Первая попытка времён Менелая и Агамемнона, Троянской войны и Ахилла выстроить греческий мир оказалась неудачной, хотя были «златообильные Микены», и гордые львиные ворота, и невероятной красоты и выразительности фрески Крита, но нечто случилось, и эти могучие государства рухнули под ударами невежественных и простодушных дорийцев в козьих шкурах, прокатившихся волной по всей Греции.
Есть остроумная версия историка Ю.В. Андреева о причинах наступления «Тёмных веков» и краха Микенской цивилизации: деградация духовной культуры микенского общества. «Стандартизированные жилища, святилища, погребения, домашняя утварь, бухгалтерские записи микенских архивов. Возникшая на этой старательно выровненной почве «массовая культура» постепенно охватила все слои общества, достигая даже и самых верхних его этажей», – говорит историк. И лёгкая, приятная, полная комфорта «гламурная» жизнь за пару поколений превратила воинов и мореходов в любителей спокойной жизни, мышцы общества заплыли жирком, и когда пришли воины, вооружённые невиданным прежде и непобедимым железным оружием, сплочённые волей тщеславных вождей, старая Греция рухнула, забыв на несколько столетий не только принципы строительства многоэтажных дворцов, но даже алфавит, и его через триста лет пришлось создавать заново!
Эти края, куда пришли дорийцы, ставшие через пару сотен лет греками, не были плодородны. Скудные поля, каменистая земля, редкие, не очень обширные леса, которые скоро съели приведённые дорийцами бесчисленные козы. Горы, то выше, то ниже. Иногда кипарисовые тенистые рощи. Небогатая, но теперь родная земля. Но память о славных победах. И острое зрение, твёрдая рука, уверенность, что ты можешь всё.
Глаз охотника и пастуха видел то, что было укрыто от ленивых: вот в роще мелькнуло нежное тело дриады среди листвы, в ручье играли, спасаясь от зноя, наяды, за скалой слышался топот кентавра, а приятель-рыбак рассказывал, что однажды веслом задел хвост огромной рыбы, которая, плеснув, открыла соблазнительное тело морской девы, она призывно протягивала руки, и большого труда стоило уплыть от её обильных прелестей...
Этот человек, живущий в трудах и борьбе, ничего не знал о чудесах. Всё вокруг было просто и естественно, потому что земля наполнена жизнью, как море – водой, а ночное небо – звёздами. Нужно просто внимательно смотреть, и тогда дряхлая старуха, которую ты, играя молодой силой, перенёс через горный ручей, обернётся богиней, напророчившей тебе в благодарность за учтивость славные подвиги и дивную жену, а толстый уж, скользнув в камни, вернётся к тебе стариком с улыбкой на сморщенных губах, который одарит тебя умной беседой, а дикий бык, встреченный на поляне, мог оказаться могучим богом, в капризе обретшим гору торжествующей плоти, чтобы покорить и увезти красавицу. Не было чудес – была естественная жизнь в её бесконечных проявлениях. А боги были естественной частью этой жизни.
Если бы Греция была единым государством, то, говорит историк М.Л. Гаспаров, «жрецы различных храмов организовали бы единую церковь и следили бы не только за тем, правильно ли люди поклоняются богам, но и за тем, правильно ли люди думают о богах». Но греческие города-полисы не способствовали рождению единого замкнутого сословия жрецов, как в Египте или Междуречье.
«Это были государственные должностные лица, избиравшиеся всенародным голосованием и следившие, чтобы государство не обидело своих богов и не лишилось их покровительства», – рассуждает историк. Не фанатик веры с горящими глазами, а выборный чиновник, контролирующий правильность ритуала. А вот во что ты веришь, как представляешь своих богов – это твоё дело. Именно поэтому, когда путник пытался понять, кто такой Зевс, ему отвечали по-разному. Обычный горожанин говорил: «Зевс – это покровитель нашего города, он такой могучий, наша защита, и его нужно чтить». А философ объяснял благожелательно: «Зевс – это великий нравственный закон, который организует жизнь, но вида и облика он не имеет!» – и начинал рассуждать о том, что есть хаос – мир, в котором нет порядка, а значит и смысла, но есть и космос – это мир, в который внесён порядок.
Но вмешавшийся в диспут поэт опровергал это рассуждение: «Зевс – это великий повелитель, который то и дело сбегает от своей ревнивой жены к прекрасным земным женщинам то в облике быка, то в перьях лебедя… и этим очень похож на обычных людей, искренне верящих, что соседка всегда красивее жены!»
Но не было в Греции обособленного сословия жрецов, носителей великих истин и хранителей таинств, может быть, поэтому некому было поправить тех, кто рассуждал о сущности богов. «Не было особой замкнутой касты жрецов, не было устойчивых религиозных догматов», – считал польский историк К. Куманецкий, поэтому рождается не таинственный, или звероподобный, или непредставимый образ богов, а появляется узнаваемый, привычный, понятый, сопоставимый с семьёй ряд высших сил, где Зевс – глава семейства (пантеона), его жена Гера – всегда рядом с ним и часто спорит с мужем и наставляет его на путь истинный, а их дети живут, то слушая отца, то поступая по-своему, часто наперекор – всё так же, как в обычной семье, но они могучи (хотя и обуреваемы вполне человеческими страстями, желаниями и склонностями), поэтому именно к их могуществу, говорит Куманецкий, взывают люди, «ожидая от них справедливого решения, наказания злых и награды добродетельным». Но когда наказание запаздывает или награда не приходит вовремя, греки рассудительно объясняют, что вмешались мойры, непредсказуемые богини судьбы, перед которыми бессилен даже Зевс.
Так рождается, считает историк Анн-Мари Бюттен, антропоморфизм: «Боги принимают человеческое обличье. Грекам необходимо как-то представлять себе своих богов». Греки искренне любят, восхищаются, негодуют и сострадают поступкам богов, они становятся близкими, домашними, но остаются грозными и могучими. Трудно представить человека, любящего Тецкатлипока, требующего сердец, вырванных из живой груди пленников, или восхищающегося красотой Тиамат, мучавшей своих возлюбленных! Но могучие, обаятельные, восхищающие даже в наше время облики богов и богинь, созданные греческими скульпторами…
По сути, греки сделали религию не сверхчувственным восприятием невыразимого, не сферой беспрекословного поклонения высшим силам, не инобытием… Религия была для грека составной частью его дня. Утром побывать на агоре, чтобы узнать новости, купить нужное, побеседовать со знающими людьми, потом отправиться в бани, вечером приготовить всё для завтрашней поездки в Пирей. И да-да, не забыть о дарах в храм!
Греки не знали надрывного фанатизма ацтеков и инков, когда для полноты жертвы под священный обсидиановый нож ложился юноша из знатного рода. Греки не знали пунктуальности храмов Иштар, где каждая молодая женщина обязана была отслужить богине своим телом и принести в храм золото. Греки видели в своих богах старших, опытных родичей, могущество которых можно достичь огромным напряжением тела и духа – так великий герой Ясон смог подняться к богам на Олимп.
Восхищает остроумная мысль французского историка Анн-Мари Бюттен: «Фактически поэты и скульпторы стали созидателями своих богов». Именно эти талантливые творцы дали облик абстрактным, отвлечённым понятиям, и теперь, когда грек «говорит о богах, он представляет их такими, каким представил их скульптор». И возникает удивительное, только Греции присущее религиозное ощущение: Бог могущественнее человека, но «он создан, как и человек, отсюда непринуждённость в контактах между богом и верующим».
Огромное воздействие, которое оказала греческая культура на культуру мировую, та философия, искусство, литература, которые стали основой мирового духовного опыта, возникли и стали вершинными, всеобщими только потому, что человек осознал себя не рабом, игрушкой, песчинкой в непонятных действиях высших сил, но личностью, прикосновенной к могуществу великих богов, личностью, способной в высшем напряжении духа подняться до высот, свойственных только богам – именно в этом великая заслуга греческого политеизма и антропоморфизма: многобожия и очеловечивания богов, но это стало причиной того, что греческие верования прожили какое-то время в республиканском Риме, но сменились христианством в Риме имперском – нужен был единой стране с единым правителем единый для всех бог.
Греческая религия не имела единой организации и учения, а состояла из общинных культов различных божеств, которые были сильны, но не были всемогущими. К тому же греческие боги очень часто совершали неблаговидные поступки, слишком похожие на поступки людей. Почитание этих богов было таким же радостным и сдержанным, и, как все греческое, лишено и экзальтации, и ненависти к тем, кто верит иначе. А широким массам нужен был святой идол для поклонения. Поэтому греческих богов и начали забывать, оставив о них в памяти только легенды и мифы.
Еще, как один из вариантов, можно предложить версию о том, что во времена рассвета Римской империи, в 353 году, был издан закон, запрещающий жертвоприношение греческим богам под угрозой смертной казни. Верить только так, как император приказал! В период с 356 по 365 годы смертная казни уже начала применяться даже за простое посещение языческих храмов. Отучили!
В 950 году был закрыт последний в мире греческий языческий храм в городе Харране. А уже в 988 году, были принудительно крещены последние лаконийцы-язычники – остались лишь прекрасные скульптуры, легенды, мифы, обогатившие мировую культуру.