Иди: ты свободна. Теперь ты знаешь истину.
Миром правят семь смертных грехов. Из них дьявол больше всего «любит» гордыню, зависть и блуд. Так было и будет всегда, пока есть человек, пока существует мир.
Первый месяц осени самый приятный, особенно в Иудее: едва терпимая жара лета спадает. Хотя еще днем солнце припекает во всю, но не так, как в июле. К тому же наступает благословенное время: заканчивается сбор плодов и уже почти собран виноград. В том году урожай удался. Закрома заполнились ячменем и пшеницей. Выстроились длинные ряды амфор с маслом. Хватит до следующего урожая и на дань Риму. Голода не будет. Так что можно было от души справлять праздник урожая.…
Шел последний день суккота – Праздника кущей, 29 день месяца тишрей 5530 года от сотворения мира.
Молитвенное правило закончилось, почти все молящиеся ушли, осталось совсем немного. Они продолжали обсуждать сегодняшнюю церемонию Праздника, стоя возле ступеней храма
Всё было, как всегда: трижды ранним утром прохрипели три изогнутые трубы, когда Священник выливал из золотого сосуда воду, принесённую из Солоамского источника, в два серебряных чана с мелкими отверстиями. Вода, смешанная с вином, капала на пол храма, и проникала в землю, и, значит, молитвы о будущем урожае будут услышаны Господом
Как и в прежние дни, как и в прошедшие года всё было неизменно. Кроме одного. Опять тот молодой пророк, который уже несколько лет бродил по Иудее со своими учениками и призывал к покаянию, сказал странные слова о свете, принесенным им. О том, что теперь те, кто не захочет жить в этом свете будет иметь вечную тьму. Эти слова были непонятны и отвергались. Но были и те, кто услышал слова молодого пророка из Назарета и приняли их. Полностью, глубоко в сердце. Словами о Свете мира, об Истине, которую надо принять, чтобы стать свободными.
Человек из Назарета сидел на низкой скамеечке возле первой ступени Храма. Рядом стоял его самый молодой ученик, его звали Иоанн. Он всегда был с ним.
Остальных одиннадцати сейчас не было: после окончания молитвы они ушли готовиться к очередной трапезе «праздника веселья и сбора урожая».
Учитель сидел на скамейке, молчал, склонив голову, поглощённый своими думами. Дул тихий ветерок. Солнце еще не вошло в зенит и пока не торопилось проливать нестерпимый жар на землю. Но до жары оставалось совсем немного. Иоанн уже было открыл рот, чтобы позвать Учителя. Его остановил приближающийся шум.
С десяток мужчин, взмахивающие руками, громко кричащие проклятия, и обвинения, двигались к ступеням храма. Впереди они толкали женщину. Иоанн удивленно посмотрел на них и женщину. Большинство мужчин он знал. Это были зажиточные евреи из центральной части Иерусалима. Женщину он также видел много раз.
Сказать, что она был красива, - значит, не сказать ничего. Мирьям, так ее звали, была блудницей, известной всему Иерусалиму. Кого только не побывало в ее доме! И эти мужчины может быть тоже бывали за дверями дома Мирьям. Ее вытащили из дома, одетую в темно-красную шелковую симлу с тонким золотым рисунком. И хотя кетонет скрывал фигуру женщины, но все равно одежды были таковы, что соблазнительно, падая с плеч, они как будто назло предугадывали линии фигуры. Чуть вытянутое лицо с совершенными линиями чувствительных губ, тонких, едва различимых полосок, обрамляющих нос, украшали огромные бездонные иссиня-черные глаза.
Дочь финикийского торговца драгоценностями и иудейки с севера Палестины была отдана в жены богатому еврею из Иерусалима, когда ей исполнилось 16. Совместная жизнь была короткой: муж умер через два года после свадьбы. У него не был никаких родственников. Так бывает, но очень редко. Мирьям получила богатый дом, виноградник, рабов и прислугу. Но пустота царила в ее молодом сердце. Не было детей, не было любимого мужчины. Была только нерастраченная страсть. И хотя законы позволяли ей выйти замуж еще раз, - она ведь была вдовой, а, значит, «почти девственницей», она никак не могла решиться пойти к своднице.
Однажды в дверь ее дома постучали. Стоял сосед, Гершон. Смущенно улыбаясь, он протянул ей сафьяновый кошель, который так искусно делают в Финикии. Там позвякивали монеты. Он был довольно увесистый, Гершон – не такой уж старый, да и неплохо выглядел. Сначала Марьям оторопела и несколько стояла, не зная, что сказать.
- Ты молода, красива. Зачем тебе проводить время в одиночестве. Не бойся, я буду молчалив, как старая олива в Гефсиманском саду. А мешочек поможет тебе принять правильное решение. Купишь себе украшения или благовония из Египта. Там, говорят, их искусно делают.
- А ведь он прав, - подумала Марьям. - Чего я буду свирепеть в четырех стенах и молча пялится на снующих слуг? К тому же, - она едва заметно прикинула вес мешочка, - наверное там немало монет. Они ведь не будут лишними.
Гершон был первым. Потом появились и другие. Конечно, никто из мужчин не кричал на улицах о прелестях Мирьям, и о сладкой неге времени, проведенной с ней. Но всё же сплетня разлетелась по Иерусалиму. Она стала ненавидима всеми женщинами, мужья которых бывали у Марьям. Но более ее ненавидели те, кого она отвергала. Торговать красотой оказалось прибыльным делом. А поскольку женщина была красива, она могла выбирать.
В тот злополучный день в дверь постучался Иоел, старый мерзкий сборщик податей, ненавистный прислуга римских хозяев-завоевателей. Мирьям никогда не допускала его к себе. Противно было. К тому же гнилые зубы издавали отвратительный запах.
- Что ты хотел, - как можно спокойнее сказала Марьям.
- А ты, что не понимаешь, шлюха? Держи монеты и раздевайся быстрее. Я уже заждался.
- Нет, Иоел. Не получится. Не могу. Ступай восвояси. Надо готовиться к Шимини Ацерет, убирать шалаш, собираться к ночным танцам.
- Ты, что говоришь, мерзавка! Я пришел к тебе за радостью, а ты гонишь меня!
Иоел замахнулся, чтобы ударить женщину. Но стоявший поодаль слуга остановил руку мужчину. Вытолкал его за дверь.
Марьям тряслась, слезы катились ручьями, уничтожая краску ресниц. Никогда еще так не оскорбляли. Она присела на кресло, глянула в круглый серебряный диск.
Оттуда на нее посмотрела испуганная женщина с потёкшими глазами. Мирьям вздохнула. И вдруг увидела, что на полу лежит мешочек с монетами. Видно Иоел выронил его, когда пытался ударить ее. Отвратительное чувство вернулось к ней. Она встала и приказала слуге отдать кошель Иоелу. Прошло буквально несколько минут, слуга вернулся.
- Госпожа! Человек, который был здесь, стоит у дверей и просит тебя выйти. Он хочет просить прощения.
Марьям, едва сдерживаясь от плохого предчувствия подошла в двери, держа в руках мешочек с деньгами. Открыла дверь, с ужасом увидела, что Иоел был не один. Криво усмехаясь, рядом с ними стояли еще с десяток мужчин. Тех, которых она когда-то отвергла.
- Ну, тварь, теперь ты заплатишь за все. Мы приведем тебя к храму и там по решению Пророка тебя забьют камнями. Мой камень будет первым. И последний я тоже кину в тебя, обливающуюся кровью!
Марьям не успела даже крикнуть: мужчины схватили ее за руки и потащили к храму, ударяя ее длинными палками – посохами. Она даже не сопротивлялась, понимая, что всё закончилось. Страх захватил ее. Даже слезы перестали катиться из глаз. Сердца опустело. Совсем.
Учитель продолжал сидеть. Он даже не обернулся на шум. Иоел выступил вперед. Двое других мужчин держали поникшую Марьям.
- Ты учишь всех справедливости. Говоришь о свете, который ты принес. Вот и сегодня ты говорил об Истине, способной сделать нас свободными. Но, мы иудеи не были рабами! И, значит, твоя истина – ложь! Вот женщина. Она прелюбодейка. Она уничтожает семьи правоверных евреев. Ее надо судить по закону Моисея. Ты должен, законник, сказать свое слово, и мы приступим к исполнению требований закона Моисеева.
Учитель продолжал молчать. Иоел подошел ближе, полагая, что Иисус не слышал его выкрика. Не оборачиваюсь, Иисус негромко, но отчетливо произнес:
- Кто без греха, пусть первым бросит камень.
То, что он увидел на песке возле ног Учителя поразило Иоела, как молния дерево. Казалось, он превратился в соляную статую. Через мгновение зашатался, пытаясь удержаться на ногах. Затрясся, как в падучей, и вскоре побрел прочь. Но ту надпись он запомнил. На песке вспыхнуло: «Исчислен, исчислен, взвешен, разделен. Твой грех, Иоел – ты поклоняешься идолам» Такая же надпись, кроме поименования греха Иоела вспыхнула много лет назад на стене во время пира Валтасара. И вавилонское царство рухнуло, ушло в небытие. Конечно, Иоел, как правоверный иудей слышал эти слова.
Другие тоже стали подходить, изумленные тем, что произошло с Иоелом. И каждый из них тоже видел огненные слова и именование его смертного греха.
Иисус поднялся со скамьи, подошел к дрожащей женщине.
- Сестра, где твои судьи?
Мирьям оглянулась вокруг. Никого не было. И вся площадь перед Храмом тоже была пустынна. На ней было только трое: Иисус, Иоанн, и она.
- Их нет. Они ушли. И ты иди. Не греши более.
Женщина бросилась к ногам Иисуса, и, обливая стопы Учителя горячими слезами, молча плакала.
Иисус помог ей подняться и повторил:
- Иди, ты свободна. Ты увидела свет мира, ты услышала голос Отца Моего, ты можешь познать Истину. Не греши.
Марьям, склонила голову и пошла к своему дому.
На утро женщины, готовившие пищу для тринадцати, с удивлением увидели простоволосую, без единого украшения и даже следа краски на лице, но очень красивую женщину. Это была Марьям. Она молча подошла к Иуде: рядом с ним стоял ящик для пожертвований. Открыла его, приподняла довольно большой мешок из темного бархата, он был у нее в руках. В ящик с грохотом посыпались золотые и серебряные монеты, жемчуг, драгоценные камни, украшения Марьям.
- Учитель, сестры и братья! Я узнала Истину. Я продала дом, отдаю на наше общее благо мои украшения и деньги за дом. Я хочу быть с Вами до минуты, когда придет мой срок.
Так и случилось. Она видела последние минуты Иисуса.