История одной семьи
Спросив Таню про Назарова, Пустобельский как будто сразу забыл о нем. Потащил ее по службам: в конюшню, в кочегарку, на склад. Размявшись после утомительной дороги и нагуляв аппетит, с удовольствием похлебал борща, съел котлетку, выпил кружку компота. Подождав, пока в желудке осядет и найдет свое место каждая калория, спросил:
-- Откуда такое богатство-- область ест капусту квашеную, а у вас свежая? И лук зеленый?
-- Так свое, -- ответила повариха, ставя на стол перед гостем графинчик водки и пряча красные руки под фартуком. --- У нас лук в классах на подоконниках растет... Ребятишки соревнуются, у кого лучше...
-- Домашнее задание по биологии, -- нашлась Таня.
-- Ну а капуста -- тоже с подоконников? -- сладко улыбнулся Пустобельский. -- Тоже домашнее задание?
-- Нет, из погреба. У нас при школе огород есть, своей капустой обеспечены.
-- Скорее бы тебя черт унес, -- пробормотала повариха себе под нос. И черт как будто услышал ее просьбу -- Пустобельский взлетел, как перышко, и умчался в сортир-- калории нашли свое место.
-- В ем всегда так, как в утке, ничего не держится, -- сказала Тане повариха, покачав головой.
... Таня сначала расстроилась, когда гость стал расспрашивать ее о Назарове. Старая боль вернулась в серце, сковала мозг. Но погодя, она поняла, что Павел Свиридович скорее всего просто хотел ее попугать, произвести впечатление. Так, не паникуй, сказала она сама себе. Даже если Назаров ушел к врагу, причем здесь она, Таня? Ну служили вместе, но за прошедшие годы она могла его забыть, --- сколько народу было в их части! И про их отношения Пустобельский знать не может, об этом ни одна живая душа не знает. Федьке болтать было не с руки, за аморалку строго наказывали. Значит, как Оля учила: ничего не знаю, ничего не видела.
Вечером приехал Овчинников, усталый, но довольный. Уголь ему обещали привезти. Разгружать самим придется, но это уже мелочи. Главное, не встанут весной котлы в кочегарке. По этому поводу состоялся у него с Пустобельским интересный разговор.
-- Ты ведь уголь на кооператорскую крупу поменял, я знаю, мне сказали. А чем кооператорам платил? Денег на это тебе вроде не отпускают, выходит, нецелевое расходование средств, или с родителей собираешь? Откуда дровишки?
-- Из лесу, вестимо, -- ответил в тон Пустобельскому Петр Алексеевич. И уже вполне серьезно: -- Ты думаешь, кто нашим ребятишкам валенки валяет, парты ремонтирует, стулья мастерит, крышу кроет? Их папы и мамы, которые работают в артелях райпотребсоюза. Они нам крупу, а мы им заказы на услуги: на изготовление инвентаря и на производство сельхозпродукции -- честный обмен на основе взаимозачетов. А государству нет разницы, где мы школьные деньги истратим -- в государственном магазине, или в кооперативе. Даже проще-- в госпоставке не всегда есть то, что нам требуется. Кооператив оборотистее. Или не понимаешь? Вот, почитай, -- протянул он Пустобельскому брошюру "Кооперация в промышленном и сельскохозяйственном производстве".--- Тут все хорошо изложено. О кооперативном движении в России еще Ленин писал, на каждом съезде партии Каганович говорит. Или ты против линии партии?
Овчинников не был экономистом, свои отношения с кооператорами, а если еще точнее, артелями, входящими в состав кооперативов, он строил интуитивно, исходя из здравого смысла. Финансовые органы находили пути безналичных взаиморасчетов, и все были довольны.
-- Про кооперацию мне все понятно, -- гнул свое Паша, хотя ничего ему было не понятно. -- А уголь как тебе удается в обход разнарядки получать?
-- Ты знаешь, сколько угля теряется при транспортировке? Его актируют. Вот этот уголь мы и получаем. Это планируемые потери. Как усушка и утруска в бакалее.
Ага, вот она ниточка, обрадовался Паша. Уголь -- сырье стратегическое, разбазаривать его никому не позволено, за это можно и срок схлопотать. Овчинникову, между прочим, второй. А это уже рецидив. И не только ему. Тут, брат ты мой, целая воровская сеть вырисовывается стоит только потянуть за кончик. У Пустобельского екнула селезенка, когда он представил себе последствия своего расследования. За такое не только в областной центр, -- в Москву вернут, грех его прошлый забудут.
--- И что, с шахтами за уголь тоже расплачиваетесь на основе взаимозачетов?
-- А это уже как получится, -- уклончиво ответил Овчинников. Открывать этому дураку все карты не входило в его расчеты.
-- Что же вам угля не хватает? -- продолжал допытываться Пустобельский.
-- Мне уголь по каким нормативам выделяют, на один котел? А их у нас теперь два, забыл? В прошлом году второй получили.
-- Ну да, немецкий, трофейный, -- подтвердил Паша.
-- Котел -то выделили, а угля под него не дали. Планировщики. Все жду, когда дадут. Вот и верчусь, как могу.
Петр Алексеевич слегка лукавил. Один из котлов был резервным. Но имея на балансе два котла, директор школы считал, что в праве требовать увеличения поставок угля. Запас беды не чинит.
Несколько долгих лет выстраивал он работу школы, которую принял в плачевном состоянии. Все помещения требовали ремонта, крыша протекала, в классах и спальнях гуляли сквозняки, кухонная плита держалась на честном слове, ее нужно было срочно перекладывать. Водопроводные трубы постоянно забивались , из них текла жёлтая вода, непригодная для приготовления пищи. Нужны были фильтры для очистки, но в районе просили подождать - для больниц фильтров не хватает. Овчинников не знал, за что браться..
-- Петенька, вспомни Сухомлинского: каждый день решай маленькие задачи и не впадай в отчаяние,-- наставляла Антонина Васильевна мужа. Когда из труб пошла чистая вода, перестала дымить плита в пищеблоке, а в спальных и классных комнатах запахло теплом, школа стала оживать. Над ней взяли шефство комсомольцы Таштагола, прислал выпускников пединститут.
Маленькие дела превратились в одно большое дело -- организацию жизнеобеспечения коллектива, состоящего из преподавателей, детей, обслуги. Овчиннков ушел в него с головой. С азартом договаривался, доставал, требовал, уговаривал, налаживал деловые контакты.
Большой удачей для школы стало знакомство с родственником одной из учащихся, Вали Калмыковой. Степан Иванович Кузнецов, не смотря на молодость, оказался хозяйственником с творческой жилкой. Он с полуслова понимал собеседника и быстро решал вопросы. Сказывался фронтовой опыт. В армии Степан Иванович занимался материальным обеспечением пехотного батальона. Он быстро сориентировался в сфере накладных и расходных ордеров, освоил науку обольщения военторговского начальства, стал незаменим для поручений деликатного свойства. Особенно пышно его коммерческие способности расцвели, когда в армию пошел лендлиз. У батальонного старшины в любое время можно было достать американскую тушенку, яичный порошок, галеты, шоколад, смалец, аспирин, сигареты, водку и даже женские фельдиперсовые чулки и пудру с помадой. Это открывало ему сердца женского состава военнослужащих: телефонисток, медсестер, работниц банно-прачечного комбината. Он беззастенчиво пользовался их добротой. Одно лишь сердце оставалось для него закрытым - Леночки Крыловой, штабной переводчицы. Ну была бы генеральская дочка или офицерская ППЖ, так нет же, простая ленинградская девчонка. Но гордая! Степа обмирал возле нее и не осмеливался даже взять за руку, не то чтобы обнять. Кончится война -- женюсь, все равно моей будет, решил Кузнецов. Он ревниво наблюдал за девушкой издалека, отпугивая от нее кавалеров. В Германии, в самом конце войны, достала Леночку пуля, выпущенная из дедовского ружья прыщавым подростком из гитлерюгенда. Степа запомнил название деревни, где ее похоронили: Гросс- Егерсдоф. Искал потом Кузнецов свою Леночку в каждой встречной женщине -- и не находил. С горя женился на Зине Колесниковой, подружке своей двоюродной сестры Маши. Можно сказать, в пьяном послевоенном угаре, когда море было по колено. Стал мстить Зине за то,что она не Лена, гулял и бил ее. А потом бросил. Увидел Таню Зайцеву и обомлел: вот она, любовь его фронтовая!
С молоду оценив значение товарно- денежных отношений, Степан Кузнецов нацелился после демобилизации на хозяйственную работу. Быстро поднимаясь по служебной лестнице райпотребсоюза, он обратил на себя внимание партийного руководства области и скоро вошел в состав номенклатурных кадров, зарекомендовав себя как талантливый руководитель.
-- Степка -то наш куда залетел, -- удивлялись сестры, Катя и Аня.
-- С высоты падать больнее, -- рассудил дед Максим.
-- Поди уж, разговорился! -- обиделась за любимого брата младшая сестра Катя.
... --- А новые туалеты ты уже видел? -- спросил Овчинников Пустобельского, уводя тему разговора от угля. Каково? Помнишь ведь, как мы с этим вопросом мучились?
Туалеты были головной болью директора школы. Все, и дети, и взрослые пользовались уличными постройками с выгребными ямами из-за отсутствия центральной канализации. Зимой, в мороз, уличные туалеты были источником цеститов и простуд.
-- А вы их в одном месте под теплую крышу подведите, -- посоветовал Кузнецов. -- Что они у вас по всей территории разбросаны? - И набросал чертеж пристройки в торце школьного здания. -- Унитазы я вам достану, штук шесть понадобится, трубы выведем в один сток и направим его в выгребную яму под небольшим уклоном. Подведем водопровод и ватерклозет у вас будет будьте здоровы! Я у немцев такие видел.
-- Туалет у вас прекрасный, -- оживился Пустобельский. -- Тоже кооператоры помогли?
--- А куда я без них? На днях жду Кузнецова. Эх, заберет он скоро от нас ценный кадр. Жениться собрался.
-- Это на ком? Уж не на Зайцевой ли? -- догадался Пустобельский, вспомнив про бурки "от жениха".
--- Не скажу, коро сам узнаешь.
Ночью Пустобельский вызвал на разговор Клаву Траханову. Отвел от себя ее руки, уже готовые его обнять:
-- Сначала о деле, это потом. Математичка ваша Зайцева никогда не упоминала в разговорах фамилию Назарова? А Мезинцевой? Пораспрашивай ее о них, может что вспомнит?
-- А что они натворили? Преступники? И Зайцева наша?
-- Так поговори.
Дальнейшие разговоры продолжились на узкой школьной кровати, с которой Клава сползла только под утро.
-- Как спалось? -- спросил Петр Алексеевич Пустобельского, зайдя перед началом занятий в карантинный блок, где его разместил. -- Наверное, все бока намял на наших узких кроватях.
-- Зато как у Ильича в Горках, -- скромно потупил глаза Павел Свиридович. От Овчинникова не могло укрыться его ночное свидание с Клавой Трахановой. Она сама о нем и рассказала, опустив некоторые подробности -- "первый отдел" не дремал. Овчинников расхохотался:
-- Шутник ты, Паша!
-- Какие шутки! Скромность в быту -- закон для партийца.
У Петра Алексеевича было хорошее настроение. На небе сияло почти весеннее солнце, в школе все было готово к празднику, вот-вот должны были подъехать гости: Коромыслова из народного образования, Четвертной от медиков и комсомольский актив от кооператоров во главе с Кузнецовым. Степан Иванович, в свои трицать лет сам почти мальчишка, любил эти поездки с веселыми комсомольцами. В активе всегда находились девушки, которые скрашивали официоз. Он любил попеть, поплясать. Не забыл Степан прихватить с собой баян -- привез из Германии замечательный инструмент.
--- Здравствуйте, Степан Иванович! -- встретила его у крыльца Клава Траханова. ---Что ж не заходите? Совсем дорожку ко мне забыли, -- скромно опустила она подведенные глазки. Ах, досада какая! Совсем не ко времени.
-- Увидимся еще, Клавочка, -- попытался обойти девушку Кузнецов. Но она цепко держала его за пуговицу кожаного пальто.
-- Так я вечером жду. Обещаете? Смотрите, не обманите. -- проговорила она вслед Степану Ивановичу, вдохнув знакомый запах одеколона "Шипр". Проходя позже по коридору, она услышала этот запах возле комнаты Зайцевой. Клава резко распахнула дверь, но в комнате уже никого не было. Кожаное пальто было небрежно брошено на кровать. Так вот он что?