Он спешил, как, впрочем, и всегда. Машину удалось припарковать во дворе с трудом, но и на том спасибо, хотя бы не на проезжей части, где всё в сугробах. Занял чьё-то расчищенное место, второпях написал на листке «Скоро буду» и номер своего мобильного, положил на панель под лобовое стекло. В центре Москвы всегда так, а зимой, когда ещё и снега полно кругом, просто аврал.
Он опаздывал на встречу c деловым партнёром, шёл размашистым шагом, быстро догоняя какую-то старушку впереди. Та семенила мелкими шажками по узкой, протоптанной пешеходами снежной тропинке, балансируя, как канатоходец, широко расставленными в разные стороны руками, в одной из которых он заметил пакет с эмблемой «Аптеки Столички». «Так целую вечность плестись за ней можно», — подумал он и пошёл на опережение. Не рассчитал, поскользнулся, равновесие удержал, но бабулю задел, пришлось поймать её на лету, а то бы упала: «Простите, извините, не хотел».
Он ощутил, как она выскальзывает из его рук, покрепче сжал объятия, а то ещё рухнет на тротуар. Да что это такое? Напугал, что ли? Нет, это шуба, мех какой-то чересчур гладкий, скользкий, даже скорее склизкий на ощупь, руки по нему скользят, не задерживаясь, будто бы не бабулю в шубе держишь, а рыбу в чешуе. Он невольно опустил взгляд на шубу, мех понурый, слипшийся, на сгибах воротника и рукавов местами предательски проступали белые дорожки-проплешины. И пахло от шубы нафталином. Да, по такой давно помойка плачет. Не то что у его жены, та пару сезонов проносит — и новую ей подавай, и чтобы обязательно из лимитированной коллекции, эксклюзив. И вдруг он услышал:
— Серёжа? Белов? Это ты?
Он перевёл взгляд на бабулю. Он ни за что бы её не узнал, если бы просто шёл мимо. Похудела, постарела, даже выражение глаз изменилось, только голос остался всё тот же — строгий, властный, от которого у него всегда холодело внутри. Голос его учительницы по литературе, Беллы Юрьевны. И из уверенного в себе мужчины он мгновенно превратился в нашкодившего мальчишку, смутился, даже немного покраснел:
— Белла Юрьевна? Простите, не узнал. И за обгон простите, неловко вышло, не хотел.
Перед его глазами мгновенно возник ее величественный образ тогда, в его школьные годы. И почему-то вспомнилось, как они тайком с другом Сашкой бегали в учительскую раздевалку, пощупать украдкой её шикарную шубу, которую ей откуда-то из-за границы привёз муж-дипломат. И шуба тогда казалась им такой немыслимой роскошью, и мех на ощупь был таким пушистым и мягким, и почему-то пах лавандой, наверное, это был запах её духов. И они тогда с Сашкой шалили, прятали ей в карманы шубы скомканные листы бумаги.
— Белла Юрьевна, и за провинность ту давнюю простите … Это мы тогда с Сашкой скомканную бумагу вам в шубу подкладывали, — неожиданно для себя выпалил он.
Зачем он это сказал спустя столько лет? Даже если и так, какое это имеет значение сейчас? А она рассмеялась, как-то сразу помолодев.
— Да знаю я, знаю. Мальчишки, что же с вас взять.
И скованность сразу куда-то ушла. Он бережно выпустил её из своих объятий, спросил, как она. А она стала рассказывать ему про свою жизнь: муж скончался, дочь развелась, внучка недавно окончила школу, решили разъехаться, они молодые, им свою жизнь надо налаживать. Говорила и в шубку свою старенькую куталась, зябко ей, наверное, было, ветер холодный, а может, от слов своих. Не понять. Он уже сильно опоздал на встречу, но почему-то стоял и слушал её, а потом неожиданно для себя предложил:
— Белла Юрьевна, может, вас подвести до дома? У меня тут машина.
Она согласилась. Он взял её под руку, они не спеша дошли до его «Лексуса» во дворе, он украдкой отправил сообщение партнеру: «В пробках, задержусь», довез Беллу Юрьевну до дома, проводил до дверей квартиры. На прощание протянул ей листок бумаги с номером своего мобильного, на всякий случай.
— Нет, Белов, ты лучше мой номер запиши, у меня тоже мобильный есть, и сам мне звони, не стесняйся! А вот я тебя беспокоить не буду, у вас молодых жизнь очень суетная.
Он записал её номер, скорее из вежливости, но потом зачем-то внёс его в список своих постоянных контактов, а ещё через пару месяц сам позвонил, поинтересоваться, как обстоят дела с переездом. И даже приехал навестить Беллу Юрьевну на её новой квартире. Просторная студия в современном ЖК на окраине Москвы, всё обустроено комфортно, уютно, новая мебель в светлых тонах.
— Это всё дочь мне устроила, — с гордостью в голосе сказала Белла Юрьевна.
Только не вязалось это как-то с её плешивой нафталиновой шубкой, которая висела в коридоре на видном месте на плечиках, зачем-то обтянутых черным бархатом. Он вежливо поинтересовался, не та ли эта шубка, которую она ещё в школе носила.
— Та самая! Куда же я без неё? Дочь новую лет пять назад подарила с условием, что я эту выброшу. Да только как я без неё? Это же подарок покойного мужа, любимого, когда её надеваю, на сердце всегда теплее становится. Дорога она мне, хоть и старенькая, в реставрацию уже никто не берёт. А у тебя случайно нет хорошего скорняка? Буду тебе очень признательна. Шубку-то вполне ещё подлатать можно… В отличие от меня, — и рассмеялась, снова помолодев.
Скорняка у него не было, но он пообещал найти самого лучшего. А в голове отчего-то промелькнула мысль, что у него в жизни что-то не так, раз супруга его подарки-шубки с такой легкостью меняет, совсем не дорожит ими. И, наверное, им вовсе не дорожит. А хочется, чтобы дорожила, относилась с любовью и теплотой, как Белла Юрьевна. Он украдкой посмотрел на потёртую, пахнущую нафталином шубку, висевшую на видном месте в коридоре на плечиках, обтянутых черным бархатом. «Повезло тебе, рыбий мех, вон тебя как сильно любят!»
В голове неожиданно возникло решение: «Придётся и мне свою жизнь перекраивать, расчистить от лишнего, освободить в ней место для любви-теплоты. Стоит хотя бы попробовать».
Еще больше рассказов смотрите на моем канале в Telegram.