Поместье дворянки Раневской и её непутёвого брата Гаева продается за долги, оно заложено, нет денег даже проценты заплатить, но купец Лопахин учит, как выкрутиться: надо нарезать землю на участки и сдать в аренду под дачи.
«Если вишневый сад и землю по реке разбить на дачные участки и отдавать в аренду под дачи, то вы будете иметь самое малое 25 тысяч в год дохода. Вы будете брать с дачников самое малое по 25 рублей в год за десятину». Это значит, тысяча десятин. А десятина – это 1,1 гектара. Кроме сада и «земли по реке» у них еще сотни десятин леса.
…Почему Раневская и ее брат не действуют по такому простому, такому выгодному плану Лопахина? Почему не соглашаются? Кто играет, что это они из лени, кто – по глупости, по их неспособности (мол, дворяне – отживающий класс) жить в реальном мире, а не в своих фантазиях.
Гаев и Раневская плачут от безысходности. Молодость позади, работать не умеют, мир их рушится буквально (Лопахин прикажет вскоре снести старый дом).
Почему безысходность и бедность, почему не могут содержать имение? Не могут работать? Вот же предложение Лопахина, и вдруг ответ:
РАНЕВСКАЯ. Вырубить?! Милый мой, простите, вы ничего не понимаете.
Сад для них – живой. Срубить – как отрубить руку.
Деревья для них – часть жизни, часть тела, часть души. Потому им мерещится:
РАНЕВСКАЯ. Посмотрите, покойная мама в белом платье идет по саду... Нет, мне показалось, там в конце аллеи дерево, покрытое белыми цветами…
Как же это вырубить? Как можно согласиться, что все это стало ненужным. И сад не нужен, и люди не нужны – наступает время молодых, сильных, бескомплексных.
РАНЕВСКАЯ. Дачи и дачники – это так пошло, простите.
А Лопахин в очередной раз буквально кричит: вот же как можно спастись от бедности! Но в ответ слышит фразу: «Кто-то курит здесь отвратительные сигары!»
Откуда эта фраза? Что значит? А Лопахин понимает – это ему говорят: «От вас, от этого предложения отвратительно пахнет, нет, просто воняет!»
И он кричит: «Я или зарыдаю, или закричу, или в обморок упаду. Не могу! Вы меня замучили! (Гаеву) Баба вы!»
Почему Лопахин так упорно спасает имение? А он спасает Раневскую. Влюблён?
Сколько лет Раневской? В пьесе не сказано, но ответ прост. Чехов писал роль для Ольги Книппер, своей жены, подгонял под ее данные и дарование. Он знал все ее повадки, знал как женщину и как актрису, шил в точности по мерке. Пьесу закончил осенью 1903-го. Ольге Книппер было 35 лет. Значит, Раневской столько же; замуж выскочила рано (в 18 уже родила Аню, возраст дочери указан – 17). Лопахин, ожидая, волнуется по-мужски, даже осмеливается почти на признание: «Вы сделали для меня когда-то так много, что я забыл всё и люблю вас, как родную... больше, чем родную».
Он давным-давно любит её: «Хороший она человек. Легкий, простой человек. Помню, когда я был мальчонком лет пятнадцати, отец мой покойный ударил меня по лицу кулаком, кровь пошла из носу... он выпивши был. Любовь Андреевна, как сейчас помню, еще молоденькая, такая худенькая, подвела меня к рукомойнику. «Не плачь, говорит, мужичок, до свадьбы заживет...»
В 15 лет он влюбился в Раневскую, когда она ему морду мыла, в кровь разбитую отцом. Именно морду – мужику, сыну пьяницы-конюха, а она, дворяночка, тоненькая, изящная…
Ей было немногим больше двадцати. Он запомнил ее руки, запах, запомнил ее слова «не плачь, мужичок». Они сидят у него в мозгу – «как сейчас помню».
Вот она должна приехать, а он волнуется: «Узнает ли она меня?» Это его страх: как она на него посмотрит? есть ли надежда?
А Раневская «едва доехала из Парижа», Едва – не потому, что поезда не ходят, а потому, что деньги давно кончились… А впереди жизнь нищей дворянки, горькая, безнадежная, и будущее туманно… Но себя не изменить, невозможно срубить сад и продать участки под дачи, как невозможно продать воспоминание о первой любви.
А рядом не только влюблённый и деловой Лопахин, рядом дети – родная дочь Раневской Аня и приёмная Варя.
АНЯ. Ну что, как? Заплатили проценты?
ВАРЯ. Где там.
АНЯ. Боже мой, Боже мой...
ВАРЯ. В августе будут продавать имение.
Аня и Варя, эти девушки (дети!) с ужасом смотрят в будущее.
И понятно, что мечты гимназистки Ани совершенно беспочвенны, когда она утешает мать:
– Мама, ты плачешь? Милая, добрая, хорошая моя мама, моя прекрасная, я люблю тебя... Мы насадим новый сад, ты увидишь его, поймешь, и радость, тихая, глубокая радость опустится на твою душу… Я буду работать, тебе помогать. Мы, мама, будем вместе читать разные книги, и перед нами откроется новый, чудесный мир...
Какой мир откроется этим милым, славным – и таким беспомощным людям, не умеющим ни себя защитить, ни спасти то, что им дорого – и вскоре всё уйдёт от них к другим, сильным, уверенным, знающим, «что делать».
Лопахин купил имение на аукционе и «сверх долга надавал девяносто тысяч». Он в последний раз выручил её, свою недостижимую мечту, потому что долг заберет себе банк, где имение было заложено, а все, что сверх долга, получат владельцы, то есть Раневская и Гаев. Он подарил им девяносто тысяч. Они, подавленные горем, не услышали – спасибо он не дождётся.
Хищник уж точно нашел бы способ не переплачивать. Он искренне хотел им помочь. Три месяца повторял: «Радуйтесь, выход есть! – нарежьте сад на участки, отдайте под дачи...» И денег куча, и постоянный доход. Нет, они не смогли. И тогда он помог им против их воли.
Сейчас опустится занавес. Имение продано. Персонажи уезжают – исчезают в иной мир. Во всяком случае, мы больше их не увидим.
А последний, старый слуга Фирс, вроде бы оставшийся – его бросили как собаку – умирает без помощи, без участия, без духовного напутствия, в одиночестве. И сцена пуста, ибо на ней нет ни души.
Возможно, что это единственная в мире пьеса, где в финале пусто.
И от них, от того мира, который был так прекрасен, не осталось ничего. Скоро придут другие, не раздумывающие над красотой, над памятью, уверенные в своём праве – уже стучит топор, вырубающий Вишневый сад.