Самовольный уход из дома подростка или ребенка без разрешения родителей – всегда сигнал серьезный. Поиски детей занимают подчас немалое время. Как изменился за последние годы психотип «бегунка», готовы ли сегодняшние дети говорить о причинах ухода из родительского дома, какое эмоциональное состояние заставляет их это сделать, в медиастудии ГТРК «Владивосток» поговорили в рамках программы «Недетский разговор» с Уполномоченным по правам ребенка в Приморском крае Ольгой Романовой и руководителем Приморской региональной общественной организации по поиску пропавших, защите и спасению людей в условиях чрезвычайных ситуаций «ПримПоиск» Кристиной Вульферт. В студии – Сергей Нелюбин.
Самовольный уход из дома: протест или душно?
Сергей Нелюбин:
Здравствуйте, уважаемые радиослушатели и телезрители. У нас в эфире очередной выпуск программы «Не детский разговор». Я Сергей Нелюбин. Со мной мой постоянный соведущий, Уполномоченный по правам ребенка в Приморском крае Ольга Романова.
Ольга Романова:
- Здравствуйте, Сергей! Здравствуйте, уважаемые радиослушатели!
Сергей Нелюбин:
- И сегодня тема нашей передачи – это самовольный уход. Самовольный уход из дома подростка или ребенка. Несовершеннолетнего, скажем так. Без оповещения, вот как написано у меня, без оповещения о своем местонахождении родителей или законных представителей. Он вообще ушел и никто не знает, куда он ушел. Поговорить об этой проблеме мы пригласили в студию руководителя Приморской региональной общественной организации по поиску пропавших, защите и спасению людей в условиях чрезвычайных ситуаций «ПримПоиск» Кристину Вульферт. Кристина, здравствуйте.
Кристина Вульферт:
- Здравствуйте!
Сергей Нелюбин:
Здравствуйте, Кристина! Так что это за проблема? И как она решается в наших сегодняшних реалиях? И насколько она вообще актуальна? Это я уже к вам обеим обращаюсь.
Ольга Романова:
- Я, наверное, скажу, что это, конечно, актуальная проблема, поскольку количество снижается ребят, которые уходят из дома без предупреждения своих родителей. Но, тем не менее, это все равно очень сложная и рискованная история. Поэтому каждый случай расследуется, рассматривается, анализируется. И то, что вижу я - это определенное эмоциональное состояние подростков.
Если раньше была категория ребят, которые испытывают склонность и такие поступки (побег из дома или из детского учреждения) совершают, и мы понимали, кто находится у нас в той группе, которая потенциально может подобный поступок совершить, то сегодня к этой категории ребят добавились еще обычные благополучные семьи, где в силу определенных обстоятельств при определенной эмоциональной составляющей подросток уходит из дома, не предупреждая родителей и испытывая некое психологическое состояние. Он не знает, как с собой справиться, не хочет ссориться с родителями и разворачивается, закрывает за собой дверь.
И вот здесь как раз хочется с Кристиной поговорить, как часто у вас такие ситуации бывают? Потому что ко мне ребята обращаются за помощью. Они не знают, куда идти, к кому обратиться. Говорят, мол, не хочу возвращаться к родителям, потому что родители кричат, ругаются и так далее. В общем, типичные ситуации современные, конфликтные очень. Насколько часто в «ПримПоиск» обращаются?
Кристина Вульферт:
- Вообще, вот буквально за прошлый год, если считать, и сравнивать с 22-м годом, 20-м, то бегунков было очень много.
Ольга Романова:
- Сейчас меньше?
Кристина Вульферт:
- На самом деле, да. Сейчас стало меньше, и значительно заметно. То есть, я говорю, если раньше нам заявляли пачками с детских домов даже, с дома уходили, то сейчас меньше. И у нас, если в прошлом году 169 подростков заявляли о пропаже, то из них, если человек 40 было традиционных «бегунков», то это прям для нас такая цифра как будто бы нереальная. Такое ощущение, что от нас спрятали «бегунков», хотя эта проблема вообще не уходит.
Но при этом мы ходим в школы, проводим профилактику, и стали чаще общаться, если раньше были в основном малыши на встречах, то сейчас уже подростки к нам приходят, на лекции мы к ним приходим, и мы стали чаще встречаться с тем, что дети как бы заранее говорят, «мы хотим пропасть, мы хотим уйти».
Причины побега у всех разные. Кто-то с родителями поругался, у кого-то просто какая-то сложная ситуация своя, и они просто не могут разобраться. У кого-то настолько переходный возраст, они не могут себя собой совладать, не знают, как с собой разобраться, а еще родители, еще школа, и очень классно, что они стали говорить своих проблемах. Если раньше они молчали об этом, ну есть и все, а сейчас они этого не стесняются.
В процессе профилактики мы часто им говорим, мы упоминаем ваш телефон, что обращайтесь к уполномоченному по правам ребенка. Это человек, который будет на вашей стороне и постарается разобраться в этой проблеме.
И дети, если раньше они рукой махнули, то сейчас они под запись берут номер телефона уполномоченного. Я не знаю, сколько там у вас обращений, но знаю, что дети обращаются, потому что они потом отписываются нам «Мы написали, мы спросили». А я им отвечаю: «О, класс!». И эти дети – «минус один бегунок».
Позвони детскому обмудсмену
Ольга Романова:
- Кристина, действительно, такие обращения есть, и радостно, что работа общая приводит к определенному результату. Н но мне хочется в первую очередь все-таки обратить внимание родителей на то, что все-таки, мы об этом с Сергеем часто в передачах говорим, эмоциональное состояние детей очень важно, и чувствовать его необходимо.
Где, в какой момент эта пружинка лопнет, когда развернется, закроет дверь или сделает что-то еще? Не всегда родители это видят, не всегда родители это чувствуют.
Сергей Нелюбин:
- А есть и типичная фраза такая «тебе родителей не жалко»? Мне кажется, бывают такие случаи, что подобная фраза предполагает какое-то равнодушное со стороны ребенка, на самом деле, это может быть как раз психологический тупик в каком-то нерешенном конфликте. Он и любит, естественно, или она своих родителей, но, тем не менее, прибегает к таким способом – «я исчез, и что со мной такое, вы не знаете, поволнуйтесь».
Ольга Романова:
- Вот один из последних случаев, я думаю, что имеет смысл в пример привести. Есть определенная конфликтная обстановка в семье: ребенку 13 лет, мальчик, он с мамой спорит, мама, естественно, ведет профилактическую работу, ведет беседы, рассказывает, что хорошо, что плохо, что должен он делать, а что не должен, объясняет, что вот это плохо и вот это плохо. Но для подростков сложно воспринимать подобную информацию. Они (дети) считают все по-другому и делают вывод: «Я плохой, а я тебе не нравлюсь, я доставляю тебе неудобства, лучше, чтобы меня не было».
Мы уже говорили про крайнюю форму подобного решения, подобного отношения к себе, когда дети сводят с жизнью счеты, а вторая форма, это когда они с собой ничего не сделают, просто психологически другого типа люди, и в этой ситуации они закрывают за собой дверь, уходят.
Вот в этой конфликтной ситуации можно было бы избежать этих последствий. Да, в нашем примере все хорошо, мальчишку нашли, но история про невосстановленные пока еще детско-родительские отношения, все еще актуальна. На ваш взгляд, как можно было бы этого избежать? Что могла или не могла сделать мама, чтобы не было подобного следствия, и надо ли делать что-то?
Говорите с детьми
Кристина Вульферт:
- Когда мы проводим лекции для родителей, я с ними разговариваю и спрашиваю: «Какие ваши шаги, когда вы элементарно приходите с работы?» И все как один отвечают: «Я прихожу, мне надо сварить покушать, у меня в голове после работы много мыслей». Ну, хорошо, а на каком месте ребенок? Они отвечают: «Ну, я ему сказала привет, в комнату заглянула и пошла». Я говорю, окей, а дальше? Родители отвечают, что дети подходят к ним, но им некогда поговорить, надо кушать сварить. Как так, некогда, нет и пяти минут заглянуть в комнату, потрепать его за волосы, спросить: «Привет, как у тебя дела, что ты сегодня делал, как настроение?» Я в этом случае спрашиваю, куда вы торопитесь?
В этот момент, когда я прихожу к детям, подросткам, говорю, вот смотрите, если у вас случается проблема, и не с кем поговорить, поругался с девушкой со своей, с подружкой и тому подобное, вы приходите домой и хотите поговорить с родителями? И они часто отвечают: «Я не пойду к маме. Ну, потому что я к ней подхожу, ей некогда».
Я говорю, ну как некогда? И обычно дети отвечают, что включают наушники, если трагичная мелодия, то поплачут, и вроде бы все, отлегло. Но тогда я спрашиваю, а проблема решилась? И ответ - нет.
И я родителям говорю, вы часто сами отталкиваете своих детей, сами отталкиваете их от общения, в чем сложность прийти с работы и сказать, привет, как у тебя дела? Что нового? Что делаешь? А что у тебя там? И когда начинаешь спрашивать в тот момент, когда родители заявляют своих детей к нам в розыск, о друзьях, часто можем слышать ответ: «Мы не знаем друзей». Я говорю: «Чем занимается ребенок?» Ответ: «А мы не знаем». Спрашиваю: «А когда последний раз интересовались?» Ответ - мне некогда.
Мне кажется, это и есть та самая точка, которая могла бы перевернуть вот это все отношение, чтобы дети не бежали и учились разговаривать, когда родители начнут интересоваться жизнью детей. Элементарные простые вопросы задавать – «как дела? Чем ты сегодня занимался? Как ты себя чувствуешь?» И просто лишний раз сказать, ты знаешь, несмотря ни на что, я тебя все равно люблю, да и мне плевать на твои там какие-то проблемы. Я тебя все равно люблю. Тогда они выпрямляются и потом идут и начинают что-то рассказывать о своих сложностях взрослым.
Я даже не знаю, где наступает та грань, когда родители забывают о том, что они когда-то были подростками, и они тоже вытворяли невесть что. Поэтому часто советую детям спросить у своих родителей, какие они были в молодости? Всегда интересует эта грань, когда родители забывают о своей бурной молодости и становятся такими супер примерными взрослыми и начинают наших детей супер воспитывать.
Об этом и многом другом в интервью в медиастудии ГТРК «Владивосток».