На закате СССР в конце 80-х, когда мы пока еще верили в светлые идеи Комсомола, я, молоденькая Фельдшер, с мужем и двумя детьми, поехала поднимать деревню. Подъемных тогда, естественно, никто нам не давал. Все держалось на чистом энтузиазме. Домик, конечно, нам с семьей выделили, да и Фельдшерская-Акушерский пункт обещали привести в порядок. А еще глава сельсовета сразу по приезду мне сообщил, что во второй половине отремонтированного Фельдшерского-Акушерского пункта будет находиться жилая часть и там я с семьей буду жить. Все для удобства. А пока что старенькое здание ФАП, где я должна была принимать больных, находилось в другом конце деревни. В первый же рабочий день я отправилась знакомиться с новыми пациентами. Медпункт находился в старом, достаточно уютном, светлом, низеньком домике, состоящем из пары комнат. В целом мне условия понравились, за исключением того, что печь придется топить самим. Моя помощница, санитарка Валя, коротко вела меня в курс дела, и я была уже готова принимать пациентов. Народ, как это водится в деревне, уже собрался во дворе посмотреть на нового Фельдшера. Для деревни ведь это было целым событием. Потянулись рабочие будни. С людьми я сошлась быстро, их устроили мой опыт и знание, а меня устроила их простота и добродушие. Очередной рабочий день подходил к концу, осталась одна пациентка. Неожиданно Валя, сидевшая на подоконнике, замолчала. До сих пор мы с ней болтали ни о чем, предвкушая конец рабочего дня. Она поменялась в лице, соскочила с подоконника и вышла из кабинета. Она с кем-то недолго поговорила, достаточно резко, и вновь зашла, раскрасневшаяся и злая. Настя приходила, сделала вызов на дом. Алена упала и сломала руку. Я, не понимающую, уставилась на санитарку. Настя — местная колдунья. Именно так и зовут. Не Настя, а Настя. Алена — жена ее погибшего на фронте брата. Настя вызвала тебя к Алене домой. Я усмехнулась, услышав такое объяснение. Ну-ну, колдунья. Дожили. Бабуля, которая в этот момент сидела на приеме и слышала нашу беседу, неожиданно сказала. «Зря смеешься, Ирочка. Страшная она бабка. Люди даже видели, как она в свинью оборачивалась. Много она людям навредила. Коровы телят скидывали, доидца переставали. А наша председатель сельсовета видела — хромает ну да, кивнула я. Так это Настя ее так еще в молодости по спине погладила, вот она и слегла. Нашли бабушку ведунию, она Людку председателя вылечила, а хромота так и осталась. Я спорить не стала. В деревне — своя атмосфера. Люди суеверны и внушаемы. Бабушка рассказывала, что в них одна половина деревни делала гадости, а другая половина лечила. А про бабушка моя была известной в округе целительницей и ведуньей. К ней съезжались даже с ближайших городов. «Ты, Ирочка, хоть булавку к подолу прицепи», настаивала баба Рая. Она сняла с себя булавку и протянула ее мне. Я не стала обижать бабушку и прицепила булавку к подолу юбки с внутренней стороны. Я собрала чемодан и мы вышли из медпункта. «Слышу!» в соседнем дворе женщина кричит. Валя посмотрела повнимательнее, что произошло, и ахнула. По всему соседскому двору валялись дохлые куры. Честно, стало жутковато, но тем не менее на вызов я все равно пошла. Дом нашла быстро, тем более он находился неподалеку. Я осторожно поднялась по подгнившим ступеням и постучала. Никто не открыл. Я дверь толкнула, открыта. Захожу и вижу сенцы все захламлены. В углу уголь куча навалена, дрова, лопата поломанная стоит, валяются ветхие тряпки. Но думаю, не мое это дело. Иду дальше, захожу в избу и вижу довольно странную картину. Посреди избы, перед печью, стоят три стула, причудливо сцепленные между собой ножками, а между стульев лежит сухонькая старушка и тихонько стонет. Рука ее неестественно вывернута, кость торчит наружу, вокруг кровь, открытый перелом. Я бросилась к бабушке, попыталась расцепить стулья, а они словно склеены. «Как же вас угораздило-то?» больше сама у себя спрашиваю я. И тут неожиданно, прямо у меня над ухом, прозвучал ехидный старушечий голос. «Да черти ее ночью таскали!» Я обернулась и увидела перед собой невысокую бабку со сморщенным лицом и невероятно злыми глазами. «Настя!» догадалась я. Вдруг у меня закружилась голова, лицо бабки расплылось перед глазами. Нос ее виделся мне свиным пяточком. Глаза маленькие, злые, бездонные, сверлят меня, зубы острые. В ушах что-то засвистело, зашумело. Вижу только, как рот с острыми зубами открывается. Собралась силами, вспомнила про бабушку на полу и будто очнулась. Настю я резко оттолкнула и говорю, «Скорую вызывайте! Срочно!» Она оскалилась, но я на нее прикрикнула и еще в спину толкнула. От такого моего поведения Настя удивилась, начала что-то шептать, но я ей не позволила, схватила ее за плечо и выпроводила. «Хватит! Не хотите помочь, так хоть не мешайте!» Пострадавшую бабушку увезли в больницу, а я еще не знала, что мой отпор колдуни не пройдет даром. С того дня я нажила себе врага. Лето было в самом разгаре, коттедж рядом со старым зданием ФАПа уже начали строить. Рабочие будни тянулись день за днем. Примерно через неделю я уже почти забыла о злющей Насте, но в один из солнечных дней она о себе напомнила. Перед медпунктом рос высокий старый дуб, в стволе которого было дупло. В этом дупле поселилась семья Скворцов и совсем недавно у них вывелись птенцы. Взрослые птицы сновали туда-сюда, ловя насекомых. Переговаривались на своем птичьем языке. Смотрите, слушать их было одно удовольствие. Мы с Валей все ждали, когда молодые Скворчата будут учиться летать. В тот день пациентов не было. Мы с Валей пили чай. Вдруг из-за дерева, откуда ни возьмись, вышла бабка Настя. Как она там оказалась, мы так и не поняли. Посмотрела она нас злобно, пальцем погрозила и захохотала, а затем просто развернулась и ушла. Как только колдунья скрылось из виду, мы увидели дым, идущий из дупла дерева. Не сговариваясь, мы выбежали на улицу, но дым уже рассеялся. Птицы лежали мертвые под дубом. Птенцы их сгорели. Но что удивительно, на стволе дерева не было ни следа пожара. Тем же вечером, когда я вернулась домой, мои мальчики прибежали с улицы радостные, с плетеной корзинкой наперевес. «Мамочка, мамочка! Нас бабушка угостила сливами!» кричали они, перебивая друг друга. Сыновья то и дело вырывали друг у друга корзинку, накрытую чистым полотенцем. Я подошла, сдернула полотенце и ахнула. Наполненной доверху корзине копошились толстые белые опарыши. Ребята мои глаза выпучили, а младший вообще испугался и заплакал. «Кто вас угостил?» осторожно спросила я, хотя уже понимала, кто угоститель. Мальчики сумбурно описали бабушку. Как я и предполагала, это была бабка Настя. Наверное, это было своего рода предупреждение. Но я тогда от него вновь отмахнулась. Время шло. Вместо меня строительство коттеджа, в одной половине которого мы с семьей будем жить, а в другой принимать пациентов, подходило к концу. В суете я уже подзабыла про Настю, наступила осень. Мы окончательно обжились, завели друзей. Мой муж с дружился с соседом Игорем. Они часто ездили на рыбалку, обменивались инструментами, вели вечерами у нас во дворе мужские разговоры. Мальчики мои все время крутились возле мужчин. Однажды вечером, уже в районе полуночи, к нам постучался Игорь. «Ир, ты не могла бы прийти. Бабушке моей плохо. Давление», обратился сосед ко мне. «Конечно же, я согласилась». Совершенно случайно я надела ту самую юбку, на подоле которой была прицеплена булавка. Правда, я о ней тогда и не помнила толком. Стирки она не мешала, а сама юбка была сделана из ткани, которая совсем не мялась, поэтому я ее не гладила. Игорь и его мама жили через два дома от нас. Прихожей нас встретила Мария, мама Игоря. Слово за слово я спросила, где больная? И вдруг услышала из дальней комнаты знакомый и ехидный голос. «А что это? У нас теперь фельдшера с булавками по вызовам ходят». «Настя что, ваша мама?» спросила я Марию, выпучив глаза от удивления. Мария, пожала, плечами кивнула. Я не стала отказывать в помощи. Что ж, пациент есть пациент. Меня не должна волновать его личность и тем более личная неприязнь. Я прошла в комнату, пока я измеряла Насте давление и делала укол, я все время чувствовала, как она буравит меня своим презрительным взглядом. При этом она еще и чуть слышно шептала что-то. Я старалась не обращать на это внимание, просто молча выполняла свою работу. С того вечера ночные вызовы стали повторяться ежедневно. Ровно в 11.45 приходил Игорь и говорил, что бабушке плохо. Уже и муж стал нервничать и возмущаться. А я стала худеть на глазах. У меня постоянно падало давление, кружилась голова, и все плыло перед глазами. Стали учащаться давно забытые приступы бронхиальной астмы. Комиссию я не прошла и доступ к работе не получила. Взяла больничный. Врач районной больницы предложил мне лично обследование, предположил онкологию. Однажды ночью я чуть не умерла, очнулась я от того, что сын стоял передо мной на коленях и плакал. Мамочка, только не умирай. Следующим утром я отправилась в пустой медпункт за таблетками. Пока говорили с Валей, пришла библиотекарь тетя Маша. Она внимательно на меня посмотрела и сказала, это не дело. Не просто так тебя Настя к себе таскала. Тебе целительница нужна. В соседней деревне живет одна сильная женщина. Вера ее зовут. Давай завтра автобусом к ней съездим. На том и порешили. Утром, так и не дождавшись тетю Машу, я отправилась к Вере одна. Поехала на свой страх и риск, знаю только имя и фамилию, не знаю адреса. Кое-как, то и дело останавливаясь по пути, чтобы перевести дыхание, я оказалась на отдаленной улице дома целительницы. Хорошо, что мне встретилась маленькая девочка с портфелем, которая спешила в школу. Детка, подскажи, как найти тетю Веру Кузнецову? Девочка улыбнулась и ответила, так вы возле ее дома стоите, вот он. Она указала на простенький деревенский домик, обнесенный деревянным штакетником, на который я навалилась. Сказать, что я удивилась, ничего не сказать. Не иначе, как Ангел привел меня к нужному месту. Я собралась силами, поблагодарила ребенка и поплелась к калитке. Во дворе злая собака, но никто не выходил. Калитка была заперта, и я стояла и думала, примет меня тетя Вера или нет. Через несколько минут на пороге появилась бледная, болезненного вида женщина средних лет. Здравствуйте, вы тетя Вера? с надеждой спросила я. Я, ответила женщина, только я болею и никого сейчас не принимаю. Я разочарованно вздохнула. Ну, вот и все. Значит, конец. Ты домой ехай и спать ложись, как сказала тетя Вера. Тебе все скажут. Пока к автобусу шла, ревела, жалко было себя, детей, столь короткую свою жизнь. Домой я приехала уставшая, замерзшая, ослабевшая, смирившаяся со своей участью и действительно сразу же меня сморил сон. Только закрыла глаза и сразу же вижу. Солнечный день изумрудного цвета трава необыкновенно красивые цветы, а аромат такой, что голова закружилась. Я посмотрела наверх и увидела, как прямо с чистого голубого неба, как по лесенке идет, прихрамывая, на одну ножку маленькая в красивом передничке, в беленьком платочке бабулечка. Посмотрела она на меня так нежно, по-доброму, улыбнулась и говорит, «Что же ты наш рот позоришь? Поддалась черной колдуне, еще чего не хватало. А ну-ка вставай, соберись и гони ее от себя. Но так как ты далеко позволила ей подойти, будет потеря, но не смертельная. Потом поймешь». И вмиг исчезла. Как я проснулась, не помню. Очнулась, когда напекла блинов, целую гору и киселя наварила целую кастрюлю. Сижу и чувствую, что сил вам не столько, что я горы готова свернуть. Я убедилась, что все мои спят и решила сходить на работу, то есть в соседнюю дверь. Смотрю, Валя сидит и заливается слезами. Увидев меня, она кинулась меня обнимать. Тетка Маша приходила, Настина дочь, сказала, что сегодня ты умрешь. Вдруг у меня такое настроение поднялось, что аж сама себя испугалась. А в медпункте в миг как будто светлее стало. Снаружи птички запели. Так хорошо. А вот фига не угадали, засмеялась я. От крика, который снаружи раздался, я вздрогнула. «Ира, выйди, дай мне капли!» орала Настя. Не знаю, откуда я что знала. Я вытащила нательный крестик, дверь перекрестила и спокойно отвечаю, не выходя. «Иди и возьми, я на улицу не выношу». «Не могу!» корчилась у порога Настя. Она просила, потом ругалась, потом угрожать начала. А я только смеялась ей в ответ. Я осмелела, вышла на крыльцо и вижу, что Настя будто бы уменьшалась в размерах. «Какая же она жалкая!» подумалось мне. Вдруг Настя зашипела как змея и стала коситься куда-то мне под ноги. Смотрю, на пороге стоит баночка с солью и лежат осиновые веточки. Я до сих пор не знаю, откуда они взялись. Я со остервенением стала посыпать солью Настю и кидать в нее ветки. Она визжала как свинья, пытаясь от них увернуться. А потом стремглав умчалась, что аж пыль подняла. Больше она меня не трогала. Вскоре у меня заболела, мама и нам пришлось уезжать. Пока собирала обувь, обнаружила один чужой кроссовок. «Это откуда?» спрашиваю я у мужа. «Это мне бабушка Игоря принесла. Сказала, что потом второй принесет». Ответил муж. Я отругала мужа за то, что кроссовок взял, и выкинула Насте подарочек. Уже дома, в разговоре с мамой, я узнала, что хромая старушка из сна, моя прабабушка, от которой я переняла силу. Яна действительно хромала. А примерно через полгода мы с мужем развелись. Вот такой прощальный привет от Насти. Не смертельная потеря. Спасибо.
На закате СССР в конце 80-х, когда мы пока еще верили в светлые идеи Комсомола, я, молоденькая Фельдшер, с мужем и двумя детьми, поехала поднимать деревню. Подъемных тогда, естественно, никто нам не давал. Все держалось на чистом энтузиазме. Домик, конечно, нам с семьей выделили, да и Фельдшерская-Акушерский пункт обещали привести в порядок. А еще глава сельсовета сразу по приезду мне сообщил, что во второй половине отремонтированного Фельдшерского-Акушерского пункта будет находиться жилая часть и там я с семьей буду жить. Все для удобства. А пока что старенькое здание ФАП, где я должна была принимать больных, находилось в другом конце деревни. В первый же рабочий день я отправилась знакомиться с новыми пациентами. Медпункт находился в старом, достаточно уютном, светлом, низеньком домике, состоящем из пары комнат. В целом мне условия понравились, за исключением того, что печь придется топить самим. Моя помощница, санитарка Валя, коротко вела меня в курс дела, и я была уже готова принимать пациентов. Народ, как это водится в деревне, уже собрался во дворе посмотреть на нового Фельдшера. Для деревни ведь это было целым событием. Потянулись рабочие будни. С людьми я сошлась быстро, их устроили мой опыт и знание, а меня устроила их простота и добродушие. Очередной рабочий день подходил к концу, осталась одна пациентка. Неожиданно Валя, сидевшая на подоконнике, замолчала. До сих пор мы с ней болтали ни о чем, предвкушая конец рабочего дня. Она поменялась в лице, соскочила с подоконника и вышла из кабинета. Она с кем-то недолго поговорила, достаточно резко, и вновь зашла, раскрасневшаяся и злая. Настя приходила, сделала вызов на дом. Алена упала и сломала руку. Я, не понимающую, уставилась на санитарку. Настя — местная колдунья. Именно так и зовут. Не Настя, а Настя. Алена — жена ее погибшего на фронте брата. Настя вызвала тебя к Алене домой. Я усмехнулась, услышав такое объяснение. Ну-ну, колдунья. Дожили. Бабуля, которая в этот момент сидела на приеме и слышала нашу беседу, неожиданно сказала. «Зря смеешься, Ирочка. Страшная она бабка. Люди даже видели, как она в свинью оборачивалась. Много она людям навредила. Коровы телят скидывали, доидца переставали. А наша председатель сельсовета видела — хромает ну да, кивнула я. Так это Настя ее так еще в молодости по спине погладила, вот она и слегла. Нашли бабушку ведунию, она Людку председателя вылечила, а хромота так и осталась. Я спорить не стала. В деревне — своя атмосфера. Люди суеверны и внушаемы. Бабушка рассказывала, что в них одна половина деревни делала гадости, а другая половина лечила. А про бабушка моя была известной в округе целительницей и ведуньей. К ней съезжались даже с ближайших городов. «Ты, Ирочка, хоть булавку к подолу прицепи», настаивала баба Рая. Она сняла с себя булавку и протянула ее мне. Я не стала обижать бабушку и прицепила булавку к подолу юбки с внутренней стороны. Я собрала чемодан и мы вышли из медпункта. «Слышу!» в соседнем дворе женщина кричит. Валя посмотрела повнимательнее, что произошло, и ахнула. По всему соседскому двору валялись дохлые куры. Честно, стало жутковато, но тем не менее на вызов я все равно пошла. Дом нашла быстро, тем более он находился неподалеку. Я осторожно поднялась по подгнившим ступеням и постучала. Никто не открыл. Я дверь толкнула, открыта. Захожу и вижу сенцы все захламлены. В углу уголь куча навалена, дрова, лопата поломанная стоит, валяются ветхие тряпки. Но думаю, не мое это дело. Иду дальше, захожу в избу и вижу довольно странную картину. Посреди избы, перед печью, стоят три стула, причудливо сцепленные между собой ножками, а между стульев лежит сухонькая старушка и тихонько стонет. Рука ее неестественно вывернута, кость торчит наружу, вокруг кровь, открытый перелом. Я бросилась к бабушке, попыталась расцепить стулья, а они словно склеены. «Как же вас угораздило-то?» больше сама у себя спрашиваю я. И тут неожиданно, прямо у меня над ухом, прозвучал ехидный старушечий голос. «Да черти ее ночью таскали!» Я обернулась и увидела перед собой невысокую бабку со сморщенным лицом и невероятно злыми глазами. «Настя!» догадалась я. Вдруг у меня закружилась голова, лицо бабки расплылось перед глазами. Нос ее виделся мне свиным пяточком. Глаза маленькие, злые, бездонные, сверлят меня, зубы острые. В ушах что-то засвистело, зашумело. Вижу только, как рот с острыми зубами открывается. Собралась силами, вспомнила про бабушку на полу и будто очнулась. Настю я резко оттолкнула и говорю, «Скорую вызывайте! Срочно!» Она оскалилась, но я на нее прикрикнула и еще в спину толкнула. От такого моего поведения Настя удивилась, начала что-то шептать, но я ей не позволила, схватила ее за плечо и выпроводила. «Хватит! Не хотите помочь, так хоть не мешайте!» Пострадавшую бабушку увезли в больницу, а я еще не знала, что мой отпор колдуни не пройдет даром. С того дня я нажила себе врага. Лето было в самом разгаре, коттедж рядом со старым зданием ФАПа уже начали строить. Рабочие будни тянулись день за днем. Примерно через неделю я уже почти забыла о злющей Насте, но в один из солнечных дней она о себе напомнила. Перед медпунктом рос высокий старый дуб, в стволе которого было дупло. В этом дупле поселилась семья Скворцов и совсем недавно у них вывелись птенцы. Взрослые птицы сновали туда-сюда, ловя насекомых. Переговаривались на своем птичьем языке. Смотрите, слушать их было одно удовольствие. Мы с Валей все ждали, когда молодые Скворчата будут учиться летать. В тот день пациентов не было. Мы с Валей пили чай. Вдруг из-за дерева, откуда ни возьмись, вышла бабка Настя. Как она там оказалась, мы так и не поняли. Посмотрела она нас злобно, пальцем погрозила и захохотала, а затем просто развернулась и ушла. Как только колдунья скрылось из виду, мы увидели дым, идущий из дупла дерева. Не сговариваясь, мы выбежали на улицу, но дым уже рассеялся. Птицы лежали мертвые под дубом. Птенцы их сгорели. Но что удивительно, на стволе дерева не было ни следа пожара. Тем же вечером, когда я вернулась домой, мои мальчики прибежали с улицы радостные, с плетеной корзинкой наперевес. «Мамочка, мамочка! Нас бабушка угостила сливами!» кричали они, перебивая друг друга. Сыновья то и дело вырывали друг у друга корзинку, накрытую чистым полотенцем. Я подошла, сдернула полотенце и ахнула. Наполненной доверху корзине копошились толстые белые опарыши. Ребята мои глаза выпучили, а младший вообще испугался и заплакал. «Кто вас угостил?» осторожно спросила я, хотя уже понимала, кто угоститель. Мальчики сумбурно описали бабушку. Как я и предполагала, это была бабка Настя. Наверное, это было своего рода предупреждение. Но я тогда от него вновь отмахнулась. Время шло. Вместо меня строительство коттеджа, в одной половине которого мы с семьей будем жить, а в другой принимать пациентов, подходило к концу. В суете я уже подзабыла про Настю, наступила осень. Мы окончательно обжились, завели друзей. Мой муж с дружился с соседом Игорем. Они часто ездили на рыбалку, обменивались инструментами, вели вечерами у нас во дворе мужские разговоры. Мальчики мои все время крутились возле мужчин. Однажды вечером, уже в районе полуночи, к нам постучался Игорь. «Ир, ты не могла бы прийти. Бабушке моей плохо. Давление», обратился сосед ко мне. «Конечно же, я согласилась». Совершенно случайно я надела ту самую юбку, на подоле которой была прицеплена булавка. Правда, я о ней тогда и не помнила толком. Стирки она не мешала, а сама юбка была сделана из ткани, которая совсем не мялась, поэтому я ее не гладила. Игорь и его мама жили через два дома от нас. Прихожей нас встретила Мария, мама Игоря. Слово за слово я спросила, где больная? И вдруг услышала из дальней комнаты знакомый и ехидный голос. «А что это? У нас теперь фельдшера с булавками по вызовам ходят». «Настя что, ваша мама?» спросила я Марию, выпучив глаза от удивления. Мария, пожала, плечами кивнула. Я не стала отказывать в помощи. Что ж, пациент есть пациент. Меня не должна волновать его личность и тем более личная неприязнь. Я прошла в комнату, пока я измеряла Насте давление и делала укол, я все время чувствовала, как она буравит меня своим презрительным взглядом. При этом она еще и чуть слышно шептала что-то. Я старалась не обращать на это внимание, просто молча выполняла свою работу. С того вечера ночные вызовы стали повторяться ежедневно. Ровно в 11.45 приходил Игорь и говорил, что бабушке плохо. Уже и муж стал нервничать и возмущаться. А я стала худеть на глазах. У меня постоянно падало давление, кружилась голова, и все плыло перед глазами. Стали учащаться давно забытые приступы бронхиальной астмы. Комиссию я не прошла и доступ к работе не получила. Взяла больничный. Врач районной больницы предложил мне лично обследование, предположил онкологию. Однажды ночью я чуть не умерла, очнулась я от того, что сын стоял передо мной на коленях и плакал. Мамочка, только не умирай. Следующим утром я отправилась в пустой медпункт за таблетками. Пока говорили с Валей, пришла библиотекарь тетя Маша. Она внимательно на меня посмотрела и сказала, это не дело. Не просто так тебя Настя к себе таскала. Тебе целительница нужна. В соседней деревне живет одна сильная женщина. Вера ее зовут. Давай завтра автобусом к ней съездим. На том и порешили. Утром, так и не дождавшись тетю Машу, я отправилась к Вере одна. Поехала на свой страх и риск, знаю только имя и фамилию, не знаю адреса. Кое-как, то и дело останавливаясь по пути, чтобы перевести дыхание, я оказалась на отдаленной улице дома целительницы. Хорошо, что мне встретилась маленькая девочка с портфелем, которая спешила в школу. Детка, подскажи, как найти тетю Веру Кузнецову? Девочка улыбнулась и ответила, так вы возле ее дома стоите, вот он. Она указала на простенький деревенский домик, обнесенный деревянным штакетником, на который я навалилась. Сказать, что я удивилась, ничего не сказать. Не иначе, как Ангел привел меня к нужному месту. Я собралась силами, поблагодарила ребенка и поплелась к калитке. Во дворе злая собака, но никто не выходил. Калитка была заперта, и я стояла и думала, примет меня тетя Вера или нет. Через несколько минут на пороге появилась бледная, болезненного вида женщина средних лет. Здравствуйте, вы тетя Вера? с надеждой спросила я. Я, ответила женщина, только я болею и никого сейчас не принимаю. Я разочарованно вздохнула. Ну, вот и все. Значит, конец. Ты домой ехай и спать ложись, как сказала тетя Вера. Тебе все скажут. Пока к автобусу шла, ревела, жалко было себя, детей, столь короткую свою жизнь. Домой я приехала уставшая, замерзшая, ослабевшая, смирившаяся со своей участью и действительно сразу же меня сморил сон. Только закрыла глаза и сразу же вижу. Солнечный день изумрудного цвета трава необыкновенно красивые цветы, а аромат такой, что голова закружилась. Я посмотрела наверх и увидела, как прямо с чистого голубого неба, как по лесенке идет, прихрамывая, на одну ножку маленькая в красивом передничке, в беленьком платочке бабулечка. Посмотрела она на меня так нежно, по-доброму, улыбнулась и говорит, «Что же ты наш рот позоришь? Поддалась черной колдуне, еще чего не хватало. А ну-ка вставай, соберись и гони ее от себя. Но так как ты далеко позволила ей подойти, будет потеря, но не смертельная. Потом поймешь». И вмиг исчезла. Как я проснулась, не помню. Очнулась, когда напекла блинов, целую гору и киселя наварила целую кастрюлю. Сижу и чувствую, что сил вам не столько, что я горы готова свернуть. Я убедилась, что все мои спят и решила сходить на работу, то есть в соседнюю дверь. Смотрю, Валя сидит и заливается слезами. Увидев меня, она кинулась меня обнимать. Тетка Маша приходила, Настина дочь, сказала, что сегодня ты умрешь. Вдруг у меня такое настроение поднялось, что аж сама себя испугалась. А в медпункте в миг как будто светлее стало. Снаружи птички запели. Так хорошо. А вот фига не угадали, засмеялась я. От крика, который снаружи раздался, я вздрогнула. «Ира, выйди, дай мне капли!» орала Настя. Не знаю, откуда я что знала. Я вытащила нательный крестик, дверь перекрестила и спокойно отвечаю, не выходя. «Иди и возьми, я на улицу не выношу». «Не могу!» корчилась у порога Настя. Она просила, потом ругалась, потом угрожать начала. А я только смеялась ей в ответ. Я осмелела, вышла на крыльцо и вижу, что Настя будто бы уменьшалась в размерах. «Какая же она жалкая!» подумалось мне. Вдруг Настя зашипела как змея и стала коситься куда-то мне под ноги. Смотрю, на пороге стоит баночка с солью и лежат осиновые веточки. Я до сих пор не знаю, откуда они взялись. Я со остервенением стала посыпать солью Настю и кидать в нее ветки. Она визжала как свинья, пытаясь от них увернуться. А потом стремглав умчалась, что аж пыль подняла. Больше она меня не трогала. Вскоре у меня заболела, мама и нам пришлось уезжать. Пока собирала обувь, обнаружила один чужой кроссовок. «Это откуда?» спрашиваю я у мужа. «Это мне бабушка Игоря принесла. Сказала, что потом второй принесет». Ответил муж. Я отругала мужа за то, что кроссовок взял, и выкинула Насте подарочек. Уже дома, в разговоре с мамой, я узнала, что хромая старушка из сна, моя прабабушка, от которой я переняла силу. Яна действительно хромала. А примерно через полгода мы с мужем развелись. Вот такой прощальный привет от Насти. Не смертельная потеря. Спасибо.
