Анна не могла не заметить, что Арсения мучают ночные беспокойства, она относила их к переживаемым военным воспоминаниям, окружала его заботой и вниманием, старалась отвлечь от мыслей о недавнем прошлом. Они как никогда раньше часто стали ходить по музеям выставкам и театрам. Очень скоро после возвращения с фронта Арсений вернулся к работе на студии, прошлые военные воспоминания стали постепенно вытесняться ежедневными рабочими заботами.
От документального послевоенного кино руководство студии, да и вышестоящее руководство ожидало оптимистического взгляда на победное завершение войны, следовало уделять большое внимание великой роли руководства страны и армии, преданности Родине и героизму Советского солдата. В документальных лентах было рекомендовано показывать разбитого и уничтоженного врага и ограниченно разрушения, которые принес этот враг на нашу землю, но касаться вопроса какой ценой досталась победа и особенно, какими жертвами она была добыта, считалось несвоевременным. Приходилось работать в рамках дозволенного. При этом ощущался усиливающийся контроль выполнения спущенной сверху директивы.
Арсений позволял себе обсуждать происходящее на студии только с Александром, который также делился с ним тем, как обстоят дела в московских театрах. Театры также чувствовали повышенное внимание руководства города к своей деятельности, оказалось, что в подавляющем большинстве московских театров в репертуаре ощущался перекос не в пользу современных советских авторов, и руководство культурой требовало незамедлительно приступить к исправлению сложившегося положения дел. Александру в разговорах с Арсением приходилось только разводить руками:
– В традиции нашего театра постановка классической русской пьесы, как можно отказаться от Островского, Чехова, Грибоедова, Толстого и заменить великие пьесы на то, что предлагают современные авторы?
Арсению, как старшему более опытному товарищу, пришлось ответить назидательным тоном:
– Я надеюсь, ты не обсуждаешь с такой же горячностью это в своем театре?
Александр уже с улыбкой:
– Нет, только с тобой. Меня это волнует, но есть и другие дела. Ты знаешь? Я попросил небольшой отпуск и это не связано с театром.
– Интересно. Ты же только поступил в труппу, как тебя отпустили?
Александр рассмеялся:
– Пришлось немного постоять на коленях. Объяснил, что необходимо повидать кое-кого из фронтовых товарищей.
– Очень интересно. Могу узнать подробности?
– Подробности по возвращении, если все получится. Если не получится, то и говорить не о чем.
– Ладно. Желаю успеха и надеюсь узнать, как уже понимаю, важные подробности.
Александр попрощался и следующим утром отправился в Смоленск. Он поехал туда с надеждой отыскать фронтового товарища, женщину – врача партизанского отряда, Наташу. С Наташей он был знаком совсем недолго, когда попал в лазарет после освобождения из плена, но, даже краткое знакомство, оставило глубокий след в его памяти, а заодно в душе и сердце. Всю дорогу он волновался и размышлял о том, удастся ли ему ее разыскать. Как она его встретит, помнит ли она его? Что он ей скажет? Он сидел у окна вагона, был занят своими мыслями и почти не обращал внимания на пробегающие мимо полуразрушенные деревни и незасеянные поля и только, когда услышал объявление, что поезд прибыл в Смоленск, очнулся и вернулся к действительности.
Спустившись на частично восстановленный перрон, ему пришлось обойти разрушенное здание вокзала. Перед Александром расположился город, который был освобожден уже почти два года назад, но мало что изменилось в его облике с того времени. Отступая, гитлеровцы попытались сравнять с землей этот город, прямо с вокзала открывался вид на частично или полностью разрушенные каменные дома, памятниками сгоревших деревянных домов стояли печные трубы, разрушения были такие, что жить было негде, и люди ютились в землянках и наскоро отстроенных деревянных бараках. Александр стал спрашивать Главпочтамт и ему подсказали, где его искать, оказалось это недалеко. Среди немногих сохранившихся домов над руинами города возвышалось здание Главпочтамта. Александр принял это как хороший знак. Он надеялся, что там его ждет письмо с адресом Наташи, она пообещала оставить его, когда они прощались.
Письма не было. Это могло означать, что письмо могло затеряться или Наташи нет в городе, или она забыла о своем обещании, но об этом не хотелось думать.
Александр помнил, что у Наташи в Смоленске оставались родители и, кажется, брат, поэтому она обязательно после освобождения города должна была появиться здесь, нельзя опускать руки, надо искать. Он стал обходить медицинские учреждения и очень быстро пожалел, что приехал в Смоленск в гражданском костюме. Его облик совсем не соответствовал легенде, по которой Наталия Андреевна Голикова спасла ему жизнь в партизанском отряде, и его рассказ скорее вызывал улыбку, а не сочувствие и желание помочь ему в поиске.
Вскоре поиски пришлось прекратить, наступил вечер, медицинские пункты закрывались, нужно было искать место для ночлега, и в этом тоже была проблема. В разрушенном городе не могло быть гостиниц, даже на вокзале нельзя было найти место, где незадачливый путешественник, в крайнем случае, мог найти приют.
Оказавшись на безлюдной ночной улице, Александр почти безнадежно спросил у проходящей мимо случайной старушки, где он мог бы переночевать, та, сочувственно посмотрев на него, посоветовала сходить к крепостной стене и там попроситься на ночлег.
Крепостная стена, которую не смог разрушить враг, стала жилищем для многих потерявших кров смолян. Там даже был создан пункт регистрации вселяющихся граждан.
За столом скучала средних лет полноватая женщина. Перед тем, как попросится на ночлег, Александр рассказал ей свою историю, он чувствовал, что так он сможет расположить к себе эту женщину, и у него появится больше шансов найти здесь приют. Женщина-администратор внимательно выслушала его рассказ, как показалось Александру, сочувственно вздохнула, чуть подумала и просила:
– Скажите, а как имя доктора, лечившего вас в партизанском отряде?
– Наталия Андреевна Голикова.
Женщина еще раз вздохнула, покачала головой, оценила взглядом Александра и сказала:
– Тогда, идите за мной.
Они шли по слабоосвещенному внутреннему пространству стены, служившему временным пристанищем потерявшим жилье горожанам. Это пространство было кое-как приспособлено под общежитие и люди, ютившиеся здесь, продолжали переносить неудобства и тяготы уже закончившейся войны. Вскоре Женщина остановилась перед дверью, из-под которой пробивался слабый свет, женщина-администратор позвала:
– Наташа, ты дома? К тебе можно?
Сердце Александра, как будто замерло, когда из-за двери послышался знакомый голос:
– Да-да, я здесь, заходите.
Женщина-администратор показала знаком Александру оставаться на месте, а сама шагнула за дверь. Александр вновь услышал знакомый голос Наташи.
– Добрый вечер, Антонина, что-то случилось? Нужна моя помощь?
– Нет-нет, сегодня пока все спокойно. Правда, есть одно обращение, но оно не медицинского свойства.
– Не пугайте. Оно имеет отношение ко мне?
– Появился еще один гражданин, похоже, приезжий, и тоже спрашивает тебя.
– И что же вы ему сказали? Он ушел?
В голосе Наташи послышалось волнение.
Женщина-администратор выдержала легкую паузу, потом ответила:
– Нет, не ушел. Стоит за дверью.
– Он никак не представился? Нет? – Наташа повысила голос, – Входите, неизвестный гражданин.
Александр шагнул через порог. Наташа, взглянув на него, опустилась на топчан, служивший ей кроватью.
– Саша ты? Живой. Слава богу, живой.
Александр остановился у двери. Он замер и не мог ничего сказать. Так он мог стоять долго-долго, просто смотреть на нее и радоваться, что нашел. Наконец, сбылось то, о чем он непрестанно думал все эти почти три года войны, с той поры, как пришлось расстаться.
Наташа поднялась, шагнула навстречу, остановилась близко-близко.
– Как хорошо, что ты приехал.
Они смотрели друг другу в глаза и улыбались.
Женщина-администратор почувствовала неловкость своего присутствия при встрече двух молодых людей, которых, как ей показалось, возможно, связывает общее романтическое прошлое. Она аккуратно стала перемещаться к двери:
– Ну, я, пожалуй, пойду. Не стану вам мешать.
Женщина-администратор скрылась за дверью, а Наташа поспешила объяснить ее несколько странное поведение:
– Не обижайся, что Антонина оставила тебя за дверью. Она беспокоится обо мне и старается защитить от недобрых людей.
– Немного странно было оставаться за дверью, но она посчитала, что так будет правильно. И что, здесь, правда, ей приходится тебя защищать?
– Почти нет. Была недавно одна история, потом я тебе расскажу, а сейчас ты расскажи, как ты жил все это время?
– Скажу честно. Скучал. Вспоминал. Очень хотел тебя увидеть, очень мешала война. Когда она закончилась, вернулся домой, даже попробовал вернуться к работе, но продержался недолго. Решил, что сначала надо попробовать разыскать тебя. Вот, очень рад, что получилось.
Саша присел на единственный стул, стоящий возле стола. Наташа снова опустилась на топчан, улыбалась и слушала.
– Приехал в Смоленск сегодня, уже во второй половине дня. Очень испугался, когда увидел, что город почти полностью разрушен, думал, как искать в разрушенном городе? Потом мне сказали, что Главпочтамт не сильно пострадал. Когда увидел, как он возвышается среди развалин, я почувствовал, что это хороший знак и воспрял духом, появилась надежда получить твое письмо. Помнишь? Ты собиралась его там оставить, но письма не оказалось, тогда я стал тебя искать по всем местам, связанным с медициной, но навалился вечер. Пришлось искать ночлег. Одна старушка посоветовала пойти сюда. Спасибо старушке.
Наташа вдруг вспомнила, что у нее гость и она хозяйка:
– Ты, наверное, голоден, устал? С дороги, целый день на ногах. Подожди, я сейчас.
Она выбежала и через несколько минут вернулась, в руках у нее был кипящий чайник и кусок пирога с капустой.
– Вот, теперь можем посидеть и спокойно поговорить.
Наташа поставила перед Сашей кружку с чаем, подвинула к нему тарелку с пирогом села напротив и опять приготовилась слушать. Александр взялся за кружку, он действительно был очень голоден, покосился на пирог:
– Ну, раз так? Стану есть этот замечательный пирог, а говорить придется тебе. Расскажи, – он огляделся, – как ты здесь живешь?
Наташа вздохнула и начала рассказывать:
– Из отряда нас самолетом доставили в Москву. Раненых отправили в госпиталь, я поехала с ними, там и осталась. Работала там до известия об освобождении Смоленска, отпросилась и приехала сюда. Увидела то, что увидел ты сегодня. Удалось найти соседку, она рассказала, что наш дом разбомбили в первые дни войны, это было ночью, родители спали…
Наташа замолчала и сидела, прикрыв глаза. Александр отставил кружку, взял ее за руку:
– Я своих родителей не помню. Не знаю, что страшней? Помнить любимых и ушедших или не помнить и не знать, какими они были.
Наташа не отняла руку и продолжила говорить:
– Соседка рассказала, что брата мобилизовали на другой день после Указа. Война уже закончилась, а о нем так ничего и не слышно. Вот так я вернулась. Родителей больше нет, о брате известий нет, и дома тоже нет. Живу теперь здесь. Работаю в госпитале.
– Эта женщина, Антонина, как-то сразу поняла, что я именно тебя разыскиваю. Неужели она так хорошо знает всех, кто здесь живет?
Наташа улыбнулась:
– Здесь живет много немолодых переживших войну людей, а я врач, иногда приходится работать скорой помощью, вот поэтому она меня знает, может быть, лучше других.
– Ты хотела мне рассказать о том, как ей пришлось тебя защищать от каких-то недобрых людей.
Наташа поморщилась:
– Не очень приятная история, но зато Антонина проявила себя настоящим бойцом.
– Если тебе неприятно, то не стоит и рассказывать.
– Нет, пожалуй расскажу, чтобы ты знал, какие женщины еще встречаются в русских селениях.
Александр покончил с пирогом и приготовился слушать. Наташа посмотрела на него серьезным взглядом и продолжила свой рассказ:
– Может быть, помнишь товарища Сорокина? – Александр кивнул, она кивнула в ответ, – примерно месяц назад он появился здесь и спросил меня также как и ты. Антонина его привела. Мы поговорили, повспоминали как жили в отряде в лесу, было поздно, я сказала ему, что мне утром на дежурство в госпиталь, он ушел. На другой день вечером снова пришел, принес торт. Я тогда удивилась, где он взял торт? Опять посидели, поговорили. На третий день опять пришел, показалось, не совсем трезвый, был чрезмерно любезен. Его поведение мне не понравилось, и я попросила его уйти, но он не уходил. Пришлось пошуметь, вышли соседи, прибежала Антонина. Сорокин стал требовать, чтобы все разошлись, достал удостоверение, но для Антонины порядок выше любого удостоверения, Сорокину пришлось уйти. Антонина решила так это не оставлять и утром пошла в Управление НКВД. Вернулась озабоченная, оказалось, что его удостоверение главнее всех других удостоверений во всем Управлении. Подумала и отправилась в Горком партии, там ее выслушали и пообещали поговорить с товарищем. Несколько дней мы с ней ждали, что он опять вернется или пришлет за нами, но обошлось. Не пришел. С той поры он пока больше не появлялся, может быть уехал.
Александр не смог усидеть на месте, зашагал вокруг стола и взволновано заговорил:
– Господи, как мы живем? Что за напасть такая? Сколько же этих Сорокиных на этом свете? Сколько еще они будут измываться над нами?
Немного остыв, он стал рассуждать уже более спокойным голосом, но все еще довольно эмоционально:
– Плетут свою паутину, поджидают жертву. Молодец Антонина, защитница.
Александр снова присел к столу, было заметно, что волнение его не проходит:
– Тогда в отряде никто не знал, что у Сорокина особые полномочия. Я узнал об этом много позже, а тогда в отряде он должен был сохранять секретность и выглядеть обыкновенным бойцом. Кажется, это не всегда удавалось. Когда я попал к тебе в лазарет, сразу заметил, что ты ему нравишься, и он ищет твоего внимания, правда, мне уже тогда показалось, что он пытается расчистить путь к твоему сердцу, используя служебное положение. Он не торопился, был уверен, что добьется своего, нужно немного подождать, и ты сдашься, потому что в замкнутом лесном пространстве люди остро нуждаются в тепле, поддержке. Не получилось, обстоятельства изменились, тебя унес самолет.
Наташа слушала Александра, и ей было приятно видеть, как его беспокоит эта недавняя история.
Александр, чуть помолчав, вновь заговорил:
– Ты уверена, что он больше не вернется? Теперь ему не нужно скрывать какое ведомство он представляет, на его стороне сила, а в кармане удостоверение, которое в нужный момент может даже очень пригодиться. Этим удостоверением он прокладывает себе дорогу к власти над людьми и к радостям жизни. Ты знаешь? Я ведь по его милости, попал в спецлагерь НКВД, как боец, побывавший в плену. Слава богу, недолго разбирались и меня вернули в часть, а так бы пришлось лес валить. Думаю, от него можно ожидать очередной пакости, за Антонину я очень опасаюсь, а о тебе давай поговорим завтра. Устала? Завтра в госпиталь? Надо отдохнуть, а я пойду, попрошу Антонину пристроить меня на ночлег.
Наташа встала и загородила ему дорогу к выходу.
– Нет, останься. Я теперь тебя никуда не отпущу.