилия быстро озлобили население Южной Руси и как только от киевского князя поступила соответствующая санкция («Сколько есть поляков по городам, избивайте их») беспощадное восстание вспыхнуло повсюду. Лишившись большей части оставленных на Руси сил, Болеслав вынужден был уйти, но при этом вывез из Киева всё награбленное, а также дочерей Владимира. Остались под его властью и западные окраины Владимировой державы.
Заслав, в конце 1018 г., сватов к конунгу шведов Олаву, Ярослав своё вдовство очень быстро «конвертировал» в дополнительную военную силу. Согласие на брак принцессы Ингигерд с новгородским князем было получено и весной следующего года невеста в сопровождении западношведского ополчения, а также новых партий наёмников прибыла в «северную столицу». Шведов из Гаутланда привёл ярл Рёгнвальд - двоюродный брат Ингигерд или Ирины, как теперь её будут звать на Руси. Согласно брачному договору, Ярослав дарил жене Ладогу с областью, а ярл становился здесь наместником и главой всех варягов в войсках Ярослава. Отпраздновав свадьбу, князь с новгородцами и норманнами выступил на юг. Окончательно потерявший поддержку населения Святополк попытался сопротивляться, но был легко разбит и бежал к печенегам, Ярослав же укрепился в Киеве, вновь готовясь к отражению степного нашествия.
«Окаянный» Святополк почти год готовил свой реванш и весной 1019 г. вступил на Русь «в силе тяжкой», собрав, как видно, максимальное количество воинов от всех печенежских «колен». Печенеги, как всегда, были готовы к войне, к тому же они наверняка желали отомстить Ярославу за свои поражения. С ними, по данным «Саги об Эймунде», шли и «влахи», предки румын. Две огромные рати встретились у р. Альты. Русские и варяги, выйдя перед рассветом из соснового бора, построились вдоль опушки, памятной по недавнему убиению здесь князя Бориса. Далее расстилалась ровная пустошь, которую позже назовут Борисовым полем («Борисполь»), а пока – «Летьским полем». Сейчас, в свете наступающего дня, эта равнина темнела от огромного человеческого скопища и вид его холодил сердца даже самых отважных.
Уловив суть момента или рассчитав всё загодя, Ярослав, встав перед строем, на месте где четыре года тому назад стоял шатёр Бориса, и воздев руки к небу, воззвал к Богу и братьям: «Кровь брата моего вопиет к Тебе, Владыко! Отомсти за кровь праведника сего, как отомстил за кровь Авеля, наложив на братоубийцу Каина стенание и трепет, так наложи и на этого! Братья мои, если телом своим и отошли отсюда, но молитвою помогите мне на противника сего, и на убийцу гордого»! Теперь должен был свершиться Божий суд и впервые русскому воинству помогали святые мученики Борис и Глеб.
С первыми лучами солнца полки «сступились, покрыв поле Летьское» и началась ещё небывалая на Руси сеча. ПВЛ отмечает тесноту на поле боя, в которой бойцы хватали друг друга руками. Трижды в продолжение этого дня утомлённые противники расходились и сходились снова. Лишь к вечеру, когда из-под груд мёртвых тел уже стекали ручейки крови, одолел Ярослав. Само описание этой битвы, так поразившей современников, отчасти стало трафаретным для летописцев последующих времён.
Святополк снова бежал, но возвращаться к печенегам уже не рискнул и направился в Польшу, но рассчитывать на прежние отношения с Болеславом он не мог и бежал далее, уже без какой-либо цели. В этом бегстве от пережитых потрясений и несчастий «окаянный» братоубийца сошёл с ума - им овладела мания преследования, вдобавок его, по-видимому, разбил паралич. Окончил свои дни Святополк «в пустыне между ляхами и чехами», где летописец указывает его реально существовавшую могилу.
Любопытно проанализировать возникновение прозвища этого князя. Владимир Даль выводит этимологию данного слова от глагола «окаивать», «окаять» - «признать от(из)верженным, достойным проклятия» (В. Даль. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1955. Т. II. С. 661), но, если в том же томе найдём основу – слово «каять» в значении «порицать, осуждать, карить» (С. 101), увидим, что смысловой акцент несколько сместится. Чувствуется, что «окаивать» - это обобщение, оно выглядит искусственным и едва ли пришло из народной речи. Представляется, что в начале народное осуждение Святополка, которого «каяли»-порицали люди за содеянное им над братьями, попало в устную проповедь духовенства, не просто осудившего такого князя-братоубийцу, а уподобившее его Каину, первому убийце своего брата. Такое созвучие не могло не найти отклика в народе, где Святополка, после осуждения Церковью, восприняли уже резче. Он стал - «окаянным», объектом всеобщего осуждения-«окаяния», в том числе и в смысле: «окаинившимся» (выражение Валентина Иванова), подобным Каину проклятым и нераскаявшимся грешником. С другой стороны, всеобщее «окаивание» Святополка, как явление общественной жизни, под рукой монаха легло на пергамент новыми словами: эпитетом и термином в языке.Помирившись с Генрихом, Болеслав и находившийся при нём Святополк, смогли перейти к наступательным действиям. Летом 1018 г. войска сошлись на берегах Буга. Внезапной атакой в день праздника Марии Магдалины 22 июля, поляки застигли врасплох войско Ярослава и после упорного сопротивления разгромили наголову, взяв множество пленных. Князь бежал в Новгород «с четырьмя мужами». В Киев вступили ляхи, вставшие гарнизонами и в других крупных городах. Теперь в плену оказались жена Ярослава Анна, сестра Предслава и вся женская часть семьи Владимира.
Ярослав, не надеясь усидеть в Новгороде, думал бежать в Швецию, но новгородцы решили иначе, они не собирались подчиняться Киеву на условиях победителя. Судьба Руси вновь решилась на севере. Узнав о намерениях своего князя, народ, возглавляемый Константином Добрыничем, изрубил ладьи Ярослава со словами: «хотим ещё биться с Болеславом и со Святополком». Решением веча горожане обложили себя чрезвычайным налогом, каждый свободный «муж» отдал по 4 куны, бояре платили по 18 гривен, а городские старейшины – по десять. Собрав необходимую сумму Ярослав смог вновь нанять скандинавов. Ещё до прибытия наёмников, Ярослав с новгородцами напал на один из городов, признавших власть Святополка и захватил его.
Поняв, что Ярослав не считает себя побеждённым, Болеслав попытался вызволить свою дочь из Новгорода, обменяв на его жену. Анна, однако, прибыла в Новгород уже в гробу. Причины её смерти не выяснены до сих пор. Обмен так и не состоялся, никто из дочерей Владимира отпущен не был, а Предславу Болеслав сделал своей наложницей. Обладая в Киеве реальной властью, он вёл себя здесь как хозяин, и не собираясь уходить. Мириться долго с таким положением Святополк не смог. Польские насилия быстро озлобили население Южной Руси и как только от киевского князя поступила соответствующая санкция («Сколько есть поляков по городам, избивайте их») беспощадное восстание вспыхнуло повсюду. Лишившись большей части оставленных на Руси сил, Болеслав вынужден был уйти, но при этом вывез из Киева всё награбленное, а также дочерей Владимира. Остались под его властью и западные окраины Владимировой державы.
Заслав, в конце 1018 г., сватов к конунгу шведов Олаву, Ярослав своё вдовство очень быстро «конвертировал» в дополнительную военную силу. Согласие на брак принцессы Ингигерд с новгородским князем было получено и весной следующего года невеста в сопровождении западношведского ополчения, а также новых партий наёмников прибыла в «северную столицу». Шведов из Гаутланда привёл ярл Рёгнвальд - двоюродный брат Ингигерд или Ирины, как теперь её будут звать на Руси. Согласно брачному договору, Ярослав дарил жене Ладогу с областью, а ярл становился здесь наместником и главой всех варягов в войсках Ярослава. Отпраздновав свадьбу, князь с новгородцами и норманнами выступил на юг. Окончательно потерявший поддержку населения Святополк попытался сопротивляться, но был легко разбит и бежал к печенегам, Ярослав же укрепился в Киеве, вновь готовясь к отражению степного нашествия.
«Окаянный» Святополк почти год готовил свой реванш и весной 1019 г. вступил на Русь «в силе тяжкой», собрав, как видно, максимальное количество воинов от всех печенежских «колен». Печенеги, как всегда, были готовы к войне, к тому же они наверняка желали отомстить Ярославу за свои поражения. С ними, по данным «Саги об Эймунде», шли и «влахи», предки румын. Две огромные рати встретились у р. Альты. Русские и варяги, выйдя перед рассветом из соснового бора, построились вдоль опушки, памятной по недавнему убиению здесь князя Бориса. Далее расстилалась ровная пустошь, которую позже назовут Борисовым полем («Борисполь»), а пока – «Летьским полем». Сейчас, в свете наступающего дня, эта равнина темнела от огромного человеческого скопища и вид его холодил сердца даже самых отважных.
Уловив суть момента или рассчитав всё загодя, Ярослав, встав перед строем, на месте где четыре года тому назад стоял шатёр Бориса, и воздев руки к небу, воззвал к Богу и братьям: «Кровь брата моего вопиет к Тебе, Владыко! Отомсти за кровь праведника сего, как отомстил за кровь Авеля, наложив на братоубийцу Каина стенание и трепет, так наложи и на этого! Братья мои, если телом своим и отошли отсюда, но молитвою помогите мне на противника сего, и на убийцу гордого»! Теперь должен был свершиться Божий суд и впервые русскому воинству помогали святые мученики Борис и Глеб.
С первыми лучами солнца полки «сступились, покрыв поле Летьское» и началась ещё небывалая на Руси сеча. ПВЛ отмечает тесноту на поле боя, в которой бойцы хватали друг друга руками. Трижды в продолжение этого дня утомлённые противники расходились и сходились снова. Лишь к вечеру, когда из-под груд мёртвых тел уже стекали ручейки крови, одолел Ярослав. Само описание этой битвы, так поразившей современников, отчасти стало трафаретным для летописцев последующих времён.
Святополк снова бежал, но возвращаться к печенегам уже не рискнул и направился в Польшу, но рассчитывать на прежние отношения с Болеславом он не мог и бежал далее, уже без какой-либо цели. В этом бегстве от пережитых потрясений и несчастий «окаянный» братоубийца сошёл с ума - им овладела мания преследования, вдобавок его, по-видимому, разбил паралич. Окончил свои дни Святополк «в пустыне между ляхами и чехами», где летописец указывает его реально существовавшую могилу.
Любопытно проанализировать возникновение прозвища этого князя. Владимир Даль выводит этимологию данного слова от глагола «окаивать», «окаять» - «признать от(из)верженным, достойным проклятия» (В. Даль. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1955. Т. II. С. 661), но, если в том же томе найдём основу – слово «каять» в значении «порицать, осуждать, карить» (С. 101), увидим, что смысловой акцент несколько сместится. Чувствуется, что «окаивать» - это обобщение, оно выглядит искусственным и едва ли пришло из народной речи. Представляется, что в начале народное осуждение Святополка, которого «каяли»-порицали люди за содеянное им над братьями, попало в устную проповедь духовенства, не просто осудившего такого князя-братоубийцу, а уподобившее его Каину, первому убийце своего брата. Такое созвучие не могло не найти отклика в народе, где Святополка, после осуждения Церковью, восприняли уже резче. Он стал - «окаянным», объектом всеобщего осуждения-«окаяния», в том числе и в смысле: «окаинившимся» (выражение Валентина Иванова), подобным Каину проклятым и нераскаявшимся грешником. С другой стороны, всеобщее «окаивание» Святополка, как явление общественной жизни, под рукой монаха легло на пергамент новыми словами: эпитетом и термином в языке.Помирившись с Генрихом, Болеслав и находившийся при нём Святополк, смогли перейти к наступательным действиям. Летом 1018 г. войска сошлись на берегах Буга. Внезапной атакой в день праздника Марии Магдалины 22 июля, поляки застигли врасплох войско Ярослава и после упорного сопротивления разгромили наголову, взяв множество пленных. Князь бежал в Новгород «с четырьмя мужами». В Киев вступили ляхи, вставшие гарнизонами и в других крупных городах. Теперь в плену оказались жена Ярослава Анна, сестра Предслава и вся женская часть семьи Владимира.
Ярослав, не надеясь усидеть в Новгороде, думал бежать в Швецию, но новгородцы решили иначе, они не собирались подчиняться Киеву на условиях победителя. Судьба Руси вновь решилась на севере. Узнав о намерениях своего князя, народ, возглавляемый Константином Добрыничем, изрубил ладьи Ярослава со словами: «хотим ещё биться с Болеславом и со Святополком». Решением веча горожане обложили себя чрезвычайным налогом, каждый свободный «муж» отдал по 4 куны, бояре платили по 18 гривен, а городские старейшины – по десять. Собрав необходимую сумму Ярослав смог вновь нанять скандинавов. Ещё до прибытия наёмников, Ярослав с новгородцами напал на один из городов, признавших власть Святополка и захватил его.
Поняв, что Ярослав не считает себя побеждённым, Болеслав попытался вызволить свою дочь из Новгорода, обменяв на его жену. Анна, однако, прибыла в Новгород уже в гробу. Причины её смерти не выяснены до сих пор. Обмен так и не состоялся, никто из дочерей Владимира отпущен не был, а Предславу Болеслав сделал своей наложницей. Обладая в Киеве реальной властью, он вёл себя здесь как хозяин, и не собираясь уходить. Мириться долго с таким положением Святополк не смог. Польские насилия быстро озлобили население Южной Руси и как только от киевского князя поступила соответствующая санкция («Сколько есть поляков по городам, избивайте их») беспощадное восстание вспыхнуло повсюду. Лишившись большей части оставленных на Руси сил, Болеслав вынужден был уйти, но при этом вывез из Киева всё награбленное, а также дочерей Владимира. Остались под его властью и западные окраины Владимировой державы.
Заслав, в конце 1018 г., сватов к конунгу шведов Олаву, Ярослав своё вдовство очень быстро «конвертировал» в дополнительную военную силу. Согласие на брак принцессы Ингигерд с новгородским князем было получено и весной следующего года невеста в сопровождении западношведского ополчения, а также новых партий наёмников прибыла в «северную столицу». Шведов из Гаутланда привёл ярл Рёгнвальд - двоюродный брат Ингигерд или Ирины, как теперь её будут звать на Руси. Согласно брачному договору, Ярослав дарил жене Ладогу с областью, а ярл становился здесь наместником и главой всех варягов в войсках Ярослава. Отпраздновав свадьбу, князь с новгородцами и норманнами выступил на юг. Окончательно потерявший поддержку населения Святополк попытался сопротивляться, но был легко разбит и бежал к печенегам, Ярослав же укрепился в Киеве, вновь готовясь к отражению степного нашествия.
«Окаянный» Святополк почти год готовил свой реванш и весной 1019 г. вступил на Русь «в силе тяжкой», собрав, как видно, максимальное количество воинов от всех печенежских «колен». Печенеги, как всегда, были готовы к войне, к тому же они наверняка желали отомстить Ярославу за свои поражения. С ними, по данным «Саги об Эймунде», шли и «влахи», предки румын. Две огромные рати встретились у р. Альты. Русские и варяги, выйдя перед рассветом из соснового бора, построились вдоль опушки, памятной по недавнему убиению здесь князя Бориса. Далее расстилалась ровная пустошь, которую позже назовут Борисовым полем («Борисполь»), а пока – «Летьским полем». Сейчас, в свете наступающего дня, эта равнина темнела от огромного человеческого скопища и вид его холодил сердца даже самых отважных.
Уловив суть момента или рассчитав всё загодя, Ярослав, встав перед строем, на месте где четыре года тому назад стоял шатёр Бориса, и воздев руки к небу, воззвал к Богу и братьям: «Кровь брата моего вопиет к Тебе, Владыко! Отомсти за кровь праведника сего, как отомстил за кровь Авеля, наложив на братоубийцу Каина стенание и трепет, так наложи и на этого! Братья мои, если телом своим и отошли отсюда, но молитвою помогите мне на противника сего, и на убийцу гордого»! Теперь должен был свершиться Божий суд и впервые русскому воинству помогали святые мученики Борис и Глеб.
С первыми лучами солнца полки «сступились, покрыв поле Летьское» и началась ещё небывалая на Руси сеча. ПВЛ отмечает тесноту на поле боя, в которой бойцы хватали друг друга руками. Трижды в продолжение этого дня утомлённые противники расходились и сходились снова. Лишь к вечеру, когда из-под груд мёртвых тел уже стекали ручейки крови, одолел Ярослав. Само описание этой битвы, так поразившей современников, отчасти стало трафаретным для летописцев последующих времён.
Святополк снова бежал, но возвращаться к печенегам уже не рискнул и направился в Польшу, но рассчитывать на прежние отношения с Болеславом он не мог и бежал далее, уже без какой-либо цели. В этом бегстве от пережитых потрясений и несчастий «окаянный» братоубийца сошёл с ума - им овладела мания преследования, вдобавок его, по-видимому, разбил паралич. Окончил свои дни Святополк «в пустыне между ляхами и чехами», где летописец указывает его реально существовавшую могилу.
Любопытно проанализировать возникновение прозвища этого князя. Владимир Даль выводит этимологию данного слова от глагола «окаивать», «окаять» - «признать от(из)верженным, достойным проклятия» (В. Даль. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1955. Т. II. С. 661), но, если в том же томе найдём основу – слово «каять» в значении «порицать, осуждать, карить» (С. 101), увидим, что смысловой акцент несколько сместится. Чувствуется, что «окаивать» - это обобщение, оно выглядит искусственным и едва ли пришло из народной речи. Представляется, что в начале народное осуждение Святополка, которого «каяли»-порицали люди за содеянное им над братьями, попало в устную проповедь духовенства, не просто осудившего такого князя-братоубийцу, а уподобившее его Каину, первому убийце своего брата. Такое созвучие не могло не найти отклика в народе, где Святополка, после осуждения Церковью, восприняли уже резче. Он стал - «окаянным», объектом всеобщего осуждения-«окаяния», в том числе и в смысле: «окаинившимся» (выражение Валентина Иванова), подобным Каину проклятым и нераскаявшимся грешником. С другой стороны, всеобщее «окаивание» Святополка, как явление общественной жизни, под рукой монаха легло на пергамент новыми словами: эпитетом и термином в языке.Помирившись с Генрихом, Болеслав и находившийся при нём Святополк, смогли перейти к наступательным действиям. Летом 1018 г. войска сошлись на берегах Буга. Внезапной атакой в день праздника Марии Магдалины 22 июля, поляки застигли врасплох войско Ярослава и после упорного сопротивления разгромили наголову, взяв множество пленных. Князь бежал в Новгород «с четырьмя мужами». В Киев вступили ляхи, вставшие гарнизонами и в других крупных городах. Теперь в плену оказались жена Ярослава Анна, сестра Предслава и вся женская часть семьи Владимира.
Ярослав, не надеясь усидеть в Новгороде, думал бежать в Швецию, но новгородцы решили иначе, они не собирались подчиняться Киеву на условиях победителя. Судьба Руси вновь решилась на севере. Узнав о намерениях своего князя, народ, возглавляемый Константином Добрыничем, изрубил ладьи Ярослава со словами: «хотим ещё биться с Болеславом и со Святополком». Решением веча горожане обложили себя чрезвычайным налогом, каждый свободный «муж» отдал по 4 куны, бояре платили по 18 гривен, а городские старейшины – по десять. Собрав необходимую сумму Ярослав смог вновь нанять скандинавов. Ещё до прибытия наёмников, Ярослав с новгородцами напал на один из городов, признавших власть Святополка и захватил его.
Поняв, что Ярослав не считает себя побеждённым, Болеслав попытался вызволить свою дочь из Новгорода, обменяв на его жену. Анна, однако, прибыла в Новгород уже в гробу. Причины её смерти не выяснены до сих пор. Обмен так и не состоялся, никто из дочерей Владимира отпущен не был, а Предславу Болеслав сделал своей наложницей. Обладая в Киеве реальной властью, он вёл себя здесь как хозяин, и не собираясь уходить. Мириться долго с таким положением Святополк не смог. Польские насилия быстро озлобили население Южной Руси и как только от киевского князя поступила соответствующая санкция («Сколько есть поляков по городам, избивайте их») беспощадное восстание вспыхнуло повсюду. Лишившись большей части оставленных на Руси сил, Болеслав вынужден был уйти, но при этом вывез из Киева всё награбленное, а также дочерей Владимира. Остались под его властью и западные окраины Владимировой державы.
Заслав, в конце 1018 г., сватов к конунгу шведов Олаву, Ярослав своё вдовство очень быстро «конвертировал» в дополнительную военную силу. Согласие на брак принцессы Ингигерд с новгородским князем было получено и весной следующего года невеста в сопровождении западношведского ополчения, а также новых партий наёмников прибыла в «северную столицу». Шведов из Гаутланда привёл ярл Рёгнвальд - двоюродный брат Ингигерд или Ирины, как теперь её будут звать на Руси. Согласно брачному договору, Ярослав дарил жене Ладогу с областью, а ярл становился здесь наместником и главой всех варягов в войсках Ярослава. Отпраздновав свадьбу, князь с новгородцами и норманнами выступил на юг. Окончательно потерявший поддержку населения Святополк попытался сопротивляться, но был легко разбит и бежал к печенегам, Ярослав же укрепился в Киеве, вновь готовясь к отражению степного нашествия.
«Окаянный» Святополк почти год готовил свой реванш и весной 1019 г. вступил на Русь «в силе тяжкой», собрав, как видно, максимальное количество воинов от всех печенежских «колен». Печенеги, как всегда, были готовы к войне, к тому же они наверняка желали отомстить Ярославу за свои поражения. С ними, по данным «Саги об Эймунде», шли и «влахи», предки румын. Две огромные рати встретились у р. Альты. Русские и варяги, выйдя перед рассветом из соснового бора, построились вдоль опушки, памятной по недавнему убиению здесь князя Бориса. Далее расстилалась ровная пустошь, которую позже назовут Борисовым полем («Борисполь»), а пока – «Летьским полем». Сейчас, в свете наступающего дня, эта равнина темнела от огромного человеческого скопища и вид его холодил сердца даже самых отважных.
Уловив суть момента или рассчитав всё загодя, Ярослав, встав перед строем, на месте где четыре года тому назад стоял шатёр Бориса, и воздев руки к небу, воззвал к Богу и братьям: «Кровь брата моего вопиет к Тебе, Владыко! Отомсти за кровь праведника сего, как отомстил за кровь Авеля, наложив на братоубийцу Каина стенание и трепет, так наложи и на этого! Братья мои, если телом своим и отошли отсюда, но молитвою помогите мне на противника сего, и на убийцу гордого»! Теперь должен был свершиться Божий суд и впервые русскому воинству помогали святые мученики Борис и Глеб.
С первыми лучами солнца полки «сступились, покрыв поле Летьское» и началась ещё небывалая на Руси сеча. ПВЛ отмечает тесноту на поле боя, в которой бойцы хватали друг друга руками. Трижды в продолжение этого дня утомлённые противники расходились и сходились снова. Лишь к вечеру, когда из-под груд мёртвых тел уже стекали ручейки крови, одолел Ярослав. Само описание этой битвы, так поразившей современников, отчасти стало трафаретным для летописцев последующих времён.
Святополк снова бежал, но возвращаться к печенегам уже не рискнул и направился в Польшу, но рассчитывать на прежние отношения с Болеславом он не мог и бежал далее, уже без какой-либо цели. В этом бегстве от пережитых потрясений и несчастий «окаянный» братоубийца сошёл с ума - им овладела мания преследования, вдобавок его, по-видимому, разбил паралич. Окончил свои дни Святополк «в пустыне между ляхами и чехами», где летописец указывает его реально существовавшую могилу.
Любопытно проанализировать возникновение прозвища этого князя. Владимир Даль выводит этимологию данного слова от глагола «окаивать», «окаять» - «признать от(из)верженным, достойным проклятия» (В. Даль. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1955. Т. II. С. 661), но, если в том же томе найдём основу – слово «каять» в значении «порицать, осуждать, карить» (С. 101), увидим, что смысловой акцент несколько сместится. Чувствуется, что «окаивать» - это обобщение, оно выглядит искусственным и едва ли пришло из народной речи. Представляется, что в начале народное осуждение Святополка, которого «каяли»-порицали люди за содеянное им над братьями, попало в устную проповедь духовенства, не просто осудившего такого князя-братоубийцу, а уподобившее его Каину, первому убийце своего брата. Такое созвучие не могло не найти отклика в народе, где Святополка, после осуждения Церковью, восприняли уже резче. Он стал - «окаянным», объектом всеобщего осуждения-«окаяния», в том числе и в смысле: «окаинившимся» (выражение Валентина Иванова), подобным Каину проклятым и нераскаявшимся грешником. С другой стороны, всеобщее «окаивание» Святополка, как явление общественной жизни, под рукой монаха легло на пергамент новыми словами: эпитетом и термином в языке.Помирившись с Генрихом, Болеслав и находившийся при нём Святополк, смогли перейти к наступательным действиям. Летом 1018 г. войска сошлись на берегах Буга. Внезапной атакой в день праздника Марии Магдалины 22 июля, поляки застигли врасплох войско Ярослава и после упорного сопротивления разгромили наголову, взяв множество пленных. Князь бежал в Новгород «с четырьмя мужами». В Киев вступили ляхи, вставшие гарнизонами и в других крупных городах. Теперь в плену оказались жена Ярослава Анна, сестра Предслава и вся женская часть семьи Владимира.
Ярослав, не надеясь усидеть в Новгороде, думал бежать в Швецию, но новгородцы решили иначе, они не собирались подчиняться Киеву на условиях победителя. Судьба Руси вновь решилась на севере. Узнав о намерениях своего князя, народ, возглавляемый Константином Добрыничем, изрубил ладьи Ярослава со словами: «хотим ещё биться с Болеславом и со Святополком». Решением веча горожане обложили себя чрезвычайным налогом, каждый свободный «муж» отдал по 4 куны, бояре платили по 18 гривен, а городские старейшины – по десять. Собрав необходимую сумму Ярослав смог вновь нанять скандинавов. Ещё до прибытия наёмников, Ярослав с новгородцами напал на один из городов, признавших власть Святополка и захватил его.
Поняв, что Ярослав не считает себя побеждённым, Болеслав попытался вызволить свою дочь из Новгорода, обменяв на его жену. Анна, однако, прибыла в Новгород уже в гробу. Причины её смерти не выяснены до сих пор. Обмен так и не состоялся, никто из дочерей Владимира отпущен не был, а Предславу Болеслав сделал своей наложницей. Обладая в Киеве реальной властью, он вёл себя здесь как хозяин, и не собираясь уходить. Мириться долго с таким положением Святополк не смог. Польские насилия быстро озлобили население Южной Руси и как только от киевского князя поступила соответствующая санкция («Сколько есть поляков по городам, избивайте их») беспощадное восстание вспыхнуло повсюду. Лишившись большей части оставленных на Руси сил, Болеслав вынужден был уйти, но при этом вывез из Киева всё награбленное, а также дочерей Владимира. Остались под его властью и западные окраины Владимировой державы.
Заслав, в конце 1018 г., сватов к конунгу шведов Олаву, Ярослав своё вдовство очень быстро «конвертировал» в дополнительную военную силу. Согласие на брак принцессы Ингигерд с новгородским князем было получено и весной следующего года невеста в сопровождении западношведского ополчения, а также новых партий наёмников прибыла в «северную столицу». Шведов из Гаутланда привёл ярл Рёгнвальд - двоюродный брат Ингигерд или Ирины, как теперь её будут звать на Руси. Согласно брачному договору, Ярослав дарил жене Ладогу с областью, а ярл становился здесь наместником и главой всех варягов в войсках Ярослава. Отпраздновав свадьбу, князь с новгородцами и норманнами выступил на юг. Окончательно потерявший поддержку населения Святополк попытался сопротивляться, но был легко разбит и бежал к печенегам, Ярослав же укрепился в Киеве, вновь готовясь к отражению степного нашествия.
«Окаянный» Святополк почти год готовил свой реванш и весной 1019 г. вступил на Русь «в силе тяжкой», собрав, как видно, максимальное количество воинов от всех печенежских «колен». Печенеги, как всегда, были готовы к войне, к тому же они наверняка желали отомстить Ярославу за свои поражения. С ними, по данным «Саги об Эймунде», шли и «влахи», предки румын. Две огромные рати встретились у р. Альты. Русские и варяги, выйдя перед рассветом из соснового бора, построились вдоль опушки, памятной по недавнему убиению здесь князя Бориса. Далее расстилалась ровная пустошь, которую позже назовут Борисовым полем («Борисполь»), а пока – «Летьским полем». Сейчас, в свете наступающего дня, эта равнина темнела от огромного человеческого скопища и вид его холодил сердца даже самых отважных.
Уловив суть момента или рассчитав всё загодя, Ярослав, встав перед строем, на месте где четыре года тому назад стоял шатёр Бориса, и воздев руки к небу, воззвал к Богу и братьям: «Кровь брата моего вопиет к Тебе, Владыко! Отомсти за кровь праведника сего, как отомстил за кровь Авеля, наложив на братоубийцу Каина стенание и трепет, так наложи и на этого! Братья мои, если телом своим и отошли отсюда, но молитвою помогите мне на противника сего, и на убийцу гордого»! Теперь должен был свершиться Божий суд и впервые русскому воинству помогали святые мученики Борис и Глеб.
С первыми лучами солнца полки «сступились, покрыв поле Летьское» и началась ещё небывалая на Руси сеча. ПВЛ отмечает тесноту на поле боя, в которой бойцы хватали друг друга руками. Трижды в продолжение этого дня утомлённые противники расходились и сходились снова. Лишь к вечеру, когда из-под груд мёртвых тел уже стекали ручейки крови, одолел Ярослав. Само описание этой битвы, так поразившей современников, отчасти стало трафаретным для летописцев последующих времён.
Святополк снова бежал, но возвращаться к печенегам уже не рискнул и направился в Польшу, но рассчитывать на прежние отношения с Болеславом он не мог и бежал далее, уже без какой-либо цели. В этом бегстве от пережитых потрясений и несчастий «окаянный» братоубийца сошёл с ума - им овладела мания преследования, вдобавок его, по-видимому, разбил паралич. Окончил свои дни Святополк «в пустыне между ляхами и чехами», где летописец указывает его реально существовавшую могилу.
Любопытно проанализировать возникновение прозвища этого князя. Владимир Даль выводит этимологию данного слова от глагола «окаивать», «окаять» - «признать от(из)верженным, достойным проклятия» (В. Даль. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1955. Т. II. С. 661), но, если в том же томе найдём основу – слово «каять» в значении «порицать, осуждать, карить» (С. 101), увидим, что смысловой акцент несколько сместится. Чувствуется, что «окаивать» - это обобщение, оно выглядит искусственным и едва ли пришло из народной речи. Представляется, что в начале народное осуждение Святополка, которого «каяли»-порицали люди за содеянное им над братьями, попало в устную проповедь духовенства, не просто осудившего такого князя-братоубийцу, а уподобившее его Каину, первому убийце своего брата. Такое созвучие не могло не найти отклика в народе, где Святополка, после осуждения Церковью, восприняли уже резче. Он стал - «окаянным», объектом всеобщего осуждения-«окаяния», в том числе и в смысле: «окаинившимся» (выражение Валентина Иванова), подобным Каину проклятым и нераскаявшимся грешником. С другой стороны, всеобщее «окаивание» Святополка, как явление общественной жизни, под рукой монаха легло на пергамент новыми словами: эпитетом и термином в языке.Помирившись с Генрихом, Болеслав и находившийся при нём Святополк, смогли перейти к наступательным действиям. Летом 1018 г. войска сошлись на берегах Буга. Внезапной атакой в день праздника Марии Магдалины 22 июля, поляки застигли врасплох войско Ярослава и после упорного сопротивления разгромили наголову, взяв множество пленных. Князь бежал в Новгород «с четырьмя мужами». В Киев вступили ляхи, вставшие гарнизонами и в других крупных городах. Теперь в плену оказались жена Ярослава Анна, сестра Предслава и вся женская часть семьи Владимира.
Ярослав, не надеясь усидеть в Новгороде, думал бежать в Швецию, но новгородцы решили иначе, они не собирались подчиняться Киеву на условиях победителя. Судьба Руси вновь решилась на севере. Узнав о намерениях своего князя, народ, возглавляемый Константином Добрыничем, изрубил ладьи Ярослава со словами: «хотим ещё биться с Болеславом и со Святополком». Решением веча горожане обложили себя чрезвычайным налогом, каждый свободный «муж» отдал по 4 куны, бояре платили по 18 гривен, а городские старейшины – по десять. Собрав необходимую сумму Ярослав смог вновь нанять скандинавов. Ещё до прибытия наёмников, Ярослав с новгородцами напал на один из городов, признавших власть Святополка и захватил его.
Поняв, что Ярослав не считает себя побеждённым, Болеслав попытался вызволить свою дочь из Новгорода, обменяв на его жену. Анна, однако, прибыла в Новгород уже в гробу. Причины её смерти не выяснены до сих пор. Обмен так и не состоялся, никто из дочерей Владимира отпущен не был, а Предславу Болеслав сделал своей наложницей. Обладая в Киеве реальной властью, он вёл себя здесь как хозяин, и не собираясь уходить. Мириться долго с таким положением Святополк не смог. Польские насилия быстро озлобили население Южной Руси и как только от киевского князя поступила соответствующая санкция («Сколько есть поляков по городам, избивайте их») беспощадное восстание вспыхнуло повсюду. Лишившись большей части оставленных на Руси сил, Болеслав вынужден был уйти, но при этом вывез из Киева всё награбленное, а также дочерей Владимира. Остались под его властью и западные окраины Владимировой державы.
Заслав, в конце 1018 г., сватов к конунгу шведов Олаву, Ярослав своё вдовство очень быстро «конвертировал» в дополнительную военную силу. Согласие на брак принцессы Ингигерд с новгородским князем было получено и весной следующего года невеста в сопровождении западношведского ополчения, а также новых партий наёмников прибыла в «северную столицу». Шведов из Гаутланда привёл ярл Рёгнвальд - двоюродный брат Ингигерд или Ирины, как теперь её будут звать на Руси. Согласно брачному договору, Ярослав дарил жене Ладогу с областью, а ярл становился здесь наместником и главой всех варягов в войсках Ярослава. Отпраздновав свадьбу, князь с новгородцами и норманнами выступил на юг. Окончательно потерявший поддержку населения Святополк попытался сопротивляться, но был легко разбит и бежал к печенегам, Ярослав же укрепился в Киеве, вновь готовясь к отражению степного нашествия.
«Окаянный» Святополк почти год готовил свой реванш и весной 1019 г. вступил на Русь «в силе тяжкой», собрав, как видно, максимальное количество воинов от всех печенежских «колен». Печенеги, как всегда, были готовы к войне, к тому же они наверняка желали отомстить Ярославу за свои поражения. С ними, по данным «Саги об Эймунде», шли и «влахи», предки румын. Две огромные рати встретились у р. Альты. Русские и варяги, выйдя перед рассветом из соснового бора, построились вдоль опушки, памятной по недавнему убиению здесь князя Бориса. Далее расстилалась ровная пустошь, которую позже назовут Борисовым полем («Борисполь»), а пока – «Летьским полем». Сейчас, в свете наступающего дня, эта равнина темнела от огромного человеческого скопища и вид его холодил сердца даже самых отважных.
Уловив суть момента или рассчитав всё загодя, Ярослав, встав перед строем, на месте где четыре года тому назад стоял шатёр Бориса, и воздев руки к небу, воззвал к Богу и братьям: «Кровь брата моего вопиет к Тебе, Владыко! Отомсти за кровь праведника сего, как отомстил за кровь Авеля, наложив на братоубийцу Каина стенание и трепет, так наложи и на этого! Братья мои, если телом своим и отошли отсюда, но молитвою помогите мне на противника сего, и на убийцу гордого»! Теперь должен был свершиться Божий суд и впервые русскому воинству помогали святые мученики Борис и Глеб.
С первыми лучами солнца полки «сступились, покрыв поле Летьское» и началась ещё небывалая на Руси сеча. ПВЛ отмечает тесноту на поле боя, в которой бойцы хватали друг друга руками. Трижды в продолжение этого дня утомлённые противники расходились и сходились снова. Лишь к вечеру, когда из-под груд мёртвых тел уже стекали ручейки крови, одолел Ярослав. Само описание этой битвы, так поразившей современников, отчасти стало трафаретным для летописцев последующих времён.
Святополк снова бежал, но возвращаться к печенегам уже не рискнул и направился в Польшу, но рассчитывать на прежние отношения с Болеславом он не мог и бежал далее, уже без какой-либо цели. В этом бегстве от пережитых потрясений и несчастий «окаянный» братоубийца сошёл с ума - им овладела мания преследования, вдобавок его, по-видимому, разбил паралич. Окончил свои дни Святополк «в пустыне между ляхами и чехами», где летописец указывает его реально существовавшую могилу.
Любопытно проанализировать возникновение прозвища этого князя. Владимир Даль выводит этимологию данного слова от глагола «окаивать», «окаять» - «признать от(из)верженным, достойным проклятия» (В. Даль. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1955. Т. II. С. 661), но, если в том же томе найдём основу – слово «каять» в значении «порицать, осуждать, карить» (С. 101), увидим, что смысловой акцент несколько сместится. Чувствуется, что «окаивать» - это обобщение, оно выглядит искусственным и едва ли пришло из народной речи. Представляется, что в начале народное осуждение Святополка, которого «каяли»-порицали люди за содеянное им над братьями, попало в устную проповедь духовенства, не просто осудившего такого князя-братоубийцу, а уподобившее его Каину, первому убийце своего брата. Такое созвучие не могло не найти отклика в народе, где Святополка, после осуждения Церковью, восприняли уже резче. Он стал - «окаянным», объектом всеобщего осуждения-«окаяния», в том числе и в смысле: «окаинившимся» (выражение Валентина Иванова), подобным Каину проклятым и нераскаявшимся грешником. С другой стороны, всеобщее «окаивание» Святополка, как явление общественной жизни, под рукой монаха легло на пергамент новыми словами: эпитетом и термином в языке.Помирившись с Генрихом, Болеслав и находившийся при нём Святополк, смогли перейти к наступательным действиям. Летом 1018 г. войска сошлись на берегах Буга. Внезапной атакой в день праздника Марии Магдалины 22 июля, поляки застигли врасплох войско Ярослава и после упорного сопротивления разгромили наголову, взяв множество пленных. Князь бежал в Новгород «с четырьмя мужами». В Киев вступили ляхи, вставшие гарнизонами и в других крупных городах. Теперь в плену оказались жена Ярослава Анна, сестра Предслава и вся женская часть семьи Владимира.
Ярослав, не надеясь усидеть в Новгороде, думал бежать в Швецию, но новгородцы решили иначе, они не собирались подчиняться Киеву на условиях победителя. Судьба Руси вновь решилась на севере. Узнав о намерениях своего князя, народ, возглавляемый Константином Добрыничем, изрубил ладьи Ярослава со словами: «хотим ещё биться с Болеславом и со Святополком». Решением веча горожане обложили себя чрезвычайным налогом, каждый свободный «муж» отдал по 4 куны, бояре платили по 18 гривен, а городские старейшины – по десять. Собрав необходимую сумму Ярослав смог вновь нанять скандинавов. Ещё до прибытия наёмников, Ярослав с новгородцами напал на один из городов, признавших власть Святополка и захватил его.
Поняв, что Ярослав не считает себя побеждённым, Болеслав попытался вызволить свою дочь из Новгорода, обменяв на его жену. Анна, однако, прибыла в Новгород уже в гробу. Причины её смерти не выяснены до сих пор. Обмен так и не состоялся, никто из дочерей Владимира отпущен не был, а Предславу Болеслав сделал своей наложницей. Обладая в Киеве реальной властью, он вёл себя здесь как хозяин, и не собираясь уходить. Мириться долго с таким положением Святополк не смог. Польские насилия быстро озлобили население Южной Руси и как только от киевского князя поступила соответствующая санкция («Сколько есть поляков по городам, избивайте их») беспощадное восстание вспыхнуло повсюду. Лишившись большей части оставленных на Руси сил, Болеслав вынужден был уйти, но при этом вывез из Киева всё награбленное, а также дочерей Владимира. Остались под его властью и западные окраины Владимировой державы.
Заслав, в конце 1018 г., сватов к конунгу шведов Олаву, Ярослав своё вдовство очень быстро «конвертировал» в дополнительную военную силу. Согласие на брак принцессы Ингигерд с новгородским князем было получено и весной следующего года невеста в сопровождении западношведского ополчения, а также новых партий наёмников прибыла в «северную столицу». Шведов из Гаутланда привёл ярл Рёгнвальд - двоюродный брат Ингигерд или Ирины, как теперь её будут звать на Руси. Согласно брачному договору, Ярослав дарил жене Ладогу с областью, а ярл становился здесь наместником и главой всех варягов в войсках Ярослава. Отпраздновав свадьбу, князь с новгородцами и норманнами выступил на юг. Окончательно потерявший поддержку населения Святополк попытался сопротивляться, но был легко разбит и бежал к печенегам, Ярослав же укрепился в Киеве, вновь готовясь к отражению степного нашествия.
«Окаянный» Святополк почти год готовил свой реванш и весной 1019 г. вступил на Русь «в силе тяжкой», собрав, как видно, максимальное количество воинов от всех печенежских «колен». Печенеги, как всегда, были готовы к войне, к тому же они наверняка желали отомстить Ярославу за свои поражения. С ними, по данным «Саги об Эймунде», шли и «влахи», предки румын. Две огромные рати встретились у р. Альты. Русские и варяги, выйдя перед рассветом из соснового бора, построились вдоль опушки, памятной по недавнему убиению здесь князя Бориса. Далее расстилалась ровная пустошь, которую позже назовут Борисовым полем («Борисполь»), а пока – «Летьским полем». Сейчас, в свете наступающего дня, эта равнина темнела от огромного человеческого скопища и вид его холодил сердца даже самых отважных.
Уловив суть момента или рассчитав всё загодя, Ярослав, встав перед строем, на месте где четыре года тому назад стоял шатёр Бориса, и воздев руки к небу, воззвал к Богу и братьям: «Кровь брата моего вопиет к Тебе, Владыко! Отомсти за кровь праведника сего, как отомстил за кровь Авеля, наложив на братоубийцу Каина стенание и трепет, так наложи и на этого! Братья мои, если телом своим и отошли отсюда, но молитвою помогите мне на противника сего, и на убийцу гордого»! Теперь должен был свершиться Божий суд и впервые русскому воинству помогали святые мученики Борис и Глеб.
С первыми лучами солнца полки «сступились, покрыв поле Летьское» и началась ещё небывалая на Руси сеча. ПВЛ отмечает тесноту на поле боя, в которой бойцы хватали друг друга руками. Трижды в продолжение этого дня утомлённые противники расходились и сходились снова. Лишь к вечеру, когда из-под груд мёртвых тел уже стекали ручейки крови, одолел Ярослав. Само описание этой битвы, так поразившей современников, отчасти стало трафаретным для летописцев последующих времён.
Святополк снова бежал, но возвращаться к печенегам уже не рискнул и направился в Польшу, но рассчитывать на прежние отношения с Болеславом он не мог и бежал далее, уже без какой-либо цели. В этом бегстве от пережитых потрясений и несчастий «окаянный» братоубийца сошёл с ума - им овладела мания преследования, вдобавок его, по-видимому, разбил паралич. Окончил свои дни Святополк «в пустыне между ляхами и чехами», где летописец указывает его реально существовавшую могилу.
Любопытно проанализировать возникновение прозвища этого князя. Владимир Даль выводит этимологию данного слова от глагола «окаивать», «окаять» - «признать от(из)верженным, достойным проклятия» (В. Даль. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1955. Т. II. С. 661), но, если в том же томе найдём основу – слово «каять» в значении «порицать, осуждать, карить» (С. 101), увидим, что смысловой акцент несколько сместится. Чувствуется, что «окаивать» - это обобщение, оно выглядит искусственным и едва ли пришло из народной речи. Представляется, что в начале народное осуждение Святополка, которого «каяли»-порицали люди за содеянное им над братьями, попало в устную проповедь духовенства, не просто осудившего такого князя-братоубийцу, а уподобившее его Каину, первому убийце своего брата. Такое созвучие не могло не найти отклика в народе, где Святополка, после осуждения Церковью, восприняли уже резче. Он стал - «окаянным», объектом всеобщего осуждения-«окаяния», в том числе и в смысле: «окаинившимся» (выражение Валентина Иванова), подобным Каину проклятым и нераскаявшимся грешником. С другой стороны, всеобщее «окаивание» Святополка, как явление общественной жизни, под рукой монаха легло на пергамент новыми словами: эпитетом и термином в языке.Помирившись с Генрихом, Болеслав и находившийся при нём Святополк, смогли перейти к наступательным действиям. Летом 1018 г. войска сошлись на берегах Буга. Внезапной атакой в день праздника Марии Магдалины 22 июля, поляки застигли врасплох войско Ярослава и после упорного сопротивления разгромили наголову, взяв множество пленных. Князь бежал в Новгород «с четырьмя мужами». В Киев вступили ляхи, вставшие гарнизонами и в других крупных городах. Теперь в плену оказались жена Ярослава Анна, сестра Предслава и вся женская часть семьи Владимира.
Ярослав, не надеясь усидеть в Новгороде, думал бежать в Швецию, но новгородцы решили иначе, они не собирались подчиняться Киеву на условиях победителя. Судьба Руси вновь решилась на севере. Узнав о намерениях своего князя, народ, возглавляемый Константином Добрыничем, изрубил ладьи Ярослава со словами: «хотим ещё биться с Болеславом и со Святополком». Решением веча горожане обложили себя чрезвычайным налогом, каждый свободный «муж» отдал по 4 куны, бояре платили по 18 гривен, а городские старейшины – по десять. Собрав необходимую сумму Ярослав смог вновь нанять скандинавов. Ещё до прибытия наёмников, Ярослав с новгородцами напал на один из городов, признавших власть Святополка и захватил его.
Поняв, что Ярослав не считает себя побеждённым, Болеслав попытался вызволить свою дочь из Новгорода, обменяв на его жену. Анна, однако, прибыла в Новгород уже в гробу. Причины её смерти не выяснены до сих пор. Обмен так и не состоялся, никто из дочерей Владимира отпущен не был, а Предславу Болеслав сделал своей наложницей. Обладая в Киеве реальной властью, он вёл себя здесь как хозяин, и не собираясь уходить. Мириться долго с таким положением Святополк не смог. Польские насилия быстро озлобили население Южной Руси и как только от киевского князя поступила соответствующая санкция («Сколько есть поляков по городам, избивайте их») беспощадное восстание вспыхнуло повсюду. Лишившись большей части оставленных на Руси сил, Болеслав вынужден был уйти, но при этом вывез из Киева всё награбленное, а также дочерей Владимира. Остались под его властью и западные окраины Владимировой державы.
Заслав, в конце 1018 г., сватов к конунгу шведов Олаву, Ярослав своё вдовство очень быстро «конвертировал» в дополнительную военную силу. Согласие на брак принцессы Ингигерд с новгородским князем было получено и весной следующего года невеста в сопровождении западношведского ополчения, а также новых партий наёмников прибыла в «северную столицу». Шведов из Гаутланда привёл ярл Рёгнвальд - двоюродный брат Ингигерд или Ирины, как теперь её будут звать на Руси. Согласно брачному договору, Ярослав дарил жене Ладогу с областью, а ярл становился здесь наместником и главой всех варягов в войсках Ярослава. Отпраздновав свадьбу, князь с новгородцами и норманнами выступил на юг. Окончательно потерявший поддержку населения Святополк попытался сопротивляться, но был легко разбит и бежал к печенегам, Ярослав же укрепился в Киеве, вновь готовясь к отражению степного нашествия.
«Окаянный» Святополк почти год готовил свой реванш и весной 1019 г. вступил на Русь «в силе тяжкой», собрав, как видно, максимальное количество воинов от всех печенежских «колен». Печенеги, как всегда, были готовы к войне, к тому же они наверняка желали отомстить Ярославу за свои поражения. С ними, по данным «Саги об Эймунде», шли и «влахи», предки румын. Две огромные рати встретились у р. Альты. Русские и варяги, выйдя перед рассветом из соснового бора, построились вдоль опушки, памятной по недавнему убиению здесь князя Бориса. Далее расстилалась ровная пустошь, которую позже назовут Борисовым полем («Борисполь»), а пока – «Летьским полем». Сейчас, в свете наступающего дня, эта равнина темнела от огромного человеческого скопища и вид его холодил сердца даже самых отважных.
Уловив суть момента или рассчитав всё загодя, Ярослав, встав перед строем, на месте где четыре года тому назад стоял шатёр Бориса, и воздев руки к небу, воззвал к Богу и братьям: «Кровь брата моего вопиет к Тебе, Владыко! Отомсти за кровь праведника сего, как отомстил за кровь Авеля, наложив на братоубийцу Каина стенание и трепет, так наложи и на этого! Братья мои, если телом своим и отошли отсюда, но молитвою помогите мне на противника сего, и на убийцу гордого»! Теперь должен был свершиться Божий суд и впервые русскому воинству помогали святые мученики Борис и Глеб.
С первыми лучами солнца полки «сступились, покрыв поле Летьское» и началась ещё небывалая на Руси сеча. ПВЛ отмечает тесноту на поле боя, в которой бойцы хватали друг друга руками. Трижды в продолжение этого дня утомлённые противники расходились и сходились снова. Лишь к вечеру, когда из-под груд мёртвых тел уже стекали ручейки крови, одолел Ярослав. Само описание этой битвы, так поразившей современников, отчасти стало трафаретным для летописцев последующих времён.
Святополк снова бежал, но возвращаться к печенегам уже не рискнул и направился в Польшу, но рассчитывать на прежние отношения с Болеславом он не мог и бежал далее, уже без какой-либо цели. В этом бегстве от пережитых потрясений и несчастий «окаянный» братоубийца сошёл с ума - им овладела мания преследования, вдобавок его, по-видимому, разбил паралич. Окончил свои дни Святополк «в пустыне между ляхами и чехами», где летописец указывает его реально существовавшую могилу.
Любопытно проанализировать возникновение прозвища этого князя. Владимир Даль выводит этимологию данного слова от глагола «окаивать», «окаять» - «признать от(из)верженным, достойным проклятия» (В. Даль. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1955. Т. II. С. 661), но, если в том же томе найдём основу – слово «каять» в значении «порицать, осуждать, карить» (С. 101), увидим, что смысловой акцент несколько сместится. Чувствуется, что «окаивать» - это обобщение, оно выглядит искусственным и едва ли пришло из народной речи. Представляется, что в начале народное осуждение Святополка, которого «каяли»-порицали люди за содеянное им над братьями, попало в устную проповедь духовенства, не просто осудившего такого князя-братоубийцу, а уподобившее его Каину, первому убийце своего брата. Такое созвучие не могло не найти отклика в народе, где Святополка, после осуждения Церковью, восприняли уже резче. Он стал - «окаянным», объектом всеобщего осуждения-«окаяния», в том числе и в смысле: «окаинившимся» (выражение Валентина Иванова), подобным Каину проклятым и нераскаявшимся грешником. С другой стороны, всеобщее «окаивание» Святополка, как явление общественной жизни, под рукой монаха легло на пергамент новыми словами: эпитетом и термином в языке.Помирившись с Генрихом, Болеслав и находившийся при нём Святополк, смогли перейти к наступательным действиям. Летом 1018 г. войска сошлись на берегах Буга. Внезапной атакой в день праздника Марии Магдалины 22 июля, поляки застигли врасплох войско Ярослава и после упорного сопротивления разгромили наголову, взяв множество пленных. Князь бежал в Новгород «с четырьмя мужами». В Киев вступили ляхи, вставшие гарнизонами и в других крупных городах. Теперь в плену оказались жена Ярослава Анна, сестра Предслава и вся женская часть семьи Владимира.
Ярослав, не надеясь усидеть в Новгороде, думал бежать в Швецию, но новгородцы решили иначе, они не собирались подчиняться Киеву на условиях победителя. Судьба Руси вновь решилась на севере. Узнав о намерениях своего князя, народ, возглавляемый Константином Добрыничем, изрубил ладьи Ярослава со словами: «хотим ещё биться с Болеславом и со Святополком». Решением веча горожане обложили себя чрезвычайным налогом, каждый свободный «муж» отдал по 4 куны, бояре платили по 18 гривен, а городские старейшины – по десять. Собрав необходимую сумму Ярослав смог вновь нанять скандинавов. Ещё до прибытия наёмников, Ярослав с новгородцами напал на один из городов, признавших власть Святополка и захватил его.
Поняв, что Ярослав не считает себя побеждённым, Болеслав попытался вызволить свою дочь из Новгорода, обменяв на его жену. Анна, однако, прибыла в Новгород уже в гробу. Причины её смерти не выяснены до сих пор. Обмен так и не состоялся, никто из дочерей Владимира отпущен не был, а Предславу Болеслав сделал своей наложницей. Обладая в Киеве реальной властью, он вёл себя здесь как хозяин, и не собираясь уходить. Мириться долго с таким положением Святополк не смог. Польские насилия быстро озлобили население Южной Руси и как только от киевского князя поступила соответствующая санкция («Сколько есть поляков по городам, избивайте их») беспощадное восстание вспыхнуло повсюду. Лишившись большей части оставленных на Руси сил, Болеслав вынужден был уйти, но при этом вывез из Киева всё награбленное, а также дочерей Владимира. Остались под его властью и западные окраины Владимировой державы.
Заслав, в конце 1018 г., сватов к конунгу шведов Олаву, Ярослав своё вдовство очень быстро «конвертировал» в дополнительную военную силу. Согласие на брак принцессы Ингигерд с новгородским князем было получено и весной следующего года невеста в сопровождении западношведского ополчения, а также новых партий наёмников прибыла в «северную столицу». Шведов из Гаутланда привёл ярл Рёгнвальд - двоюродный брат Ингигерд или Ирины, как теперь её будут звать на Руси. Согласно брачному договору, Ярослав дарил жене Ладогу с областью, а ярл становился здесь наместником и главой всех варягов в войсках Ярослава. Отпраздновав свадьбу, князь с новгородцами и норманнами выступил на юг. Окончательно потерявший поддержку населения Святополк попытался сопротивляться, но был легко разбит и бежал к печенегам, Ярослав же укрепился в Киеве, вновь готовясь к отражению степного нашествия.
«Окаянный» Святополк почти год готовил свой реванш и весной 1019 г. вступил на Русь «в силе тяжкой», собрав, как видно, максимальное количество воинов от всех печенежских «колен». Печенеги, как всегда, были готовы к войне, к тому же они наверняка желали отомстить Ярославу за свои поражения. С ними, по данным «Саги об Эймунде», шли и «влахи», предки румын. Две огромные рати встретились у р. Альты. Русские и варяги, выйдя перед рассветом из соснового бора, построились вдоль опушки, памятной по недавнему убиению здесь князя Бориса. Далее расстилалась ровная пустошь, которую позже назовут Борисовым полем («Борисполь»), а пока – «Летьским полем». Сейчас, в свете наступающего дня, эта равнина темнела от огромного человеческого скопища и вид его холодил сердца даже самых отважных.
Уловив суть момента или рассчитав всё загодя, Ярослав, встав перед строем, на месте где четыре года тому назад стоял шатёр Бориса, и воздев руки к небу, воззвал к Богу и братьям: «Кровь брата моего вопиет к Тебе, Владыко! Отомсти за кровь праведника сего, как отомстил за кровь Авеля, наложив на братоубийцу Каина стенание и трепет, так наложи и на этого! Братья мои, если телом своим и отошли отсюда, но молитвою помогите мне на противника сего, и на убийцу гордого»! Теперь должен был свершиться Божий суд и впервые русскому воинству помогали святые мученики Борис и Глеб.
С первыми лучами солнца полки «сступились, покрыв поле Летьское» и началась ещё небывалая на Руси сеча. ПВЛ отмечает тесноту на поле боя, в которой бойцы хватали друг друга руками. Трижды в продолжение этого дня утомлённые противники расходились и сходились снова. Лишь к вечеру, когда из-под груд мёртвых тел уже стекали ручейки крови, одолел Ярослав. Само описание этой битвы, так поразившей современников, отчасти стало трафаретным для летописцев последующих времён.
Святополк снова бежал, но возвращаться к печенегам уже не рискнул и направился в Польшу, но рассчитывать на прежние отношения с Болеславом он не мог и бежал далее, уже без какой-либо цели. В этом бегстве от пережитых потрясений и несчастий «окаянный» братоубийца сошёл с ума - им овладела мания преследования, вдобавок его, по-видимому, разбил паралич. Окончил свои дни Святополк «в пустыне между ляхами и чехами», где летописец указывает его реально существовавшую могилу.
Любопытно проанализировать возникновение прозвища этого князя. Владимир Даль выводит этимологию данного слова от глагола «окаивать», «окаять» - «признать от(из)верженным, достойным проклятия» (В. Даль. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1955. Т. II. С. 661), но, если в том же томе найдём основу – слово «каять» в значении «порицать, осуждать, карить» (С. 101), увидим, что смысловой акцент несколько сместится. Чувствуется, что «окаивать» - это обобщение, оно выглядит искусственным и едва ли пришло из народной речи. Представляется, что в начале народное осуждение Святополка, которого «каяли»-порицали люди за содеянное им над братьями, попало в устную проповедь духовенства, не просто осудившего такого князя-братоубийцу, а уподобившее его Каину, первому убийце своего брата. Такое созвучие не могло не найти отклика в народе, где Святополка, после осуждения Церковью, восприняли уже резче. Он стал - «окаянным», объектом всеобщего осуждения-«окаяния», в том числе и в смысле: «окаинившимся» (выражение Валентина Иванова), подобным Каину проклятым и нераскаявшимся грешником. С другой стороны, всеобщее «окаивание» Святополка, как явление общественной жизни, под рукой монаха легло на пергамент новыми словами: эпитетом и термином в языке.Помирившись с Генрихом, Болеслав и находившийся при нём Святополк, смогли перейти к наступательным действиям. Летом 1018 г. войска сошлись на берегах Буга. Внезапной атакой в день праздника Марии Магдалины 22 июля, поляки застигли врасплох войско Ярослава и после упорного сопротивления разгромили наголову, взяв множество пленных. Князь бежал в Новгород «с четырьмя мужами». В Киев вступили ляхи, вставшие гарнизонами и в других крупных городах. Теперь в плену оказались жена Ярослава Анна, сестра Предслава и вся женская часть семьи Владимира.
Ярослав, не надеясь усидеть в Новгороде, думал бежать в Швецию, но новгородцы решили иначе, они не собирались подчиняться Киеву на условиях победителя. Судьба Руси вновь решилась на севере. Узнав о намерениях своего князя, народ, возглавляемый Константином Добрыничем, изрубил ладьи Ярослава со словами: «хотим ещё биться с Болеславом и со Святополком». Решением веча горожане обложили себя чрезвычайным налогом, каждый свободный «муж» отдал по 4 куны, бояре платили по 18 гривен, а городские старейшины – по десять. Собрав необходимую сумму Ярослав смог вновь нанять скандинавов. Ещё до прибытия наёмников, Ярослав с новгородцами напал на один из городов, признавших власть Святополка и захватил его.
Поняв, что Ярослав не считает себя побеждённым, Болеслав попытался вызволить свою дочь из Новгорода, обменяв на его жену. Анна, однако, прибыла в Новгород уже в гробу. Причины её смерти не выяснены до сих пор. Обмен так и не состоялся, никто из дочерей Владимира отпущен не был, а Предславу Болеслав сделал своей наложницей. Обладая в Киеве реальной властью, он вёл себя здесь как хозяин, и не собираясь уходить. Мириться долго с таким положением Святополк не смог. Польские насилия быстро озлобили население Южной Руси и как только от киевского князя поступила соответствующая санкция («Сколько есть поляков по городам, избивайте их») беспощадное восстание вспыхнуло повсюду. Лишившись большей части оставленных на Руси сил, Болеслав вынужден был уйти, но при этом вывез из Киева всё награбленное, а также дочерей Владимира. Остались под его властью и западные окраины Владимировой державы.
Заслав, в конце 1018 г., сватов к конунгу шведов Олаву, Ярослав своё вдовство очень быстро «конвертировал» в дополнительную военную силу. Согласие на брак принцессы Ингигерд с новгородским князем было получено и весной следующего года невеста в сопровождении западношведского ополчения, а также новых партий наёмников прибыла в «северную столицу». Шведов из Гаутланда привёл ярл Рёгнвальд - двоюродный брат Ингигерд или Ирины, как теперь её будут звать на Руси. Согласно брачному договору, Ярослав дарил жене Ладогу с областью, а ярл становился здесь наместником и главой всех варягов в войсках Ярослава. Отпраздновав свадьбу, князь с новгородцами и норманнами выступил на юг. Окончательно потерявший поддержку населения Святополк попытался сопротивляться, но был легко разбит и бежал к печенегам, Ярослав же укрепился в Киеве, вновь готовясь к отражению степного нашествия.
«Окаянный» Святополк почти год готовил свой реванш и весной 1019 г. вступил на Русь «в силе тяжкой», собрав, как видно, максимальное количество воинов от всех печенежских «колен». Печенеги, как всегда, были готовы к войне, к тому же они наверняка желали отомстить Ярославу за свои поражения. С ними, по данным «Саги об Эймунде», шли и «влахи», предки румын. Две огромные рати встретились у р. Альты. Русские и варяги, выйдя перед рассветом из соснового бора, построились вдоль опушки, памятной по недавнему убиению здесь князя Бориса. Далее расстилалась ровная пустошь, которую позже назовут Борисовым полем («Борисполь»), а пока – «Летьским полем». Сейчас, в свете наступающего дня, эта равнина темнела от огромного человеческого скопища и вид его холодил сердца даже самых отважных.
Уловив суть момента или рассчитав всё загодя, Ярослав, встав перед строем, на месте где четыре года тому назад стоял шатёр Бориса, и воздев руки к небу, воззвал к Богу и братьям: «Кровь брата моего вопиет к Тебе, Владыко! Отомсти за кровь праведника сего, как отомстил за кровь Авеля, наложив на братоубийцу Каина стенание и трепет, так наложи и на этого! Братья мои, если телом своим и отошли отсюда, но молитвою помогите мне на противника сего, и на убийцу гордого»! Теперь должен был свершиться Божий суд и впервые русскому воинству помогали святые мученики Борис и Глеб.
С первыми лучами солнца полки «сступились, покрыв поле Летьское» и началась ещё небывалая на Руси сеча. ПВЛ отмечает тесноту на поле боя, в которой бойцы хватали друг друга руками. Трижды в продолжение этого дня утомлённые противники расходились и сходились снова. Лишь к вечеру, когда из-под груд мёртвых тел уже стекали ручейки крови, одолел Ярослав. Само описание этой битвы, так поразившей современников, отчасти стало трафаретным для летописцев последующих времён.
Святополк снова бежал, но возвращаться к печенегам уже не рискнул и направился в Польшу, но рассчитывать на прежние отношения с Болеславом он не мог и бежал далее, уже без какой-либо цели. В этом бегстве от пережитых потрясений и несчастий «окаянный» братоубийца сошёл с ума - им овладела мания преследования, вдобавок его, по-видимому, разбил паралич. Окончил свои дни Святополк «в пустыне между ляхами и чехами», где летописец указывает его реально существовавшую могилу.
Любопытно проанализировать возникновение прозвища этого князя. Владимир Даль выводит этимологию данного слова от глагола «окаивать», «окаять» - «признать от(из)верженным, достойным проклятия» (В. Даль. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1955. Т. II. С. 661), но, если в том же томе найдём основу – слово «каять» в значении «порицать, осуждать, карить» (С. 101), увидим, что смысловой акцент несколько сместится. Чувствуется, что «окаивать» - это обобщение, оно выглядит искусственным и едва ли пришло из народной речи. Представляется, что в начале народное осуждение Святополка, которого «каяли»-порицали люди за содеянное им над братьями, попало в устную проповедь духовенства, не просто осудившего такого князя-братоубийцу, а уподобившее его Каину, первому убийце своего брата. Такое созвучие не могло не найти отклика в народе, где Святополка, после осуждения Церковью, восприняли уже резче. Он стал - «окаянным», объектом всеобщего осуждения-«окаяния», в том числе и в смысле: «окаинившимся» (выражение Валентина Иванова), подобным Каину проклятым и нераскаявшимся грешником. С другой стороны, всеобщее «окаивание» Святополка, как явление общественной жизни, под рукой монаха легло на пергамент новыми словами: эпитетом и термином в языке.Помирившись с Генрихом, Болеслав и находившийся при нём Святополк, смогли перейти к наступательным действиям. Летом 1018 г. войска сошлись на берегах Буга. Внезапной атакой в день праздника Марии Магдалины 22 июля, поляки застигли врасплох войско Ярослава и после упорного сопротивления разгромили наголову, взяв множество пленных. Князь бежал в Новгород «с четырьмя мужами». В Киев вступили ляхи, вставшие гарнизонами и в других крупных городах. Теперь в плену оказались жена Ярослава Анна, сестра Предслава и вся женская часть семьи Владимира.
Ярослав, не надеясь усидеть в Новгороде, думал бежать в Швецию, но новгородцы решили иначе, они не собирались подчиняться Киеву на условиях победителя. Судьба Руси вновь решилась на севере. Узнав о намерениях своего князя, народ, возглавляемый Константином Добрыничем, изрубил ладьи Ярослава со словами: «хотим ещё биться с Болеславом и со Святополком». Решением веча горожане обложили себя чрезвычайным налогом, каждый свободный «муж» отдал по 4 куны, бояре платили по 18 гривен, а городские старейшины – по десять. Собрав необходимую сумму Ярослав смог вновь нанять скандинавов. Ещё до прибытия наёмников, Ярослав с новгородцами напал на один из городов, признавших власть Святополка и захватил его.
Поняв, что Ярослав не считает себя побеждённым, Болеслав попытался вызволить свою дочь из Новгорода, обменяв на его жену. Анна, однако, прибыла в Новгород уже в гробу. Причины её смерти не выяснены до сих пор. Обмен так и не состоялся, никто из дочерей Владимира отпущен не был, а Предславу Болеслав сделал своей наложницей. Обладая в Киеве реальной властью, он вёл себя здесь как хозяин, и не собираясь уходить. Мириться долго с таким положением Святополк не смог. Польские насилия быстро озлобили население Южной Руси и как только от киевского князя поступила соответствующая санкция («Сколько есть поляков по городам, избивайте их») беспощадное восстание вспыхнуло повсюду. Лишившись большей части оставленных на Руси сил, Болеслав вынужден был уйти, но при этом вывез из Киева всё награбленное, а также дочерей Владимира. Остались под его властью и западные окраины Владимировой державы.
Заслав, в конце 1018 г., сватов к конунгу шведов Олаву, Ярослав своё вдовство очень быстро «конвертировал» в дополнительную военную силу. Согласие на брак принцессы Ингигерд с новгородским князем было получено и весной следующего года невеста в сопровождении западношведского ополчения, а также новых партий наёмников прибыла в «северную столицу». Шведов из Гаутланда привёл ярл Рёгнвальд - двоюродный брат Ингигерд или Ирины, как теперь её будут звать на Руси. Согласно брачному договору, Ярослав дарил жене Ладогу с областью, а ярл становился здесь наместником и главой всех варягов в войсках Ярослава. Отпраздновав свадьбу, князь с новгородцами и норманнами выступил на юг. Окончательно потерявший поддержку населения Святополк попытался сопротивляться, но был легко разбит и бежал к печенегам, Ярослав же укрепился в Киеве, вновь готовясь к отражению степного нашествия.
«Окаянный» Святополк почти год готовил свой реванш и весной 1019 г. вступил на Русь «в силе тяжкой», собрав, как видно, максимальное количество воинов от всех печенежских «колен». Печенеги, как всегда, были готовы к войне, к тому же они наверняка желали отомстить Ярославу за свои поражения. С ними, по данным «Саги об Эймунде», шли и «влахи», предки румын. Две огромные рати встретились у р. Альты. Русские и варяги, выйдя перед рассветом из соснового бора, построились вдоль опушки, памятной по недавнему убиению здесь князя Бориса. Далее расстилалась ровная пустошь, которую позже назовут Борисовым полем («Борисполь»), а пока – «Летьским полем». Сейчас, в свете наступающего дня, эта равнина темнела от огромного человеческого скопища и вид его холодил сердца даже самых отважных.
Уловив суть момента или рассчитав всё загодя, Ярослав, встав перед строем, на месте где четыре года тому назад стоял шатёр Бориса, и воздев руки к небу, воззвал к Богу и братьям: «Кровь брата моего вопиет к Тебе, Владыко! Отомсти за кровь праведника сего, как отомстил за кровь Авеля, наложив на братоубийцу Каина стенание и трепет, так наложи и на этого! Братья мои, если телом своим и отошли отсюда, но молитвою помогите мне на противника сего, и на убийцу гордого»! Теперь должен был свершиться Божий суд и впервые русскому воинству помогали святые мученики Борис и Глеб.
С первыми лучами солнца полки «сступились, покрыв поле Летьское» и началась ещё небывалая на Руси сеча. ПВЛ отмечает тесноту на поле боя, в которой бойцы хватали друг друга руками. Трижды в продолжение этого дня утомлённые противники расходились и сходились снова. Лишь к вечеру, когда из-под груд мёртвых тел уже стекали ручейки крови, одолел Ярослав. Само описание этой битвы, так поразившей современников, отчасти стало трафаретным для летописцев последующих времён.
Святополк снова бежал, но возвращаться к печенегам уже не рискнул и направился в Польшу, но рассчитывать на прежние отношения с Болеславом он не мог и бежал далее, уже без какой-либо цели. В этом бегстве от пережитых потрясений и несчастий «окаянный» братоубийца сошёл с ума - им овладела мания преследования, вдобавок его, по-видимому, разбил паралич. Окончил свои дни Святополк «в пустыне между ляхами и чехами», где летописец указывает его реально существовавшую могилу.
Любопытно проанализировать возникновение прозвища этого князя. Владимир Даль выводит этимологию данного слова от глагола «окаивать», «окаять» - «признать от(из)верженным, достойным проклятия» (В. Даль. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1955. Т. II. С. 661), но, если в том же томе найдём основу – слово «каять» в значении «порицать, осуждать, карить» (С. 101), увидим, что смысловой акцент несколько сместится. Чувствуется, что «окаивать» - это обобщение, оно выглядит искусственным и едва ли пришло из народной речи. Представляется, что в начале народное осуждение Святополка, которого «каяли»-порицали люди за содеянное им над братьями, попало в устную проповедь духовенства, не просто осудившего такого князя-братоубийцу, а уподобившее его Каину, первому убийце своего брата. Такое созвучие не могло не найти отклика в народе, где Святополка, после осуждения Церковью, восприняли уже резче. Он стал - «окаянным», объектом всеобщего осуждения-«окаяния», в том числе и в смысле: «окаинившимся» (выражение Валентина Иванова), подобным Каину проклятым и нераскаявшимся грешником. С другой стороны, всеобщее «окаивание» Святополка, как явление общественной жизни, под рукой монаха легло на пергамент новыми словами: эпитетом и термином в языке.