29 февраля в актовом зале Санкт-Петербургской Духовной Академии состоялся открытый лекторий по теме: «Достоевский и американское кино: от “Записок из подполья” до “Джокера”», который провёл преподаватель РАНХиГС философ Никита Сюндюков. Встреча состоялась в рамках проекта Академии журнала «Фома».
Лектор начал своё выступления с рассуждения, почему именно Фёдор Михайлович Достоевский столь почитается в современном мире и не только не теряет читателя, но и приобретает нового:
«Дело в том, что Ф. М. Достоевский не только великий писатель и мыслитель, но и, в определенном смысле, и автор учения. Так получилось, что его мировоззрение сложилось в некую систему. Взгляд Достоевского можно использовать не только для анализа его самого, но и для анализа других произведений культуры. То есть если как следует обдумать и разложить высказываемые в произведениях Достоевского идеи, то можно попробовать переложить их на другие явления культуры, на первый взгляд с писателем никак не связанные. Сегодня мы сделаем такую попытку: посмотрим на фильм “Джокер” 2019 года режиссера Тодда Филлипса через призму мировосприятия Фёдора Михайловича».
Основным произведением, по которому провели линию сравнения стали «Записки из подполья». Дело в том, что именно это сочинение первым открыло такой пласт духовной жизни, такой этаж нашей личности, который до него был еще не описан, а после стал эксплуатироваться другими писателями, режиссерами и художниками. Достоевский же стал первопроходцем, энциклопедией и определением. Можно сказать, что Джокер — подпольный герой с подпольным мышлением, существованием и мироощущением.
Лектор уделил особое внимание раскрытию понятия «подпольный человек»:
«Первое, что следует сказать, это что “Записки из подполья” вдохновлены вполне конкретным образом из произведения “Скупой рыцарь” А. С. Пушкина. Эту параллель легко можно заметить в эпизоде, когда сын, тяготясь своим положением, ущемленностью и нищетой говорит такую фразу: “...пускай отца заставят меня держать как сына, не как мышь, рожденную в подполье”. В этой цитате бросается в глаза не столько слово “подполье”, сколько слово “мышь” — ведь в “Записках” образ мыши едва ли не центральный.
Проблема подпольного человека — в ощущении обделённости, исключённости и бесправности. Вспомним Раскольникова: “Тварь я дрожащая или право имею?”. Другое противоречие состоит в насмешке над самим собой: с одной стороны подпольный человек осознаёт своё глубокое понимание реальности, определённую интеллектуальную одарённость, но при этом также осознаёт и невозможность куда-либо их употребить. Отсутствие реализованности в соединении с чувством собственного призвания, таланта, может быть даже величия. Бесконечная амбиция мыши и при этом постоянное осознание себя “мышью, рождённой в подполье”. Осознание одновременно того, что “человек — это звучит гордо” и того, что миром эта гордость топчется. Вот из этого и рождается “подпольный инстинкт”», — представил свое рассуждение Никита Сюндюков.
Достоевский вступает в конфронтацию с рационалистами, которые считают, что объяснили окружающую их реальность: он описывает людей, которые не могут быть вписаны в эту реальность. Их жизнь — противоречие, излом между тем, что они могут, и тем, что имеют. Расколдовывание идеальной и понятной реальности возможно только за счет исключения из неё. И не вписывающийся в “правильную” реальность человек оказывается на распутье: либо он должен сам себя исключить из неё, либо бороться и ломать окружающий и не замечающий его строй.
«Свою исключённость подпольный человек воспринимает как аргумент в сторону того, что он имеет право: свои болезни, травмы и шрамы он делает составной частью своей личности и на этой негативной составляющей строит свою личность — вот рождение Джокера. Он исключён, мы это видим: его никто не признает, не воспринимает и не замечает. Он даже начинает задаваться вопросом: существую ли я? Ведь для того, чтобы знать себя и вообще знать о своём существовании нужна обратная связь.
Примечательно и то, что Джокер почти никогда не смеётся искренне: его смех либо исходит от болезни, либо граничит с плачем, либо преследует цель социализации. То есть Джокер, по сути, не умеет смеяться. Но при этом смех — это ключевой признак Джокера: он парадоксально порождает обратный эффект. Обычные люди используют смех для сближения, смех же Джокера, наоборот, отчуждает его от всех. Смех для него, скорее, источник страдания, а не радости. Так и в “Записках из подполья” смех тоже служит источником отчуждения — каждый раз, когда главный герой хочет говорить о чём-то высоком и прекрасном, он бьёт себя по губам, потому что боится, что его идеалы будут просто осмеяны. То есть смех может быть еще и инструментом контроля, фильтрации: те, кто смеётся, объединяются в одну группу, те же, над кем смеются — стигматизируются, выбрасываются».
Выводом является то, что Джокер не способен на то, для чего он, как он думает, создан, из чего вытекает тотальная нереализованность. Точно так и Раскольников считает себя рождённым для величия, при этом сам сознает, что никогда не сможет стать великим. Артур Флек и назван-то Джокером в насмешку — он патологически не смешон. Могут смеяться только над ним, но не с ним. Но от чего же все это происходит?
«Утверждение Рене Декарта “Я мыслю, следовательно, я существую” в бытии Артура не работает: он скорее скажет: “Я мыслю, мыслю и понимаю, что меня нет”. Поэтому герои этих произведений так судорожно гонятся за признанием извне, но в обществе не могут его получить, так как не попадают под те категории, которые в этом обществе приняты.
В таком случае остается только один путь, и вся трагедия состоит в том, что тот оказывается для них неизвестным, неведомым. Артур Флек, как и герой Достоевского, не знает Того, Кто замечает то, что не замечает никто, видит то, что скрыто от всех. Их мир — мир без Бога, мир, лишенный взора отца — отца как с маленькой, так и с большой буквы. У него нет как отца биологического, так и Отца трансцендентного, то есть Бога. Им не к кому обратиться, мир для них обезбожен, религиозный путь закрыт — они его даже не видят. Всё горе произведений в отсутствии фигуры Отца, отсутствии того взгляда, в свете которого только и возможно себя обнаружить» — подытожил Никита Сюндюков.
После лектория присутствующие задали интересующие их вопросы, поблагодарили лектора и выразили надежду на то, что подобные встречи станут доброй традицией.