В ожидании скорого появления Тимошки с горшком тёплой мясной похлёбки от Насти, отставной солдат точно исполнял указания жены. Уже не в первый раз Степанида поручала супругу постоянный пригляд за сушкой собранных трав и корешков.
С началом войны врачевательница и аптекарка существенно нарастила объёмы своего лекарственного производства. Умелых рабочих рук ей уже не хватало. И она постепенно стала привлекать супруга к ответственному и тонкому аптекарскому делу… К лету 1773 года Серафим был загружен женой специфическими обязанностями по полной.
А сейчас старый солдат сушил в тени навеса, развешанные на верёвках многочисленные пучки и связки растений… Постоянно прохаживался вдоль них, стряхивая на землю обнаруженных насекомых.
А ещё у Серафима под неусыпным наблюдением находились два широких деревянных стола. На них подвяливалось на жарком летнем солнце, доходило до нужной кондиции, разное измельченное в мелкую крошку растительное сырье… Основа будущих лекарственных препаратов.
Заготавливаемый впрок аптекарский полуфабрикат на обоих столах, через определённое время, отмеряемое стариком с помощью больших песочных часов, нужно было осторожно ворошить и перемешивать специальной деревянной лопаткой. От этих мелко нарубленных растений, истекающих соком, шёл дурманящий и терпкий запах… Впрочем, специфический аромат разных трав и едких химических веществ давно пропитал хату и подворье Кириных насквозь. Но хозяева на этот стойкий дух уже не обращали внимания.
А кроме прочего, Серафиму приходилось ещё и ухаживать за домашней живностью. Как справному станичнику без неё?
В загоне для птицы у Кириных содержалось с десяток кур и столько же гусей. Их всех отставному солдату требовалось накормить и напоить.
А ещё в небольшом фруктовом садике, за хатой, паслась коза. Короткая прочная верёвка не позволяла проказливой бестии добраться до нескольких огородных грядок, ухоженных трудолюбивыми крестьянскими руками Серафима. Созревающие посадки, кстати, тоже нуждались в каждодневных поливах и прополках... В общем, скучать оставленному на хозяйстве ветерану не приходилось!
Сама же Степанида, вверив четырёхлетнюю Алёнку заботам Насти, вместе с казачкой Василисой Бирюковой и выделенным им для охраны солдатом, при ружье и большом черкесском кинжале на поясе, отправилась с первыми лучами в ближнюю чащу. Этот дикий, заросший местами до полной непроходимости лес, кстати, уже получил у станичников и жителей Моздока собственное название - луковский. И именно здесь, в то утро, женщины выискивали и собирали в холщёвые заплечные мешки свои лекарственные травы и коренья.
Три станичницы теперь (включая Настю, естественно!), во главе со Степанидой, состояли на официальной государственной службе. Они получали казённое жалование и трудились круглый год не покладая рук. А работы им к этому военному лету только прибавилось.
Число раненых и заболевших в армии генерал-майора фон Медема не уменьшалось. Лишь постоянно росло…
Теперь все хворые воины размещались не только в двухэтажном госпитале, за стенами Моздокской крепости, где мест страждующим уже не хватало. Специально для казаков в станице Луковской открыли собственную больницу. И поручило руководство общины возглавить лекарское дело травнице и врачевательнице Степаниде Кириной.
Как и обещал станичный атаман Павел Татаринцев, он выделил под больницу три соседних хаты. Переселив по-новому бессемейных казаков. Из-за боевых потерь часть домов в Луковской, где молодые станичники обитали по типу общежития - всемером, или даже вдесятером - заметно обезлюдели.
Теперь в этих трёх высвободившихся хатах стояли рядами нары с казаками, пострадавшими от вражеских пуль и сабель... И лечились прочие станичники, подхватившие разные мирные хвори.
Степанида привлекла к уходу за тяжёлыми пациентами добровольцев из числа сердобольных женщин и наиболее ответственных подростков, жителей Луковской. Недостатка у неё в бескорыстных помощниках не было.
Добровольцы готовили еду и кормили тех, кто не мог из-за ран поднести ложку ко рту, стирали чужое исподнее, поддерживали чистоту в больничных хатах, носили воду, кололи дрова для печей… И утешали разговорами страдальцев.
Работы в станичной больнице хватало всем. А в связи с возросшим числом пациентов в Луковской и в крепости, увеличился и расход целительных порошков, отваров, настоек, заживляющих мазей… Которыми Степанида делилась по первому требованию с дипломированным и важным врачом-немцем, работающем в цитадели. А тот, в условиях дефицита завозных лекарств, всё чаще и чаще присылал к травнице гонца за проверенными на больных, хорошо зарекомендовавшими себя, снадобьями казачки.
Запасы готовых препаратов у Степаниды быстро таяли. Их постоянно требовалось пополнять.
Этим делом и занимались сейчас две женщины в луковском лесу, под охраной солдата. Выкраивая время в своих и без того хлопотных буднях, Степанида с Василисой часто собирали в последние месяцы нужные лекарственные ингредиенты не отходя далеко от станицы.
А потом, на пропахшем специфическими ароматами подворье Кириных, начиналось таинственное действо, напоминающее непосвящённым необразованным поселенцам, какое-то колдовство. Маленькая фармацевтическая артель дружно толкла собранные и высушенные растения в мелкозернистую кашицу, смешивала полученный природный продукт с разными химическими веществами и минералами в строгих пропорциях… Отмеряя тщательно все ингредиенты на чувствительных аптекарских весах.
Помощники Степаниды, под её строгим контролем, добавляли, порой, в свои лекарственные смеси животные жиры, кипящие отвары и настойки, разгущали снадобья крепким хлебным вином… А потом фасовали получившиеся целительные зелья и пахучие мази по маломерной посуде.
Стараниями этой фармацевтической артели на свет появлялись достаточно несложные, но довольно эффективные для 18 века лекарства. Готовые снадобья Степаниды обладали, порой, едким запахом и специфическим, малоприятным вкусом. А иногда они были просто опасны для жизни! Если, конечно, применять лекарство без рекомендаций врачевателя.
Основу фармакологии в середине 18 века составляло, преимущественно, местное растительное сырье. Распространёнными средствами борьбы с разными человеческими недугами у знахарей на Северном Кавказе являлись тогда снадобья, с главными ингредиентами в виде корня лопуха, девясила, одуванчика и копытня, плоды и листья боярышника и шиповника, кора ивы, ромашка, татарник, полынь, болотная трава аир... И множество других, часто встречавшихся растений, чью целительную силу люди заприметили уже давно.
***
Летом 1773 года командующий армией и начальник моздокской оборонительной линии граф фон Медем, сообщал с тревогой в письме на имя государыни, в Санкт-Петербург: «…От находящегося при новосоюзных Татарских ордах подполковника Стремоухова мною получено известие, что подосланы были Кабардинские уздени к Нагайским Татарам, в подданстве нашем ныне находящимся, с тем, чтобы уговорить их отложиться от России и соединиться с ними… На что и получили благоприятный отзыв от Едисанского мурзы Джан-Мамбет-бея. А с Турецкой стороны направлены на Северный Кавказ возмутители с письмами. И имели они в Закубанских ордах частые собрания для переговоров…»
Дело, к этому времени, в войне с Османской Портой постепенно склонялось к победе русского оружия. Однако, ситуация, несмотря на успехи империи на суше и на море, оставалась ещё весьма сложной.
Командующий армией фон Медем оборудовал к лету 1773 года, для более эффективного контроля за вверенным ему участком южной границы империи, две ставки. Одна находилась в так приглянувшейся графу станице Щедринской… А другая – в Моздокской крепости.
Перемещаясь часто между ними, следуя иногда большими отрядами вдоль всей кавказской пограничной линии, генерал-майор внимательно отслеживал обстановку. С помощью союзников и внедрённых в стан врага агентов фиксировал создающиеся новые военные и политические альянсы среди местной верхушки.
Он больше не планировал дальних, многодневных походов для своей армии, в виду её малочисленности. И занимался на линии преимущественно разведкой.
А с конца лета 1773 года все боевые действия на Северном Кавказе вообще были приостановлены. Здесь началась эпидемии бубонной чумы.
В урочище Мез-догу заразная болезнь пришла из-за Кубани и с западных территорий Большой Кабарды. Командование Моздокской крепости отреагировало на внезапную напасть незамедлительно и жёстко.
Все дороги, лесные тропы и любые подходы к цитадели, особенно с северо-западной стороны, уже в августе были наглухо перекрыты карантинными засадами. Пришлых людей, имеющих нездоровый вид, пытавшихся пробраться в крепость, предместье, или в станицу Луковскую, солдаты с казаками отлавливали ещё на дальних рубежах... И безжалостно гнали прочь из урочища. Но увы, даже эта радикальная мера не защитила поселенцев от заразы.
Едва в Моздоке был выявлен первый человек, заболевший бубонной чумой, генерал-майор фон Медем, находившийся в это время в крепости, тут же покинул пределы цитадели и урочища. Всем своим штабом, и с основной частью армии, он срочно передислоцировался в Щедринскую станицу… Подальше от заразы. Здесь больных с характерными красными пятнами на теле, ещё не выявляли.
Однако беда в урочище не ограничилась только бубонной чумой. Её в Моздоке, к счастью, получилось быстро обнаружить, локализовать и преодолеть, благодаря карантинным мерам.
Тяжёлым испытанием для поселенцев стала пора с конца августа 1773 года и до начала зимы... Тогда, к привнесённой извне бубонной чуме прибавилась и другая смертельная зараза – местная болотная лихорадка. Последнюю принесли людям полчища необычайно расплодившихся в тот год комаров вблизи цитадели.
Быстротечная, внезапно вспыхнувшая болезнь, сопровождалась у моздокцев иссушающим жаром и горячкой… К тому же, наряду с человеческими хворями, в урочище начался и необъяснимый всеобщий падеж скота. Поистине – беда не приходит одна!
В самые короткие сроки в пределах Моздокской крепости и предместья, по загадочной, так и не установленной причине, погибло в судорогах 400 лошадей, 1800 голов крупного рогатого скота, более 700 коз и овец... Запасы провианта в торговых лавках быстро таяли.
Однако восполнить убыль было непросто. Комендант крепости уже не мог распорядиться и послать обозы за новыми продуктами в соседние селения… И за необходимыми лекарствами в Кизляр и в Астрахань, для умирающих людей и животных. Не осталось к середине осени у поселенцев ни здоровых и сильных рабочих лошадей, ни волов, ни даже неприхотливых, выносливых ишаков, способных часами тащить по бездорожью свои нагруженные повозки.
Перенёсшие загадочную скотскую хворь и выжившие животные представляли собой жалкое зрелище – кожа да кости! Луковским казакам чудом удалось сберечь большинство своих боевых лошадей. Станичники неделями держали четвероногих соратников по подворьям, без выгула в табунах. А то и вообще - по закрытым конюшням. Без особой нужды боевых лошадей не использовали даже по службе… И оберегали их, как могли, от невидимой всепроникающей заразы.
Конец 45 части...