Павел Татаринцев перевёл взгляд на посерьёзневшую Степаниду:
- А у меня, собственно, дело лично к вам… Поскольку раненых у нас, вскорости, ожидается большое поступление, на совете у коменданта принято решение переоборудовать несколько пустующих хат в станице под лечебные дома. Для долговременного и надлежащего ухода за увечными казаками.
Павел Татаринцев произнёс с озабоченным видом:
- Осуществить нам надобно эту переделку за три оставшихся дня… Под вашим патронажем и строгим присмотром, Степанида Гавриловна! Вы ведь на луке главная теперь по лекарской части.
Станичный атаман хлопнул себя по коленям:
- Надеюсь на полное взаимопонимание и ваше рвение в столь ответственном деле! Комендант крепости желает официально поручить луковской травнице лечение раненых казаков. Соответствующую бумагу писари в канцелярии цитадели уже готовят.
Степанида ошарашено молчала, обдумывая сказанное... Озвученная станичным атаманом новость про официально возлагаемую на травницу ответственность за врачевание и долговременный уход за ранеными казаками прозвучала, фактически, приказом.
Павел Татаринцев, глядя понимающе на пожилую женщину с посапывающим младенцем на руках, смягчил голос… И, аргументируя уже, фактически, принятое за лекарку решение, добавил:
- Время нынче непростое, военное... Касаемо всех, без исключения! Считайте, что вы, Степанида Гавриловна, тоже рекрутированы на действительную военную службу… Хоть и женщина. Призваны по острой необходимости, как человек, сведущий в лекарском ремесле и изготовитель целебных снадобий.
Станичный атаман спохватился:
- Ах, да! Важное не сказал... Вам будет дадено комендантом крепости право нанять себе ещё двух человек в помощь. Для чего канцелярия цитадели полагает Степаниде Кириной казённое денежное содержание… И всяческое содействие в её лекарских хлопотах. А также денежную компенсацию всех затрат, понесённых при изготовлении исцеляющих препаратов.
Павел Татаринцев ободряюще улыбнулся:
- Не робейте, Степанида Гавриловна! Я вам тоже буду помогать всячески… Обращайтесь ко мне запросто, по малейшему поводу.
Кстати, в Моздокской крепости сейчас так же начали срочно освобождать и переоборудовать под военный госпиталь целое здание о двух этажах! В цитадели всем этим занимаются полковник Гак, вместе с гарнизонным немцем-лекарем...
- Между прочим, - вспомнил Павел Татаринцев, - на сегодняшнем совете у коменданта это именно он, врачеватель Шеффлер, попросил всех про луковскую травницу не забыть! И обязательно привлечь к лекарской работе, в связи с таким поступлением раненых.
А ещё гарнизонный целитель нахваливал нам какое-то ваше заживляющее снадобье из болотного корня. Название лекарства совсем из памяти вылетело… Немец, шельма учёная, все снадобья по латыни называл! И интересовался у коменданта с неудовольствием - почему его пригласили на совет, касающийся медицинских дел, а аптекарку-травницу из казачьей слободы не позвали?
- Надо же, - усмехнулась Степанида. - Неужто сей важный муж признал меня ровней себе в нашем ремесле? Удивил…
Но потом убрала язвительную улыбку с лица, и с достоинством, спокойно ответила станичному голове:
- Ну что ж… Коли всё уже решено на совете, то не мне, простой казачке, сызмальства выросшей на пограничье и привыкшей к строгому воинскому укладу, противоречить командирскому замыслу. Свой долг исполню со всем старанием. Не сомневайтесь – всё что знаю и умею, обращу теперь на излечение раненых в боевом походе.
Степанида наморщила лоб:
- Небольшой запас первоочередных необходимых лекарств у меня под рукой, слава Богу, имеется… Ну, а коли уж такое дело, будем срочно увеличивать производство целительных препаратов.
Травница переглянулась с Настей и задумчиво протянула:
- А если мне ещё дозволено и двух помощниц себе за казённый счёт нанять… Это хорошее подспорье! Возьму себе Настю в работницы… И, пожалуй, Василису Бирюкову!
- Василиса - это которая вдова с тремя детьми? – уточнил деловито станичный атаман.
- Она самая, - кивнула Степанида. – Мы с ней давно в приятельницах. Сия луковская казачка имеет безусловную способность к аккуратному и ответственному аптекарскому ремеслу. Ей сейчас нелегко одной приходится… Хоть и получает баба казённую деньгу за убиенного на службе мужа и содержание на детей. Да вы и сами про её семью всё знаете! Василиса с радостью ухватится за любой приработок. А за такой, который ей по душе – и подавно!
Степанида подытожила:
- Попробуем втроём, с Божьей помощью, обеспечить не только собственные нужды в разных лекарственных препаратах, для ухода за нашими ранеными казаками… Но и немцу-врачевателю из крепости поможем бескорыстно с целительскими снадобьями, если захочет. Коли уж так ему моя заживляющая мазь понравилась!
- Добре, - поднялся с лавки станичный атаман. – Оставайтесь с Богом! Жду вас, Степанида Гавриловна, в полдень у себя, в управе… Уже с готовыми предложениями по обустройству лечебных домов.
А я поехал пока по казачьим хатам вести поганые оглашать. Баб станичных вдовить, да детишек сиротить... Эх! Господь свидетель – лучше бы мне сейчас одному в смертельную атаку с шашкой на османов…
Попрощавшись с хозяевами, Павел Татаринцев, причитая и сетуя на подлую, но необходимую служебную обязанность, покинул двор Кириных. И не успела ещё улечься пыль за воротами, после отъехавшей атаманской кибитки с верховой свитой, как над казачьей общиной разнёсся первый душераздирающий женский крик... Скорбные вопли вскоре переросли в какой-то животный, нечеловеческий вой на одной ноте. От него мурашки побежали по спине даже у Серафима...
От этого горестного женского крика громко расплакался вдруг Тимошка. Малыш вновь сидел на цветастом покрывале. Настя, простоявшая весь разговор с сынишкой на руках, когда сопроводила уважаемого гостя за ворота, вернулась обратно к Степаниде... И устав держать извертевшегося ребёнка, опустила его обратно на тёплую землю в тени вишнёвого дерева.
И мальчуган принялся было увлечённо крутить и стучать по покрывалу своей деревянной игрушкой… Но долетевший до всех жуткий вопль напугал ребёнка, так и не дав Тимошке самозабвенно погрузиться в безмятежный детский мир.
Настя же, направившаяся в конец двора, не успев сделать и пяти шагов, споткнулась на ровном месте от полного боли крика. Молодая женщина остановилась, словно упёрлась в невидимую преграду, прислушалась... И, переглянувшись с мрачной Степанидой, с удвоенным старанием принявшуюся баюкать свою спящую на руках кроху, прошептала сочувственно:
- У Онацких, кажись. Наталья убивается…
Глава девятая. Кровь за кровь
Конец 1769 – первая половина 1770 года. Земли Большой Кабарды – Терская граница Российской империи.
Холодная зима вовсю хозяйничала на Северном Кавказе. По предгорьям и степям гулял пронизывающий до костей ветер… И, начиная с середины декабря, часто сыпал колючей крупой снег.
Впрочем, в утеплённом генеральском шатре, установленном меж трёх рощиц и окружённом несколькими сотнями солдатских палаток, было вполне себе уютно. Новый, 1770 год от Рождества Христова русское войско, возглавляемое графом фон Медемом, встречало по-походному… Вдалеке от населённых мест.
Командующий армией сидел за небольшим столом, на раскладном стуле, накинув поверх генеральского мундира на плечи подбитую собольим мехом епанчу. Горящие восковые свечи в бронзовом канделябре освещали полумрак аскетичной обстановки полевого жилища предводителя войска. Центр шатра занимала железная печка. От неё, к вершине походного укрытия генерал-майора от студёного и пасмурного декабрьского дня, тянулся дымоход.
Железные стенки печки были горячи. За чуть приоткрытой металлической дверцей плясали язычки пламени, жадно облизывая постоянно подбрасываемые в топку поленья. Рядом с этим, прирученным огнём, человеку было тепло и уютно.
Генерал-майор собственноручно писал, осторожно макая перо в чернильницу, обстоятельный отчёт для государыни об итогах своего весенне-летнего похода на врагов империи. С главными результатами своей военной экспедиции граф фон Медем, конечно же, уже давно проинформировал и Екатерину Вторую, и Сенат... Ещё минувшим летом, сразу по горячим следам. Правительственная курьерская служба, несмотря на сложную политическую обстановку, действовала вполне себе удовлетворительно.
Генерал-майор даже успел получить ответ из Санкт-Петербурга и письменные секретные указания от государыни по поводу своих дальнейших действий на посту командующего армией. Граф фон Медем был назначен Екатериной Второй так же и начальником моздокской оборонительной линии… Он отвечал теперь за самый южный участок границы империи.
К 1770 году у России на Северном Кавказе находилось под ружьём 23 тысячи человек регулярных войск, прикрывавших обширное пространство от Кизляра до Азова. А вот число противостоявших им, враждебно настроенных, разноплеменных и вооружённых отрядов из местных жителей было многим больше. В то время оно определялось, примерно, в 250 тысяч человек.
В связи с этим фактом, из столицы империи генерал-майору фон Медему напоминали и рекомендовали в секретной депеше: «…Хотя, по-видимому, между кабардинцами старейшему летами отдается всегда наружное почтение, но способности и личные достоинства, а особливо храбрость, получают в народе еще сильнейшее уважение. Примером тому служить может владелец Мисост Баматов, который, будучи многих моложе, составил против нас сильную партию, ушел в горы и не иначе возвратился, как будучи принужден силою оружия.
В связи с этим, надежный способ для нас состоял бы в том, чтоб приобрести доброжелательство таковых сильных и значащих владельцев. Но так как в сем ручаться не можно, то остается одно средство действительное - поддерживать свободу и равновесие в голосах при совещаниях кабардинских князей… доказывая посторонними внушениями невыгоды для целого народа, происходящие от своенравия нескольких человек».
И ещё высшее начальство советовало генерал-майору: «…По учинении кабардинцами на верноподданство присяги, поступать с ними в дальнейшем, как с нашими подданными, и потому запрещено отныне выбегающих к нам холопов их принимать... Но дабы кабардинские владельцы не превратили сие снисхождение за право, то всякий раз возвращать их невольников под разными предлогами, таким образом, чтобы владельцы почитали сие за милость».
Конец 33 части...