***
Ливень стих только в понедельник к обеду, и над Москвой нависло ожидание: тёмная пелена продолжала сгущаться, и в узких переулках было удивительно тихо без щебета воробьёв, попрятавшихся в мансардах старых домов. Жители города изредка показывались на улице, но тут же поспешно прятались за дверьми магазинов.
Около четырёх часов дня по блестящим от слякоти камням Остоженки зацокали звонкие копыта, и лёгкая одноколка с впряжённой в неё резвой лошадкой остановилась у светлого двухэтажного здания. В одноколке сидел молодой военный: широкие штаны, чёрный мундир с двумя рядами начищенных пуговиц, перехваченный широким ремнём, висевшая на боку шпага и жёлтые погоны с монограммой выдавали в нём унтер-офицера лейб-гренадёрского Эриванского полка, а ясные глаза под кустистыми русыми бровями и лихо сдвинутый набок головной убор с козырьком свидетельствовали о добродушном нраве и хорошем настроении. У мужчины были веские причины улыбаться несмотря на пронизывающий ледяной ветер и брызги слякоти, оставленные на красивой форме быстрой ездой: в правой ладони его грубоватые пальцы сжимали медальон с изображением прелестной девушки, чьи бархатные глаза и нежная улыбка вызывали ликование в душе молодого человека.
Проворно выскочив из экипажа, Стасов – именно так звали мужчину - пружинистым шагом направился в сторону особняка Всеволожских. Ему предстояло нанести несколько визитов, но он не собирался нигде задерживаться надолго: друзьям Стасова было известно, что он торопился отправиться в подмосковное поместье к своей невесте.
Подгоняемый собиравшимися тучами, Стасов успел посетить два дома до начала дождя и в начале седьмого уже был на пути домой. Мечтательная улыбка, прятавшаяся под усами щёточкой, не сходила с его лица. Однако, хорошенько пораздумав, он счёл более разумным продолжить свой путь в экипаже, не рискуя подхватить простуду и отсрочить свадьбу. Поспешно оглядев улицу и не увидев извозчика, молодой человек поспешил укрыться от непогоды под аркой соседнего дома.
Подойдя ближе, Стасов увидел под аркой зябко сжавшегося мальчишку лет шести в драном пальто с чужого плеча и потёртых штанах, который с приоткрытым ртом следил за синицами на кусте сирени. Светлые волосы беспризорника свисали на лоб мокрыми сосульками, а на веснушчатом носу висела капля. К груди мальчик прижимал стопку тонких дешёвых газет, постепенно выползавших из некрепкой хватки. Занятый наблюдением, он не заметил, как военный зашёл под свод арки и прислонился к стене. Порывшись в карманах, Стасов достал три орешка.
- Слышь, - мальчонка вздрогнул и испуганно обернулся: усатый незнакомец протягивал ему угощение.
- Спасибо, дядя! – радостно воскликнул продавец газет, взяв орехи, и принялся рассматривать их на своей чумазой ладошке. Одна из газет выскользнула и с шелестом опустилась на мокрые камни; на её поверхности тут же проступили тёмные пятна, и мальчик, едва не выпустив из рук остальные газеты, бросился поднимать размякший лист, от прикосновения рвавшийся на мокрые куски. С кислым личиком парнишка уныло глядел на испорченную газету.
- От хозяина влетит? – дружелюбно поинтересовался Стасов. - По ушам надаёт или как?
- Хозяин меня не бьёт, - мальчик с гордостью вздёрнул круглый подбородок. - Он дал мне большую монету и яблоко, чтобы я хорошо продавал газеты.
Стасов заметил выпирающий комок в кармане драного пальто и усмехнулся:
- Повезло тебе с хозяином.
- Да он и не хозяин. У меня вообще хозяев нету, - бродяга с возросшим уважением в глазах рассматривал шпагу на боку военного. - Я ему помогаю продавать газеты, сегодня уже пол-Москвы обошёл.
Стасов смерил мальца сочувствующим взглядом: мальчик не доставал ему и до пояса, и кипа газет казалась для него непосильной ношей. Ребёнок больше не дрожал, и круглые глазки жадно смотрели на шпагу, а руки снова ослабили хватку, и газеты медленно ползли вниз. Голубые глаза Стасова прищурились в доброй улыбке, и, достав из кармана несколько блестящих монет, он спросил:
- На сколько газет этого хватит?
Мальчик удивлённо переводил взгляд с широкой ладони на светлое лицо с русыми усами. Он начал перебирать пальцами тонкие листы, но через секунду прервался и грустно возразил:
- Хозяин сказал сегодня обойти весь город…
Он печально опустил глаза на тяжёлую стопку.
- А где ты сегодня ещё не был?
- На Сретенке.
- Ну так мне же как раз на Сретенку!
Мальчишка засиял от неожиданной удачи. Он отсчитал часть стопки, и Стасов, воодушевлённый собственным порывом, дал ребёнку ещё одну монетку. «Маша прослезится от умиления,» - промелькнуло в голове унтер-офицера, когда он, прикрываясь одной из газет от непрекращающейся измороси, остановил проезжавшую мимо пустую коляску.
Сев в экипаж, молодой человек с ухмылкой развернул газету. Сверху было напечатано название: «Житьё-бытьё», - и сразу же под ним несколько скучных объявлений. Газета состояла из одного разворота, и Стасов, пробежавшись глазами по нагонявшим дремоту строчкам, собрался было отложить лист, как вдруг что-то привлекло его внимание.
***
Небо быстро темнело. Из окна уродливой деревянной пристройки на улицу взволнованно смотрели белёсые глаза. Дождь усиливался; стрелка старых часов лениво ползла по циферблату, заставляя хозяина дома всё сильнее сжимать сухие кулаки. Часы пробили девять, и старик поёжился. Ему мерещилось, что вдалеке тучи на секунду расступились и вдали слабо блеснул последний луч солнца. Старик поднял глаза к небу: оно уже давно почернело, и холодный ветер стремительно нёс тяжёлые тучи. Тихо пришёптывая, старик обратил немигающий взор на голый куст под дребезжащим от ветра окном; костяшки его худых рук побелели, а губы подрагивали. Когда пробило половину десятого, лицо старика передёрнуло, а пальцы нервно застучали по подоконнику, отсчитывая секунды. Бездушные окна издательства напротив погасли; улица погрузилась во тьму, и только бледное лицо в напряжённом ожидании глядело на хмурое небо.
Когда пробило десять, старик внезапно застыл, и шептание оборвалось. Он посмотрел в сторону храма, но, не увидев за стеной дождя даже неясный силуэт, задёрнул занавеску.
***
Ночью по Москве прошёл ураган: жестокий ветер срывал черепицу с крыш старых домов и ломал ветки деревьев. Ливень грозно стучал в окна испуганных москвичей, требуя впустить его в их тёплые дома, но к утру сошёл на нет, и ветер, лишившись поддержки, стих. Последнее ненастье зимы ушло из города вслед за тяжёлыми тучами и унесло с собой пугающую тишину улиц.
Как только солнце взошло, первыми лучами разгоняя обрывки серых облаков, на поломанных ураганом кустах смело запели синицы, и дыханье весны окутало Москву лёгким щебетом трясогузок. Под ласковым весенним светом остатки слякоти обратились в ручьи, и Москва засияла, умытая талой водой.
Узкие переулки зазвенели весёлыми детскими голосами и женским смехом. По улицам неустанно цокали копыта, и извозчики громогласно приветствовали друг друга. Тёплые платки и шали, по привычке наброшенные на плечи, снимались, и десятки прохожих останавливались, глядя в голубое небо, вдыхая весенний воздух, пахнущий набухавшими почками. Десятки шапок срывались нетерпеливыми руками, и лёгкий ветер играючи развевал волосы. Из распахнутых окон маленьких домиков слышались народные мотивы, а за украшенными лепниной стенами богатых городских усадеб изящные пальцы бегали по клавишам роялей.
Разгоняя стайки голубей, по Остоженке мчалось красивое ландо, запряжённое двумя белыми лошадьми. Кучер легонько погонял быстроногую пару весёлым покрикиванием, и прохожие оглядывались вслед экипажу. В ландо сидели уже знакомый читателю унтер-офицер Стасов и прекрасная девушка с чёрными волосами, собранными сзади в тонкую сетку, и большими бархатными глазами, которые взволнованно глядели на молодого военного. Испуганно внимая рассказу своего спутника, красавица не замечала, как её фарфоровые пальчики сжимали край его рукава. Стасов широко улыбался девушке и, сопровождая слова размашистыми жестами, подходил к кульминации своей истории:
- Мы шли из дома Ельцовых прямо через тот узкий проулок, где летом обычно стоит мороженщик - а этих бандитов четыре человека как налетит со всех сторон! – красные губы девушки задрожали. - Ну-ну, Маша, и мы ведь не лыком шиты: у нас и пистолеты были наготове, да и самих нас трое здоровых молодцов.
Стасов замолчал, давая своей впечатлительной спутнице время оценить по достоинству угрожавшую ему опасность, но большие глаза с таким ужасом смотрели на него, а пальцы так сильно сжались на широком рукаве, что он поспешно продолжил:
- Они начали стрельбу – да не волнуйтесь Вы, Маша, всего пару раз успели выстрелить: мне только плечо задело, уже совсем не болит.
Тихо вскрикнув, Маша невольно вскинула белую руку к плечу Стасова, но он ласково взял её в свою большую ладонь. Глядя в нежное, ещё совсем детское личико, он тихо заверил свою спутницу:
- Вы не бойтесь, никто не ушёл: поначалу мы сами отбивались, а там подоспели полицейские, переловили этих голубчиков, - он с ухмылкой пригладил свои усы. - Каторга ждёт или Сибирь, негодяи.
Кроткое лицо застенчиво опустилось, и девушка робко заметила:
- Слава Богу, Василий, что Вы живы, - она покраснела, а молодой человек усмехнулся:
- Да уж, не всем так повезло, как мне: их только троих забрали, а один так и остался лежать. Сгорбленный такой, в грязном плаще – одним словом, настоящий негодяй.
В бархатных глазах снова мелькнул ужас, но большая тёплая ладонь легла на тонкие руки, и Маша улыбнулась своему храброму жениху. Одна мысль о том, что незнакомец в грязном плаще собирался одним выстрелом оборвать жизнь её возлюбленного, холодила душу, и Маша про себя оправдала Василия и его друзей. Задумавшись, она спросила, глядя на плечо Стасова, где под плотной тканью скрывалась тугая повязка:
- Но скажите, откуда же Вы знали, что Вам нужно быть настороже?
Стасов оживлённо склонился к девушке и громко зашептал:
- А это, дорогая Маша, самое удивительное! Я говорил Вам, что в прошлом месяце мне посчастливилось выиграть в карты кругленькую сумму у неизвестного мне человека в небольшом трактире. Деньги у него, говорят, водились, да и мне он не показался сильно расстроенным - а вот только трактирщик сказал, что он этого человека часто видит и что тот дела нехорошие ведёт. Мол, шайка у него целая, и людей они решают как нечего делать. Ну, я, конечно, ухо востро держал, но вскоре совсем забыл о том незнакомце, уже и лица его не помнил.
А вчера попался мне на улице мальчонка с газетами, тощий такой, я у него из жалости несколько листочков купил. И вот смотрю я в газету, смотрю, и что-то мне в глаза бросилось одно объявление в чёрной рамке: я поглядел внимательно, а оно следующим числом подписано, как будто случилось на будущий день.
Я сначала подумал, что опечатка. Газетка-то сама тонкая, дешёвая, да и название какое-то несерьёзное. Но я дальше посмотрел – и глазам своим не поверил! Чёрным по белому напечатано, как будто специально мне предостережение: «В понедельник в 22.00 неизвестным сутулым человеком в грязном плаще убит унтер-офицер». Понимаете, Маша? Вроде бы как некролог, но до чего странный! Я тогда-то и вспомнил, что тот проходимец был горбатый. Тьфу, думаю, совпадение – а только сердце нехорошо так стукнуло, будто почуяло что-то. Мы вечером с Николаем и Борисом как всегда к Ельцовым собирались, и я решил: пусть засмеют, но расскажу всё друзьям, чтобы назавтра к моей Маше целым приехать. Ну, а дальше Вы уже всё знаете: Борис с Николаем верные друзья, одного меня домой не пустили - вот я и сижу теперь рядом с Вами невредимый.
Закончив рассказ, Стасов весело улыбнулся: от порывистого ветерка щёки его зарумянились, а боль свежей раны отступила перед радостью встречи. Маша смотрела на него не отрываясь, и в её взгляде читалось восхищение хрупкой девушки перед героем, без страха глядевшим в лицо опасности. Лошади бежали по мостовой, охваченные теплом наконец наступившей весны, а счастливый случай, спасший Стасова от неминуемой гибели, казался молодым людям добрым предзнаменованием перед свадьбой.
***
Через неделю красивое ландо с двумя белоснежными лошадьми остановилось у издательства газеты «Дела Москвы». Толстый издатель, в этот час по привычке осыпавший руганью уродливую деревянную пристройку, суетливо вскочил с кресла, намереваясь встретить богатую молодую гостью, сошедшую из ладно на тротуар. Он остановился в изумлении, когда тонкая фигурка в атласном платье и маленькой шляпке, перебежала через дорогу и остановилась у крыльца шаткой пристройки. Бормоча под нос что-то наверняка крайне обидное для хозяина домишки, уязвлённый издатель скрылся в глубине комнаты.
Девушка робко поднялась на крыльцо и постучала в дверь. В её руках была большая корзина с праздничными лентами, чем-то наполненная и накрытая сверху кружевным платком. Ответа не последовало. Подождав ещё немного, Маша поставила корзину на крыльцо и развернулась, чтобы уйти, но, замешкавшись, сняла с пальца перстень со сверкающими камнями и положила его в корзину. Вернувшись к экипажу, девушка посмотрела на окно пристройки: из-за занавески выглядывало доброе лицо с тонкими морщинками. Глаза Маши наполнились слезами благодарности. Одними губами она что-то прошептала, глядя в просветлевшее лицо старика. Ландо плавно понесло её по улице, и старик смотрел вслед, улыбаясь счастью девушки.
Колокола Храма Христа Спасителя били всё время, пока экипаж госпожи Стасовой не скрылся за углом.
Автор рассказа: Даша Лысенко