Возвращаясь к хронологии, дальше случилось уже 2е ранение?
- Третье. Ведь до этого, летом 2023го, получил еще одно, легкое, в руку. В составе штурмов (штурмовиков). Вообще все штурмы загремели под кассеты. Много народу было очень-очень легко ранено ими. Тогда только начались эти кассетки, и мы стали под них попадать.
А третье ранение я получил пулевое в живот и в бок уже в конце 2023. Там была задача моему батальону по штурму позиции под Клещеевкой. И в какой-то момент были ранены 2 специалиста, которые работали с РПО, с огнеметами. И мужики растерялись. Получается, шла траншея по прямой и в конце траншеи вражеский ДОТ. По сути, блиндаж — пулемётная точка. И с этой пулемётной точки по ним бил пулемётчик. И так как он с возвышенности их крыл, они не могли ничего сделать. Скопились большой толпой.
И я понял, что, если сейчас мы ещё промедлим буквально минут 30, то этих мужиков просто разберут артой, либо ещё чем.
- А самим вызвать артиллерию?
- Мы вызывали, работали. У нас не особо получилось и я принял решение просто пробежаться туда по-быстрому на позицию, отработать со Шмеля (ручной гранатомет), что я, собственно, и сделал. Взял Шмель, поднялся на бруствер и выстрелил. Мне очень повезло, на самом деле очень повезло, - я просто кинул навесом и получилось так, что оно прям залетело в этот блиндаж. Там началась детонация БК (боекомплекта). Судя по тому, что говорили потом, все четверо там были мертвы.
— Это был крытый блиндаж, получается?
- Да-да, крытый. Мы его наблюдали, но почему-то было практически невозможно поразить.
- С какого расстояния стрелял?
Где-то 450 метров. У меня был расчет, что даже если рядом где-то попаду, то как минимум он заткнется, может быть поставит дымы и группа пройдет.
В этот момент боковым зрением, где-то с левой стороны от себя, я вижу, что идет траншея в бок железной дороги. Там шарится человек. А рядом со мной автомат, и я быстро перекатываюсь, скатываюсь вниз и начинаю огонь.
- А почему ты один был? Почему никто не прикрывал?
- Нет, почему. У меня были люди там, непосредственно в траншее. И 2 человека со мной, они тоже подключились к этой истории, но первый попал именно я, - видел визуально, это было достаточно близко. Попал в вверх - грудь и голова.
И когда человек откидывается, то есть руки у него откинулись назад, ты понимаешь, что это, скорее всего уже труп.
А второй испугался, и побежал на бруствер. И на бруствере я просто выстрелил по ногам, он упал, и я его доработал уже так.
Ты же знаешь, периодически людей надо выводить с передка, потому что в какой-то момент там привыкаешь. То есть у тебя уходит страх, появляется уверенность в себе. Вот и я уже поднялся над бруствером, и начал кричать мужикам…как заправский такой председатель колхоза: «Вашу мать, давай, что вы встали, проходите» - «Да, да, мы побежали». Слышу свист. Понимаю, что у меня жжение в районе живота. Сразу начинаю заваливаться, падать с бруствера. Мне еще парочка прилетает прямо в центре пластины бронежилета. Но пластина не 6-го, а 5-го класса (хуже). У меня все тело было в синяках, но она выдержала три пули 7.62, они не пробили пластину. И все, я скатился, смотрю, что распушился бронежилет. Засунул руку под броню, увидел кровь, но «картинка не тухла». То есть, когда начинается болевой шок, у тебя начинает тухнуть картина перед глазами, и теряешь сознание. Потихонечку закарабкался на бруствер и увидел судьбу пулеметчика, который по мне стрелял, - в него прилетело из РПГ практически сразу. Почти прямое попадание.
Я видел взвесь крови в воздухе. И увидел пулемет, который валялся стволом к верху...
Оказывается, я стрелял по людям, которые были слева, а справа такая же траншея была. И там пулеметчик выжидал. Дождался. Я начал командовать, он увидел, что я офицер и решил, наверное, вот момент, когда надо стрелять. Повезло. Я стал выбираться.
Выбирался в период серости (сумрак между днем и ночью), потому что все атаки ты совершаешь в серость, - когда дроны тебя не атакуют. Чуть дезориентировался. А уже стемнело и прилетели дроны, которые сбросили на меня 4 гранаты. Это были самодельные взрывные устройства, которые уже посекли мне ноги. А последний сброс - прямо под поясницу прилетело.
Пришлось прикинуться мертвым, откинув руку. И потом где-то раз в сорок минут прилетала «птичка», зависала надо мной. Я молился, чтобы она ничего не сбросила, не менял положение практически до самой утренней серости. «Птичка» меня рассматривала и улетала.
- Всю ночь?
- Да.
- А где твои бойцы были?
- Бойцы пошли вперед, а я - назад, на пункт эвакуации раненых. Сказал им «пацаны не переживайте, дойду». Потому что на тот момент я шел, до первого сброса.
Затем посекло ноги - идти не смог. Дальше уже полз. А от позиции до эвакуации где-то километра 1,5.
Это оказались самые сложные 1,5 километра, когда тебя настигают «птицы». А под утро уже практически не оставалось крови. Тяжело стало. Начал мерзнуть. Я, правда, был в ВКБО 3.0, в зимнем комплекте. Прекрасная форма. Наверное, самое лучшее, что можно сделать для армии. А сверху у меня было ВВЗ (армейский дождевик). Хотя сам зимний комплект не промокает. На всякий случай еще ВВЗ отдел, чтобы больше тепла сохранялось.
Я пополз, и понял, что немножко не там оказался. Перекинулся пару раз через рельсы, увидел какие-то дома, пополз к ним. Уже практически рассвело, серость уходит… И уже заползая во двор меня заметили ребята из соседней бригады, разведчики. Подбежали.
Попросил оказать помощь, они дотащили до своего эвакуационного пункта, он рядом был.
Оказали первую помощь. Разобрались, кто я такой. Когда назвал свой позывной, они сразу среагировали, - «о, да тебя все ищут, комбат» - «да?» - «Да, командир полка ищет, командующая группировка ищет.» Он же разбил мне рацию попаданием. Не мог связаться со своими. Я же думал наивно, что просто спокойно доковыляю до эвакуации, мне окажут какую-то помощь, и я там сяду дальше командовать. В общем, сильно верил в себя 😊.
И когда эвакуировали уже на мой пункт эвакуации, - укололи нефопам (обезболивающее). Стало так хорошо, что я начал засыпать.
- Почему нельзя засыпать?
- Так понимаю, это отходное состояние после шока, ты просто теряешь сознание, а тебе кажется, что ты плавно проваливаешься в сон. И если заснешь, фактически невозможно контролировать твое состояние, жив ты или что. Соответственно, тебя все время пытаются вернуть в сознание. Это самая противная история. Ты такой лежишь и думаешь «отстань от меня, дай мне поспать, я уже хочу заснуть». Потому что веки тяжелые, а тебе как Вию их поднимают периодически. Говорят «не-не-не, мужик, спать нельзя, давай-давай-давай».
Потому что это санинструкторы, парамедики, а не врачи военные, которые могут тебя отследить. Соответственно, меня дотащили до пункта эвакуации, где уже был медик дипломированный. Он меня посмотрел, сказал, что все нормально, смочил мне губы. Я очень пить просил, - говорит «нет, пить пока нельзя, потому что кровопотеря большая». Меня одели в блестящее теплое термоодеяло, и мы пошли на выход.
Когда выехали в тыл, по УАЗу, который меня вез, дрон сбросил боеприпас и распушил ему переднее колесо. А водила не стал «сумяшиться», он прямо на этом распушенном колесе, раскатывая диск, по кочкам повез меня дальше. Лишь бы дальше уехать. Такие реалии войны. И мы понеслись, что называется.
Сперва в соседний батальон. Там медик тоже оказал мне помощь. Затем отправили в Горловку. В Горловке была экстренная операция. Очнулся практически через сутки в палате.
- Ты почувствовал, что нашёл своё место на войне?
- Война - не самый лучший момент для того, чтобы чувствовать, что ты что-то нашел или не нашел.
Человеком войны я не стал. Потому что это горе, слезы и очень страшно. Страшно не в плане прямого страха, что ты боишься чего-то. А это страшно, потому что теряешь друзей, близких тебе людей, хороших людей. Видишь, как гибнут молодые ребята, которые могли бы составить генофонд нации и сделать какие-то вещи, которые, возможно продвинули бы страну вперед. Ты понимаешь, что этот пассионарный заряд гибнет. Он гибнет с двух сторон. Ты видишь трагедию не только с твоей стороны, но и с той. Это же русские рубят русских. И ничего такого романтичного, хорошего в этом нет.
Фактически делаешь задачу, которая неизбежно спасает твою Родину, твоё государство. Но по большому счёту, это трагедия и огромная боль двух народов.
Конец