Иваныч, кряжистый, чуть сутулый старик шестидесяти пяти лет, темноволосый, с легкой проседью в волосах и аккуратной бородкой, сидел на табурете у кухонного стола и на старинном примусе, доставшемуся ему от отца, кипятил очень крепкий чай. Уже двадцать лет он обитал в этой мастерской, расположенной в полуподвале жилого дома одного из ленинградских домов-колодцев. Комнатка была маленькая, но уютная. Возле крошечного окошечка, занавешенного ситцевыми шторами, стоял письменный стол, на котором лежали стопка книг, листы, исписанные стремительным почерком, наброски рисунков; у противоположной стены — большое удобное кожаное кресло и шкаф, в котором в несколько рядов стояли книги, а в самом дальнем углу — шифоньер и односпальная кровать, застеленная плюшевым пледом. На чисто вымытом полу лежала домотканая половица. Уже много-много лет он арендовал эту коморку под мастерскую.
Иваныч был художником. Художником-оформителем, художником-графиком, художником-макетчиком. В общем, художником широкого профиля.
-2-
На город опустилась ночь, на улице шел дождь, но чай был готов, и это примирило Иваныча с действительностью. Налив обжигающий напиток в большую алюминиевую кружку, художник сел в кресло и взял книжку. Вдруг в дверь коморки стали громко и отчаянно барабанить. Он не ждал гостей, и ему было досадно, что кто-то его потревожил. Стук усилился. Нехотя, художник поднялся из кресла, поставил кружку на письменный стол и направился к двери.
Только он поднял щеколду, в коморку влетела молоденькая девчушка лет двадцати, мокрая до самого позвоночника, в трусах и одном шлёпанце.
— Епóна мама! — от неожиданности вырвалось у Иваныча.
— Помоги-и-те! — всхлипывая, пролепетала девушка, захлопнула дверь и прислонилась к ней спиной.
Иваныч вытер капли дождя, попавшие ему на лицо, и резко сказал:
— Ну-ка, отойди!
Девушка послушно отпрыгнула от двери, и художник быстро опустил щеколду.
— Ты совсем охренела? — спросил Иваныч, пытаясь прийти в себя.
— Нет… — пискнула девушка.
— Тогда объясняй… давай!
— Что объяснять?
— Откуда ты такая: голая в одной тапке… Странный наряд для дождливого вечера, — обуздав эмоции, сказал художник, а потом вдруг, стукнув себя ладонью по лбу, добавил: — Вот ведь, старый идиот…
Он схватил девчушку, подвел к креслу, посадил в него, бросил ей под ноги коврик и сунул в руки свой чай.
— Чифир? — глянув в кружку, спросила девушка.
— Просто чай. Чай без сахара.
— А сахар есть или хотя бы что-то сладкое?
— Из сладкого — ну-у-у, вот только… вермут, — немного задумавшись, ответил художник, указав взглядом на подоконник со стоявшей на нем бутылкой.
— Мне надо сладкого… — запинаясь, сказала гостья.
Иваныч вырвал у нее из рук кружку с чаем и сунул в них слегка початую бутылку вина:
— Так что же все-таки случилось с тобой?
— Ща… — сказала девушка и глотнула вермут прямо из бутылки.
Старик взял табурет и сел напротив нее, приготовившись слушать.
Это смешная девчушка очень ему понравилась. Он любовался ею, с нежностью глядя на влажную от дождя слегка загорелую худенькую фигурку, тоненькие ручки-веточки, на маленькую округлую грудь с нежными розоватыми сосками. Немного смущенная и слегка дрожащая, с растрепанными и еще мокрыми волосами, случайная гостья была похожа на воробышка, прилетевшего погреться и готового при малейшей опасности взмахнуть крылышками и упорхнуть.
Сделав пару глотков вермута, перестав стучать зубами и немного успокоившись, девушка начала говорить:
— Меня подруга позвала к себе посидеть и послушать новые записи Александра Башлачёва. Ну… это наш, ленинградский рок-музыкант… Об андеграунде знаете?
Иваныч ухмыльнулся, кивнул и, достав из кармана брюк папиросы, закурил.
— Когда я пришла, подруга уже была сильно пьяная, приятели — тоже… Я с ними немного посидела... Записи Башлачёва мне не понравились, — продолжала рассказывать гостья, — Я решила уйти, но парни начали меня уговаривать, удерживать, раздевать… Вот пришлось убегать… Увидела свет в окошке полуподвала и бросилась за помощью… Как хорошо, что вы мне открыли!
— Ну-у-у, ты совсем дура, а приятели твои точно козлы, — возмущенно вспылил Иваныч, — Надо же думать головой, хотя бы иногда!..
— Я не предполагала, что у подруги такие приятели. Мы с Машкой вместе учимся.
— Учитесь, учитесь… В рот брать учитесь что ли…
— Не хамите! — обиженно сказала гостья, — Я на третьем курсе «мухинки» учусь.
Старик с уважением посмотрел на этого мокрого воробушка, но ворчливо протянул:
— Богема, бли-и-н!..
Иванычу девушка нравилась всё больше и больше, но художник испытывал досаду от того, что она весьма неосмотрительна и не умеет выбирать правильные компании, хотя биография хозяина мастерской тоже была изрядно подпорчена, испачкана и замазана: в молодости, считая себя диссидентом и пытаясь активно действовать против власти, огреб он небольшой срок за «антисоветчину».
— Ну-у, ладно… Эх, молодость, молодость!.. — протянул он, — Как хоть тебя зовут?
— Надя.
— Что же делать с тобой, Надя?..
— А можно я у вас здесь до утра посижу? — робко спросила девушка.
— Ну да, ну да! А утром, голая и в одной тапке, домой пойдешь, да? Где хоть живешь-то?
— На Охте.
— Вот ничего себе, куда тебя занесло! Ближний свет… И как ты туда добираться думаешь?
— Ну-у, я утром к Машке и ее приятелям зайду… Может, они мне одежду отдадут…
— Как же, отдадут!.. Отдадут, догонят и еще раз отдадут…
— А что же делать-то?
— Ладно, сиди тут! — сказал Иваныч, встал с табурета и направился к двери, — Щас вернусь... Никому не открывай, даже мне!
Художник вышел на улицу и закрыл за собой дверь коморки на ключ.
-3-
Иваныч позвонил в квартиру Нины Валерьевны. Эта добрая сорокапятилетняя женщина, жившая на первом этаже дома, в котором художник арендовал мастерскую, испытывала к нему какие-то нежные чувства и всегда подкармливала, угощая чем-нибудь вкусненьким, даже деньги предлагала в долг. Но он не брал деньги, а просто ходил и любовался ею, уже не очень молодой, но все еще красивой женщиной.
— Кто там? — спросила она, когда художник нажал кнопку звонка.
— Валерьевна, это я… Иваныч. Помощь нужна. Правда, не мне…
Дверь тут же открылась.
— Что случилось? — встревоженно и участливо спросила хозяйка квартиры.
Иваныч шагнул в прихожую и быстро, тщательно подбирая слова, пересказал интеллигентной Нине Валерьевне Надину историю.
— Стой и жди! — решительно сказала женщина.
Через пятнадцать минут она уже протягивала Иванычу большой пакет:
—Вот всё, что могу предложить. Здесь футболка, джинсы, туристские ботинки. Это вещи дочки.
— Спасибо, Валерьевна… Ну, тогда пошли?..
-4-
Вернувшись в мастерскую, Иваныч увидел странную с его точки зрения картину: обнаженная Надя стояла перед мольбертом и рисовала. Она почти закончила работу над плакатом, который художник должен был сдать еще вчера. Его очень удивило, что девушке удалось выдержать манеру и стиль рисунка. Идеально выдержать.
— Ну ты, блин, даешь! — весело произнес он, — Впрочем, давай заканчивай и одевайся... давай!
Как ни странно, футболка и джинсы оказались девушке впору, а вот ботинки были сильно велики'.
— Иваныч, надо как-то помочь девочке, — сказала Нина Валерьевна, стоявшая за спиной хозяина каморки и до этого не проронившая ни слова, — Переночевать она может и у меня, а вот что мы утром будем делать...
— Я никуда не пойду, — пролепетала девушка, — Я тут ночевать буду.
— Ну да, а потом скажешь, что я тебя изнасиловал. В извращенной форме. Или еще что-нибудь пострашнее придумаешь, — предположил художник такой вариант развития событий.
— Вы бы по себе людей не мерили, — надула губки Надя.
— Ну, ладно, пусть ночует, — обращаясь уже к Нине Валерьевне, сказал Иваныч, — Я утром позвоню Серёге-участковому, решим вопрос.
Когда женщина ушла, художник отправился застелить свежим бельем кровать для гостьи, а Надя в это время сидела в кресле и листала книжку. Через пять минут постель была приготовлена, но девушка этого не увидела: она уснула. Иваныч тихонько подошел к ней, взял раскрытую книгу, лежащую на груди, и поставил на полку. Укрыв Надю мягким плюшевым пледом, старик сел на табурет напротив нее и до утра не сомкнул глаз. Он любовался девушкой. Он думал о жизни. Он вспоминал свою юность.
-5-
Утром, когда Надя проснулась, Серёга-участковый уже принес в коморку Иваныча её туфли, платье, кардиган, косынку и сумочку, а также извинения молодых людей за их недостойное поведение.
— Они очень раскаивались и настойчиво просили передать 150 рублей в качестве компенсации морального ущерба, — сказал милиционер, протягивая Наде деньги, — Тебя подвезти?
— Спасибо! Я сама до дому доеду! — ответила она участковому и, уже обращаясь к Иванычу, сказала: — Вот только сейчас переоденусь и верну вещи вашей знакомой!
— Не надо одежду отдавать. Тебе ее подарили. На память.
-6-
Через два дня, купив пару бутылок «Золотой осени», Надя приехала к знакомому полуподвалу.
Ее удивило, что в коморке включен свет и дверь не заперта.
Девушка вошла в ставшую уже родной мастерскую художника.
Иваныч сидел в кресле. Она окликнула его.
Не получив ответа, Надя приблизилась к старику и прикоснулась к его плечу.
Иваныч не дышал.
__________
© Канал "Красная Палатка"
___________________________________________________
Запрещается без разрешения авторов цитирование, копирование как всего текста, так и какого-либо фрагмента данного рассказа.
Является интеллектуальной собственностью авторов.
Все персонажи вымышленные, совпадения случайны.