Небо быстро темнело и хмурилось. У горизонта, там, где садилось солнце, оно становилось красным, имея восхитительный, но крайне неприветливый вид. Ветер поутих, а чайки кричали громко и пронзительно, теперь словно радуясь тому. Некоторые пролетали совсем рядом, казалось, касаясь крылом спины. Кристос ощущал как остывает вечерний воздух и как медленно холодеет скала под кожей рук.
Солнце почти скрылось за утесом, и совсем скоро на землю опустятся сумерки. Затем медленно и абсолютно на законных правах нагрянет ночь, облаченная в непроглядный мрак и совершенный, незыблемый покой.
От этих мыслей Кристос вздрогнул, в очередной раз представив, что ему придется висеть на скале в темноте, зацепившись за острые камни. Кряду несколько часов, не видя ни зги. Он теперь потерял всякую надежду на спасение извне, и только пролетающие мимо чайки были свидетелями его беды и отчаяния. Рассчитывать оставалось лишь на себя.
Кристос в очередной раз подтянулся на руках, чувствуя что силы почти на исходе. Еще два-три таких карабканья и руки, верно, откажут ему. Он очень устал. Ноги стояли плотно, но с каждым подъемом на более высокий выступ, в них появлялась неприятная слабая дрожь. Мышцы болели, вся в ссадинах кожа горела огнем.
В какой-то момент глянув вверх, Кристос с радостью обнаружил, что до выступа, по которому он добирался до своего гротика, осталось совсем немного. Но затем с огорчением отметил, что путь предстоит весьма трудный. Уклон скалы становился круче, а выступы и щели оказывались разбросанными далеко друг от друга.
Кристос повернул голову к солнцу и ухватил взглядом последние лучи. В глазах на мгновение потемнело. Он потерял всякую способность видеть. В следующий миг солнце скрылось, и мальчика окутал сумеречный полумрак. Сразу же повеяло прохладой, подул легкий ветерок, чайки незаметно сгинули прочь. Оставался только грохот волн, безостановочно бьющихся об утес испокон веков.
В голове образовался странный шум, отдающий тупой болью в висках, в горле пересохло, живот свела голодная судорога. Больше всего хотелось пить, но еще больше манило желание подняться выше. Кристос еще не до конца осознавал весь ужас положения, в которое попал. Он верил, что если смог угодить сюда, в эту ловушку, сможет и выбраться из нее. Пусть не легко, пусть не сразу. Не было в его жизни еще такого, чтобы он не смог убежать от проблемы или не пережил какую-то беду. Необходимо только бороться и упорно работать.
Темнело быстро. Вскоре Кристос уже с трудом различал окраину скалы слева от себя, на которую постоянно ориентировался. Он поднял голову и посмотрел на такой желаемый выступ, откуда бы с легкостью забрался на самый верх, как делал прежде не раз.
Он собрался с силами и предпринял еще одну попытку подтянуться. На этот раз ему удалось и он поднялся выше. Сделав усилие и достигнув следующего выступа, он, тем не менее, понял, что теперь дрожали и руки, а пальцы предательски разжимались лишь только он хотел подтянуться еще. В какой-то момент он вдруг дернулся неестественно на слабеющих ногах, пошатнулся, но испугавшись схватился за стену и удержался.
Ему и в голову не приходило думать о том, что действительно с ним произошло, почему он скатился вниз и что так дрогнуло в земле. Но сейчас, в момент ослабления, мысли закружились и понеслись бурлящим потоком.
«Это испытание, - думал он, - и мне необходимо его пройти. Именно так остров говорит со мной. Таким образом я должен стать сильнее».
Перед глазами что-то мелькнуло, Кристос вздрогнул. Казалось бы, между лицом и стеной какие-то сантиметры, но он точно видел некий образ, на мгновение остановившийся перед ним. Лицо. Вот снова. Теперь уже отчетливо и медленно перед ним возникал озлобленный лик Гектора, одноклассника-мучителя.
Кристос сильнее вцепился руками в камень и сжал зубы. Он старался не обращать внимание на окутывающую его тьму. Гнал прочь наседающий на него образ хулигана. Но чем темнее становилось вокруг, тем яснее представал ненавистный мучитель.
-Я ненавижу тебя! - вскрикнул Кристос. - Убирайся прочь, это место только мое.
Но образ молчал, только смотрел, ухмыляясь. Потом также внезапно, как появился, пропал.
Найдя в себе силы, мальчик подтянулся и поднялся выше. Он видел, что до спасительного выступа, его тропы, оставалось совсем немного. Еще чуть-чуть и он выберется, он верил. Ему слишком тяжело дался этот день. Но теперь, он точно знал, за все плохое, что впредь произойдет с ним, он никогда не станет ругать себя. Никогда не станет убегать, а будет бороться.
Поднимаясь, находя в себе силы, он вспоминал себя прежнего, убегающего от обидчиков и плачущего в одиночестве. И какими смешными сейчас казались эти прошлые страхи. Прижимаясь к скале, чувствуя и слыша удары волн, цепляясь руками и ногами за острые камни, он вдруг понял, что сам, и только сам, ответственен за свою жизнь.
Никто не объяснял ему, не говорил, как надо вести себя в жизни, за редким исключением, когда дедушка рассказывал о былом, об общении с другими людьми. Но и только. Никогда он и не думал, что человек может оказаться один на один со своей судьбой. Даже такой маленький человек, как он.
Правая нога вдруг соскользнула, Кристос успел зацепиться рукой и удержаться, уперевшись коленом в выступ. Боль пронзила ногу, будто что-то острое воткнулось под кожу. Он закричал, тут же подтянулся и тяжело задышал. Мальчик со злостью сжал зубы, оскалился. Очень злила ситуация, когда - вот оно спасение, рядом, а приходится стоять и смотреть на него как на мираж, без возможности что-либо сделать.
Он думал, что ему бы побольше сил, покрепче мышцы, тогда бы он точно с легкостью преодолел преграду в виде отвесной скалы. Но то, что он такой, какой есть, оказался здесь, придавало всему некий смысл. Если бы человек с силами мог выбраться с легкостью, то вряд ли бы он вообще попал сюда или смог вынести что-то из этого. Во всем был урок. Он это понимал, стараясь превозмогать боль и отчаяние, играя с ситуацией, как это и делают дети.
Однажды дедушка рассказывал ему, как будучи ребенком перегонял стадо и один мул отбился и провалился в расщелину. Тогда он сам в течение нескольких часов, без помощи взрослых, потому что боялся признаться, вытаскивал животное всеми возможными способами. И вытащил. Дедушка по-настоящему гордился собой, пересказывая тот случай. И, видно, не зря.
«Я тоже смогу. И когда я выберусь отсюда, больше никто никогда не посмеет обидеть меня. Я настоящий человек, а не навозник».
Он снова разозлился, вспомнив обидное прозвище, и решился на еще один подъем. Подтянулся руками, помогая ногами. Забрался. И вдруг осознал.
«Это же просто».
Он глянул вниз, борясь с головокружением, и в сумраке увидел проделанный путь. Намного больше, чем ему оставалось. Правда, в темноте это делать сложнее, но все же.
Кристос не обращал внимания на голод и сухость во рту, он карабкался, стремясь поскорее одолеть скалу. Он посмотрел на небо и обнаружил, что все оно усеяно звездами.
Ночь полностью вступила в свои права, когда мальчик восьми лет повис на скале в двух-трех метрах от спасительной тропы. Силы были на исходе, и лишь вера в благополучный исход, да злость на прошлого себя подталкивали вверх.
Кристос не мог сначала понять, что это, когда вдруг ноги сильно задрожали и на этот раз практически подкосились под ним. Он вздрогнул, покачнулся, но зацепился слабеющей рукой.
-Еще же чуть-чуть, - шептал он. - Совсем немного.
Справа от него что-то мелькнуло, и первой мыслью было — спасатели, фонарь. Но посмотрев туда, он ничего не увидел. Темнота окружала. Потом вдруг слева свет. Он обернулся. Ничего.
Его глаза слипались, сохли так, будто в них насыпали песка. Но помочь себе рукой, потереть их, прогнать сон он не мог. Жуткая усталость накатывала волнами, становясь ярым соратником боли в руках и ногах. Шум в голове уже не различимый с какого-то времени, но имеющий место быть, усилился и сейчас давил на сознание.
-Я только немного отдохну, и снова продолжу, - прошептал мальчик и прильнул щекой к остывающей скале.