Часть 1. Нерчинский договор 1689 г.
Часть 2. Айгунский договор 1858 г.
Неуступчивый Китай
Заключенный графом Муравьевым Айгунский договор стал важной вехой продвижения России на Дальнем Востоке: Россия получила столь желанные земли по левому берегу реки Амур, исключительное право на судоходство по рекам Амур, Сунгари и Уссури, земли же от реки Уссури до Тихого океана перешли в совместное владение России и Китая. Этот договор в России воспринимался как успех: уже совсем скоро в Иркутске были возведены в честь этого события триумфальные ворота, а графу Муравьеву пожалован титул «Амурский». Однако это соглашение не решало все проблемы России в регионе на тот момент. Никакой речи о постройке портов и создании крупных поселений на территории, находящейся в совместной собственности двух стран и речи идти не могло. Более того, Китай, на территории которого бушевала очередная Опиумная война, очень некстати одержал несколько локальных побед над европейцами, что поселило в нем ничем не оправданную уверенность в своих собственных силах. Окрыленные успехами китайцы начали упрямиться и вообще отказались ратифицировать Айгунский договор.
Положение России на Тихом океане на тот момент, говоря мягко, стало критическим. Англия и Франция собирались в новый поход на Пекин, и не было никаких оснований сомневаться в том, что они добьются своего и Россия получит у себя под боком еще одну недружественную территорию, подконтрольную западным странам, а о мечте о незамерзающих портах для русского флота и вовсе стоит забыть. Китай видел в России вероломного соседа, грозящего Поднебесной с Севера с целью откусить кусок пусть и неуправляемой, и плохо исследованной, но китайской территории. И ни Муравьев-Амурский ни кто-либо еще не был в состоянии это отношение изменить. России нужен был еще один неординарный человек, способный перевернуть игру и получить желаемый результат. Россия богата талантами – такой человек нашелся. Им оказался 28-летний дипломат и разведчик Николай Павлович Игнатьев.
Who is Mr. Ignatiev?
Будущий дипломат родился в семье военного офицера, определяющим моментом в карьере которого стало восстание декабристов. 14 декабря 1825 года молодой гвардейский офицер Павел Николаевич Игнатьев, вняв уговорам матери, вывел подчиненную ему роту Преображенского полка, однако не присоединился к восставшим, а стал одним из первых, кто встал под знамена нового императора Николая Первого. После этого карьера Павла Николаевича пошла в гору, пусть и не так быстро, как кто-то мог бы ожидать. По итогам своей долгой службы Павел Николаевич дослужился до чина генерал-адъютанта и даже занимал должность Председателя Комитета министров Российской Империи. Семья П.Н. Игнатьева всегда оставалась близкой к монаршей фамилии. Поэтому, когда в январе 1832 года в семье Игнатьевых родился первенец, названный Николаем, его крестным отцом стал старший сын и наследник государя юный Великий князь Александр Николаевич.
Ранние годы Николай Игнатьев провел в родительском доме и имениях, а после поступил в Пажеский корпус – самое привилегированное учебное заведение империи, которое в тот период возглавлял его отец. Кто-то мог бы подумать, что это даст фору молодому отпрыску знатной фамилии, расслабит его, однако Николай все 8 лет учился прилежно и показывал блестящие способности. По окончании корпуса юноша был отмечен на мраморной доске как лучший выпускник 1849 года. Закончив обучение в Пажеском корпусе, Игнатьев поступил в Николаевскую военную академию, которую окончил через 2 года с серебряной медалью. Особый интерес он всегда проявлял к военной и дипломатической истории. В начавшейся вскоре Крымской войне принять активного участия Игнатьев так и не успеет, однако, по отзывам современников, все равно вынесет из нее стойкое неприятие ко всему английскому в частности и к западному в целом, сформировавшись впоследствии как стойкий последователь идей славянофильства и панславизма.
В 1856 г. Игнатьев получает назначение в Лондон, куда отправляется в качестве военного агента. На месте Николай Павлович развил бурную деятельность. В его многочисленных донесениях говорилось о новых видах оружия, строительстве пушечных заводов, испытаниях нарезного оружия и разрывных снарядов, о расходах на вооружение, о состоянии английской армии, даются описания снарядов, пуль, патронов, технологии их производства. Время от времени Игнатьев даже высылал в Петербург образцы нового оружия, чертежи различных станков, производящих оружие, а также карты и специальную литературу. Собранная им разведывательная информация также очень сильно укрепила позиции русской делегации на Парижской конференции и позволила выгодно провести разграничение в Бессарабии, за что наш герой получил первый в жизни орден – Св. Станислава 2-й степени. На этой же конференции молодой дипломат подслушал информацию о том, что Англия и Франция собираются в новый поход в Китай, о чем безусловно сразу же и сообщил на верха в докладной записке. После этого последовала экспедиция в дикие Хиву и Бухару, где после встречи с Хивинским ханом на тот момент 27-летний глава экспедиции остался жив и невредим лишь благодаря счастливому случаю и предусмотрительно спрятанному в складках одежды пистолету. Несмотря на все трудности, Николай Павлович свою миссию там выполнил и благополучно вернулся в Россию, где уже не границе его ожидал пакет от Александра Второго с распоряжением отправиться с миссией в Китай.
Бесконечный пекинский тупик
Заехав перед отправкой ненадолго в Санкт-Петербург, 6 марта 1857 г. Николай Игнатьев отправляется в Сибирь, чтобы оттуда поехать уже непосредственно в Китай. Посольство передвигалось по суше с невероятной для тех лет скоростью: в сутки проходили до 300 верст. Уже 4 апреля Игнатьев прибыл в Иркутск к Муравьеву для того, чтобы освежить информацию о русских делах в Китае и согласовать действия. Спустя некоторое время, посол и генерал-губернатор вместе отправились в Кяхту, где целый месяц ожидали от китайских властей разрешения на въезд и проезд до Пекина. Для маленького купеческого городка приезд двух таких гостей стал событием десятилетия: в честь Муравьева и Игнатьева почти каждый день проводились приемы, званые обеды, балы и пикники. Когда же разрешение было наконец получено, маленькая Кяхта по достоинству проводила русское посольство. На границе собралась большая часть населения города, проход делегации сопровождал звон колоколов и артиллерийский салют. Считалось, что этим кяхтинцы возвысят авторитет Игнатьева в глазах китайцев. Примерно через месяц русская делегация уже стояла у ворот Пекина.
В посольстве Игнатьева было немало опытных людей, которые растолковали молодому посланнику всю сложность китайского церемониала. В дальнейшем эти знания немало поспособствовали успешному окончанию миссии. Пока же, Игнатьев проигнорировал советы встретивших его пекинских чиновников и въехал в город по-китайски на носилках с паланкином, чтобы все вокруг видели, что едет не абы кто, а знатный русский вельможа. Впредь Игнатьев будет строго следовать церемониалу, соответствующему его статусу, за что китайцы в Пекине и за его пределами станут его называть не иначе, как «И-Дажень», то есть сановник И. Благодаря полученным знаниям, И-Дажень также и отвергнет предложенный китайцами Дом переговоров, в котором китайцы обычно принимали послов вассальных государств. Вместо этого переговоры велись на территории Русского подворья.
Китайцы с самого начала переговоров «встали в позу»: мало того, что все предложения русской делегации были отвергнуты, так они еще и принялись всячески доказывать, что Айгунский договор был подписан сановником И-Шанем самовольно, за что тот уже был наказан императором. Более того, китайцы заявили, что русский посланник может вместо ратификационной грамоты увезти с собой главного виновника Айгунского казуса – князя И-Шаня и на этом его дипломатическая миссия будет завершена. Чтобы не быть голословными, на следующее утро китайцы прислали бедолагу И-Шаня с полицейским конвоем, впрочем, казачий караул сделал им «от ворот поворот». В другой день, китайский переговорщик Су-Шунь и вовсе в ярости швырнул на пол Айгунский договор с криком, что эта бумажка ничего не значит. Разумеется, за такое проявление дипломатического этикета он сразу же получил по шапке, но настроения в китайских верхах было понятны. Переговоры длились долгие 11 месяцев, за время которых на фронтах Опиумной войны произошли изменения. Китайцы внезапно одержали победу над англо-французскими силами под крепостью Дагу, что придало тем (неоправданной) уверенности в своих силах. Решив, что сейчас они окончательно изгонят европейских варваров со своей территории, китайцы захотели наконец-то спровадить из Пекина упорного русского посла. Представители династии Цинь, ожидавшие со дня на день англо-французских парламентеров, согласились-таки признать за Россией левый берег Амур, а пограничные вопросы предложили обсудить позже с губернатором Уссурийского края. Переговоры вновь зашли в тупик и Игнатьеву пришлось искать иной выход из сложившейся ситуации.
Из Пекина и обратно. Повесть о дипломате-эквилибристе
В перерывах между очередными сессиями переговоров, Игнатьев не терял времени зря. Он активно изучал Китай и китайцев, интересовался их обычаями, заводил полезные знакомства, растил агентуру в среде местных христиан и занимался благотворительностью – на собственные средства И-Дажень поддерживал материально албазинцев – потомков казаков, плененных китайцами при штурме крепости Албазин в XVII в. Игнатьев вел активную переписку с МИД. В ней Игнатьев передавал важные сведения о Поднебесной, докладывал о ходе переговоров и выдвигал предложения, направленные на укрепление русской переговорной позиции. В частности, в одном из писем Министру Иностранных Дел Горчакову Игнатьев предложил, не дожидаясь исхода переговоров, высадить по всему Приморью десанты, установить посты и разместить там русскую эскадру, чтобы «иностранные партнеры» четко видели кому эта территория на деле принадлежит. Вскоре это было реализовано усилиями генерал-губернатора Муравьева-Амурского. В ответном письме Горчаков предложил Игнатьеву воспользоваться опытом своего предшественника Путятина, то есть примкнуть к армии союзников, выступить в роли посредника и миротворца, а в награду потребовать ратификации Айгунского договора. Игнатьев принялся за реализацию этого плана.
Трудность претворения этого плана в жизнь состояла во вновь изменившейся позиции Китая. Там поняли, что Россия крайне раздражена их реакцией на свои предложения и теперь может выдать что-то «эдакое», что очень не понравится властям Поднебесной. Самым очевидным исходом китайцы видели возможный союз России с недавними противниками по Крымской войне и вступление ее в Опиумную войну. Именно поэтому было принято решение всеми правдами и неправдами не выпускать И-Даженя из города и не допускать налаживания контактов между русским посольством и англо-французским командованием. Китайцы были хитры, но Игнатьев оказался хитрее. После многочисленных и безрезультатных просьб, было принято решение бежать. Силами многочисленных агентов Игнатьева в городе были распущены противоречивые слухи о том, где и в каком направлении будет совершен побег. Рано утром 16 мая 1860 г. из Южного подворья выехало несколько повозок в сопровождении казаков. Повозки были не простые: у них были распилены оси и скреплены временными муфтами так, что, дернув за веревку, муфты можно было сдвинуть, создав полное впечатление сломанных осей. Процессия направилась к Южным воротам. Через некоторое время вслед за повозками направилась еще одна процессия: из подворья выехало два экипажа с сотрудниками посольства и были вынесены носилки посланника, в которых, разумеется, никого не было. Игнатьев, одетый в военный мундир, никем не замеченный выехал верхом и отправился вслед за передовыми повозками. Приблизившись к воротам, в нужный момент повозки «сломались» и заблокировали движение по улице. Стражники бросили свои посты и ринулись освобождать движение, началась суматоха, в ходе которой Игнатьев спокойно объехал затор, выехал за город, где и дождался всего кортежа.
Выбравшись из Пекина, русские проследовали в Шанхай, где в тот момент размещались войска союзников. Игнатьев быстро, хотя и не без проблем, завязал контакт с английским и французскими главами делегаций, сообщив тем, что якобы все разногласия между Россией и Китаем уже преодолены и он здесь лишь за тем, чтобы помочь европейским партнерам защитить их общие интересы. Уполномоченные сперва не поверили молодому русскому дипломату, но, поняв насколько хорошо он знает Китай, его обычаи, привычки и слабости его жителей, в итоге с радостью приняли его помощь. Примерно через 3 недели силы союзников выдвинулись на штурм Пекина. Решив не повторять ошибок прошлого, союзники взяли крепость Дагу с суши и двинулись прямиком на столицу Поднебесной. Русская делегация следовала чуть позади англо-французских войск, по причине того, что среди 6 русских кораблей не нашлось ни одного, который смог был следовать по реке вслед за англо-французами. Впрочем, и из этой неприятности, Игнатьев извлек пользу. Двигаясь по следам европейских войск, он ясно видел какое те причиняли местным «добро и благо» и внезапно стал адресатом для тысяч китайских жалобщиков, шедших к русскому послу в поисках защиты. Периодически за помощью к нему захаживали даже представители местных властей. Игнатьев осторожно отвечал, что мог бы им помочь, будь на то официальное обращение китайского правительства. В итоге, в народе поползли слухи, что благородный И-Дажень способен остановить войну, но ему мешают подлые китайские чиновники. Догнав союзников, Игнатьев предложил свои услуги по защите местных христиан от мародеров. Англичане с французами с радостью согласились. И-Дажень принялся выдавать всем просящим белые листочки с надписью «Christian» - «Христианин». Эти листочки китайцы прибивали на ворота и двери и вскоре пошел слух о том, что «русские бумажки» защищают от мародеров. Русский посол знал толк в PR-технологиях.
17 августа в Тяньцзине начались переговоры союзников с членом Верховного совета Гуй Ляном. Игнатьев понимал, что в таком тяжелом положении Китай согласится на условия союзников с тем, чтобы затянуть время, а уж как это китайцы умеют делать он знал, наверное, лучше всех. Поэтому его совет союзникам заключался в том, чтобы проверить наличие полномочий Гуй Ляна на подписание каких-либо договоров от лица государства. Удивительно, но оказалось, что у охотно согласившегося на все условия союзников сановника и правда не было на то никаких полномочий. Вот так неожиданность! Союзники восприняли это, как затягивание времени для подготовки китайской армии. Следующие переговоры прошли в городке Тунчжоу под Пекином. Стороны согласились почти по всем пунктам и казалось, что уже вот-вот миссия Николая Игнатьева будет провалена, но помог воистину счастливый случай. На обратном пути переговорщики оказались в тылу китайском армии в самый неподходящий момент: из-за банальной стычки французского офицера и монгольского всадника завязалась сначала драка, затем перестрелка, а потом все переросло в полноценное сражение двух армий, в котором, разумеется, победу одержали союзники. Проблема состояла лишь в том, что дипломаты союзников остались в руках китайцев. Живыми вернется лишь половина и поможет вернуть их Игнатьев.
Несмотря на победу и возврат части дипмиссии, союзники все равно приняли изрядную дозу «озверина» и ринулись на штурм Пекина, по пути разорив дворец Юаньминъюань, летнюю резиденцию императора, сам же император и вовсе бежал из Пекина, обставив это так, будто он выдвинулся в военный поход. Власть в стране перешла к князю Гун Цину. Игнатьев, в свою очередь, не без труда, но смог убедить союзников не штурмовать сам город и не сносить династию Цинь, поскольку тогда им будет просто не с кем договариваться о мире, контрибуциях и прочих приятностях послевоенного времени. Союзники остановились у ворот Пекина и потребовали от китайских властей передачи контроля над хотя бы одними городскими воротами, что и было выполнено. А первым, кто вошел через них в Пекин опередив всех, стал конечно же Игнатьев. Триумфальный въезд был обставлен максимально торжественно, чтобы китайцы четко знали кто здесь главный. Союзники были в ярости, но уже ничего не могли поделать с хитроумным русским дипломатом.
По прибытию И-Даженя в Пекин, его сразу посетили представители Гун Цина с просьбой стать посредником на переговорах между Китаем и союзниками. Игнатьев согласился, но поставил ряд условий: 1) Гун Цин должен был обратиться к Игнатьеву с письменной официальной просьбой о посредничестве; 2) китайские представители обязуются ничего не предпринимать без согласия с ним и не будут ничего скрывать от него; 3) справедливые территориальные требования России будут удовлетворены. Получив согласие по всем пунктам, Игнатьев приступил к своей миссии посредника на переговорах. В результате посреднической деятельности русского посланника английский и французский представители получили 20 октября 1860 г. официальное сообщение Гуна о принятии ультиматума. После этого штурм был отменен и начались переговоры между союзниками и китайскими уполномоченными. 24 и 25 октября были подписаны договоры с Англией и Францией соответственно. По новым договорам Китай обязывался выплатить огромную контрибуцию, открыть для иностранной торговли порт Тяньцзинь, Англия получила часть полуострова Цзюлунь, был легализован вывоз кули за границу. Игнатьев сумел убедить союзников не чинить разрушений в захваченных городах и в целом относиться к побежденным с максимально возможным для колониальных львов тех лет уважением.
2 ноября 1860 г. был заключен дополнительный Пекинский договор между Российской Империей и Китаем. В соответствии с ним восточная граница между Россией и Китаем устанавливалась, начиная от слияния рек Шилка и Аргунь, вниз по течению р. Амур до места впадения в неё р. Уссури. Земли, лежащие по левому берегу (на север) Амура, объявлялись принадлежащими России, а по правому берегу (на юг) — Китаю. Далее граница устанавливалась по рекам Уссури и Сунгача, оз. Ханка, р. Беленхэ (Тур) и далее по горному хребту к устью р. Хубиту (Хубту, Ушагоу) и от этого места «по горам, лежащим между р. Хуньчунь и морем до р. Тумыньцзян». Причём земли, лежащие к востоку от этой линии, объявлялись территорией России, а к западу от неё — территорией Китая. К договору была приложена карта восточного участка русско-китайской границы. Таким образом, Россия окончательно закрепила за собой Уссурийский край. Полученные по этому договору земли в настоящее время входят в состав Приморского и Хабаровского края. Была закреплена также и западная граница между двумя странами, она должна была проходить по ясно выраженным естественным ориентирам («следуя направлению гор, течению больших рек») и «линии ныне существующих китайских пикетов», от перевала Шабин-дабага в Саянском хребте до Кокандских владений. Договор подробно регламентировал русско-китайские торговые отношения. На протяжении всей граничной линии дозволялась свободная и беспошлинная меновая торговля между подданными обоих государств. Устанавливалось, что «русские купцы в Китае, а китайские в России состоят под особым покровительством обоих правительств». Русскому правительству разрешалось открыть свои консульства в Урге и Кашгаре. Китайское правительство, равным образом, могло назначить своих консулов в столицах и других городах Российской империи. 16 июня 1861 г. к Пекинскому договору в качестве составной его части был приложен протокол о размене картами и разграничении в Уссурийском крае.
В итоге, умелый блеф, дипломатическая эквилибристика и лавирование, знание людей, умение воспользоваться любыми, даже не самыми благоприятными обстоятельствами, проявленные графом Игнатьевым привели к тому, что Россия, пусть формально и не участвовала в Опиумной войне, но извлекла из нее самую большую пользу, плодами которой мы пользуемся и по сей день: установление контроля над Уссурийским краем позволило России окончательно получить доступ к Тихому океану и активно продолжить колонизацию Дальнего Востока. За заключение столь выгодного договора Игнатьев был награжден орденами Святого Владимира и Станислава и повышен до генерал-адъютанта. Вскоре он будет направлен посланником в Османскую империю, где добьется такого влияния, что будет прозван le vice-sultan, и станет национальным героем Болгарии, но это будет уже совсем другая история.
Подписывайтесь на канал "Россия в контексте" в Дзене и следите за нами в Телеграме - там еще больше интересных материалов.