Для нашей семьи этот день - 5 марта - исполнен светлой печали. (Да, странная ирония судьбы в том, что день смерти отца совпал с числом, коим прекратилось существование самого презираемого им получеловека, но я верю, что в конечном счете рыцари науки переживают тиранов).
Сегодня я хочу поделиться с вами отрывками из моего предисловия к замечательной детской книжке, изданной в память об отцовских раскопках музеем Пермских Древностей. Тираж был невелик, но кому удалось достать ее для детей, тому изрядно повезло. Там была и своеобразная азбука палеонтологии, и картинки-раскраски-модельки, и папин весьма фантастический рассказ о том, как два мальчика попадают в палеозой, и фотографии работ палеонтологов в Очёре.
Поскольку книга адресовалась детям, то, когда меня попросили о предисловии, я обратилась к собственным тоже детским воспоминаниям.
Когда, маленькой, я читала в детстве сказки, в которых рыцари сражались со злобными драконами, у меня не было оснований этим сказкам не верить. Огромные скелеты драконов, длинноголовых, зубастых, стоящих на двух лапах и на четырех, с шипами на длинных хребтах и еще всяких разных я видела у папы в Музее. А по стенам висели в тяжелых рамах большие картины, изображающие драконов живьем. Без особого почтения я с ними обходилась, надо сказать. На драконьи скелеты я вешала, бывало, шапочку, шарфик и пальтишко.
По всему выходило, что поубивал многих из этих драконов тоже папа. Ну, если рассудить здраво: каждую весну папа надолго уезжал куда-то в дальние края, а оружие – охотничье ружье и мелкокалиберную винтовку с оптическим прицелом, а еще огромный нож в твердых кожаных ножнах, что пристегиваются к поясу – все брал с собой. Ясное дело, уезжал папа сражаться с драконами, которые нападали на города и похищали людей. Без папы я скучала, но понимала, что должен же кто-то наводить на белом свете порядок.
Ближе к школе я узнала, конечно, что папа драконов не убивает, потому, что они умерли давным-давно сами. А папа, наоборот, ищет их кости, чтобы понять, какими драконы были. Кости эти лежат глубоко в земле, их надо долго и осторожно раскапывать. И что правильно их надо называть – динозаврами, звероящерами и еще разными-разными именами, например – эстемменозух. С эстемменозухом получалось не совсем понятно, у нас с ним была почему-то одна фамилия. Эстемменозух был Чудинов[1], и я тоже Чудинова. «Это потому, что вы – мои», говорил папа. Но, во всяком случае, к тому времени мне было понятно, чем папа занимается в долгие летние месяцы. Он копает пустыню Гоби в поисках этих костей. В моем детстве была пустыня Гоби, в которую экспедиция заезжала сперва со стороны Китая, потом – из Монголии. Очёра, где побывала в детстве моя сестра Вера, я помнить, конечно, не могла: во время очёрских раскопок меня еще не было на свете[2].
Человек, который ищет динозавров или звероящеров, зовется палеонтологом. А папин Музей, соответственно, это не просто музей (оказывается, существует еще много других музеев!), а Палеонтологический музей.
Одноклассники мне завидовали. Я могла сколько хочу гулять среди динозавров[3] и щедро делилась яркой палеонтологической серией монгольских марок. От папы и исходила идея создания этих марок. Но меня в возрасте лет восьми больше интересовали древние люди.
Древние люди? Пожалуйста! На уходящих к потолку дубовых полках в папином кабинете стояли среди прочих книг альбомы иллюстраций. Не только по древней флоре и фауне, но и про древних людей. Увлекательные картины о том, как древние люди охотятся, готовят пищу, добывают огонь, обустраивают жилища и хоронят своих мертвецов, я могла рассматривать часами. Еще у папы была коллекция каменных наконечников стрел, которыми я играла. Папа дарил мне замечательные книги о древних людях – «Приключения доисторического мальчика» де Эрвильи и «Борьбу за огонь» Рони. К моим интересам папа всегда относился с уважением.
....
Мне хотелось бы поведать о том, каким он был – Петр Константинович Чудинов, человек, раскопавший Очёр, мой папа. Он ведь о себе писать не любил. О том, какими глазами видела его дочь – постепенно взрослея. Итак, папа был русоволосый, с глазами голубыми, как незабудки, высоколобый, поджарый, очень сильный. Думаю, кочергу бы мог распрямить не хуже, чем Шерлок Холмс. Кстати, о Шерлоке Холмсе. Мне всегда казалось, что папа походит на англичанина. Впрочем, он и впрямь очень любил англоязычную литературу и английский язык.
Но больше всего он любил звероящеров и родное Прикамье. Проведя все лето в экспедициях, папа уезжал в отпуск на Урал. Глубоко в тайге стоял маленький охотничий балаганчик, где папа жил до первого снега. Иногда со своим племянником Петром Сергеевичем (героем рассказа про мальчика Петруху в палеозое), а иногда и вообще один. Часами бродя с ружьем по чащобе, он не чувствовал себя одиноким. Он мыслил свободно и глубоко, он мало в ком нуждался. По ночам выли волки, и папа записывал их вой на магнитофон.
Папа не любил городской жизни. Но, когда уж надо, очень даже умел быть горожанином. В Москве он не ходил, в отличие от многих мужчин, в куртках, кепках, вязаных шапочках. Всегда строгая шляпа, зимой пальто, осенью длинный плащ. Свитеры он тоже носил большей частью в лесу, в городе отдавал предпочтение серым костюмам, галстукам, отглаженным сорочкам с запонками. Папа был человеком элегантным и светским.
Помню, мне исполнялось двенадцать лет. Должно было исполниться, но без папы. Осень, охота – папу я никогда на своих днях рождения не видала. Но за несколько дней до его отъезда мы вышли вдвоем сделать покупки, не помню, какие. Но прежде, чем воротиться домой, мы зашли … в кафе. В гардеробе папа помог мне снять мою вельветовую курточку, а когда мы уселись за маленьким столиком, заказал шампанское! «Надо отметить твой День Рождения», – сказал он. Мы чокнулись. Шампанское было холодным, в отличие от лимонада – несладким. Но мне понравился веселый вкус этой золотистой льдисто кипящей влаги. Очень мало кто из взрослых людей помнит, как попробовал шампанское первый раз в жизни. А я – помню. Хотя должна сказать, что лет до шестнадцати второго случая попробовать этот напиток мне не выпало.
Но все же хорошо, что мама тогда об этом так и не узнала. Досталось бы нам обоим!
Папа был обычно не очень разговорчив, но уж если что рассказывал, то интересно. Характер у него был тяжелый, властный. Я иной раз завидовала другим детям, чьи папы были добродушней, веселей. Играли с ними, игрушки всякие мастерили. Была мода как-то – всем в классе папы делали роботов. Чтоб ходили, поднимали руки-крюки, светили глазами. Я долго колебалась, но уж очень хотелось. Попросила все же. Папа удивился, но сказал, что сделает. И сделал. Этот робот не ходил и не светился. Зато у него с бешеной скоростью вращалась голова. Прямо скажем, хвастаться перед одноклассниками оказалось нечем. Потом папа мне, впрочем, купил магазинного, способного на многое. Но тогда уж мода прошла.
Мне случалось завидовать другим детям, но я никогда не поменялась бы ни с кем.
Я росла, на моих глазах происходили события, в которых папа показывал себя человеком чести, человеком очень смелым. Я росла, но продолжала восхищаться своим отцом. Это большое счастье, когда растешь, восхищаясь родителями.
... Приведенные выше отрывки были, повторюсь, написаны для детей. (Редактор немного колебалась в рассуждении эпизода с шампанским). Но сегодня (мы каждый год вспоминаем отца/деда по разному), мне вдруг пришло в голову привести их здесь для взрослых. Ведь много кто из присутствующих увлекался в школьные годы загадочными обитателями древней Земли. У кого-то по-прежнему остался в душе этот ребяческий интерес, неотдеимый от собственного детства.
Спасибо тем, кто сегодня это прочел. Вы разделили с нами наши воспоминания.
-----
[1] В научное описание обитателя древности входила фамилия ученого, открывшего и описавшего вид.
[2] В Гоби меня, конечно, не брали: климат не для детей. Хотя я очень просилась. В утешение папа привез мне как-то пустынного ежа, которого мы назвали Егоркой. Еж был изящнее наших обычных лесных, серебристо-коричневый. Он свил себе гнездо из газет под холодильником, у теплого мотора.
[3] Старый Палеонтологический музей, что располагался в Нескучном саду, не был открыт для посетителей. Думаю, поэтому там и гардероба не было.