Но тут я припомнил и стюарда. Какого то чёрта он летел с нами тоже на маленьком самолётике в 90 годы. Очень смешной самолётик, кажется, тоже потрёпанный ЯК-40. Годы дикие, места глухие. Внутри старый салон был окрашен заборной ядовито-зелёной краской, вдоль входа в кабину пилотов на ремнях прикреплены громадные мешки закрытые грязным брезентом. Весь самолёт пропах копченой рыбой. И было смешно и нелепо, когда этот здоровенный мужик-стюард, больше похожий на рецидивиста-браконьера, сделал перед взлётом объявление о нашем маршруте и потом разнёс на подносе кучу слипшихся барбарисок. Лимонад и боржоми в сервис не входили.
А самое впечатляющее – это туалет, в котором стены были окрашены ядовито-коричнево, и внизу находилось круглое вонючее отверстие - толчок, что точь-в-точь бывает в КПЗ или в железнодорожных уличных клозетах – такую экзоту где еще поймаешь? Только в воздухе – над великой тайгой…
И еще раз я вспомнил про стюардессу Эльвиру, когда летел в те же 90 годы из Владика в Москву на Ту-154.
Наш самолёт долго не выпускали, разлуку со мной уже несколько часов оплакивала где-то в своей стылой комнате лучшая дефка Владика. А я никуда не летел, а шарахался по взлётной полосе туда-сюда - в залы ожиданий и обратно в брюхо переполненного баулами и людьми самолёта. Нас не выпускали. Вахтёры уже перестали задерживать на служебной проходной, и мы смели всё вино в буфетах аэропорта. В самолёте орали дети, экипаж нервически негодовал, нас периодически готовили ко взлёту, врубались турбины, лайнер дрожал, потом снова подгоняли трап и выпускали подышать.
За кулисами, как потом выяснилось, шли переговоры о доплате за перебор груза. Летело много челночников, а самолёт приписан к Москве, вот местное начальство требовало денег за перевес, мзду. И всем было плевать на рядовых пассажиров. Закурили и запили все, и даже те, кто не пил и не курил. Случилось несколько демонстративных истерик. Я, как пропагандист-организатор, предложил взяться за руки и перекрыть взлётную полосу поперёк взлетающим самолётам, а так же вызвать в аэропорт прессу. За мной водился такой организаторский революционный грешок.
И вокруг меня мигом организовалась команда. Мы взяли с собой малышей и женщин и пошли в ночи на свет огней - хотя и накаченные спиртным, но трезвые в своих намерениях. Нас перехватили охранники, и тогда все (даже лётчики) потребовали встречи с начальством.
И мы, активисты, встретились. Начальство было в растерянности. Видимо, от него мало что зависело, аэропортом управляли менты и бандиты. Но я сказал одному из качков в малиновом пиджаке, что скоро в аэропорт приедет пресса. Он потом меня похлопал в сторонке по плечу и одобрил: «Это вы правильно выкрутились». И демонстративно поправил ремень, под которым торчала рукоятка пистолета. Я налил ему полный стакан.
И вскоре, еле оторвавшись от Земли, наша ТУ-шка стала набирать высоту. Действительно перегруженный самолёт дребезжаще гудел и с трудом карабкался к звёздам. Конечно, лётчики в те времена были психованными ассами, ибо примерно по таким причинам перегруза два случая разбившихся лайнеров уже произошли.
«Обнимая небо крепкими руками, лётчик набирает высоту»...
Ах, стюардессы! Их было несколько, они вымотались, и тогда их стали пичкать вином и шампанским. Они оказались очень податливыми. И где-то в хвосте у туалета я жарко обнимался с одной, пока мне не стало плохо.
Дело в том, что у меня разболелась голова. Да и вообще, я не могу спать в самолётах. Нас не выпускали часов двенадцать, и все, упитые и измотанные, теперь останавливали рассвет над сирым миром. Воспалённый, я ходил между креслами в мрачном салоне. Спали все, даже самые энергичные и вредные детки. Наверное, вырубились и отважные лётчики, отдавшись на волю автопилота. Дверь в кабину была приоткрыта, но я не решался входить, боясь увидеть и их пьяными. Смотрел на кукольные восковые лица, и было чувство, что лечу среди мертвецов – совершенно один в бескрайнем пространстве. Я не встретил ни одного не спящего на весь самолёт, и, только когда на границе двух салонов толкнул одну из дверей, на меня открылись глаза старшей стюардессы в лифчике и с пластиковым стаканом в руке. Рядом полулежал знакомый ухарь-купец и был пьян неимоверно, одна рука его покоилась на голой груди еще одной спящей стюардессы, в другой руке повисла бутыль дорогущего шампанского. Он подмигнул мне и предложил присоединиться. Я жалобно помотал головой. И только она – полулежащая в бюстгальтере, доблестно выполняя своё служебное дежурство, заученно правильно, по-стюардесски, попросила меня следовать на своё место.
В Москву я прилетел измотанный и чуть живой. С двумя высокими и статными таджиками, интеллектуалами-финансистами , невероятно порядочными и приличными парнями, я пошёл пить пиво в местную дощатую забегаловку. То были двое из команды активистов, во Владике мы вместе разрабатывали план давления на начальство и сдружились. Они звали меня ехать переночевать в гостиницу, а потом в гости в Душанбе, им очень не хотелось расставаться. Но после дозы пива, я вновь раздухарился и, слёзно попрощавшись, рванул на Павелецкий вокзал.
При выходе из метро у меня не хватило даже на трамвайный билет, и до квартиры я, худой и бледный, еле тащил чемодан, набитый дорогущей рыбой и икрой, целых три остановки. И у меня было чувство, что я продолжаю лететь над миром.
С той поры я полюбил пересматривать «Терминал» Стивена Спилберга. Там герой Тома Хэнкса всё же хотя бы переспал со стюардессой, следуя живой очереди.
===