Не знаю почему, но в нашей авиационной дивизии особого назначения примерно треть личного состава носят украинские фамилии. Наш правый лётчик родом из Новой Каховки мне даже признался, что по выпуску из училища сменил фамилию Божко на Божков. Замаскировался, значит.
В моём экипаже из семи человек трое были украинцами, включая и командира, гордо носящего фамилию Бойченко. Однажды в полёте я услышал от него.
— Игорь, пидрахуй: нам хватит керосина, чтобы долететь домой без промежуточной посадки?
Меня от этих слов слегка покоробило:
— Командир, вижу, ты меня недолюбливаешь. Я, конечно, не доллар, чтобы всем нравиться, но ругаться-то зачем? Магнитофон всё пишет.
— Эх ты! А ещё говоришь, что учился и служил на Украине, — слышу я в ответ, — Кто здесь ругается? "Пидрахуй" — по-украински подсчитай.
Разъяснение придало мне уверенности:
— Это другое дело. Век живи — век учись. Я думаю, должно хватить. Правда, ветер встречный. Если и не хватит, то чуть-чуть — с полведра.
— Понятно. Не стреляет. Садимся в Оренбурге, — удовлетворенно отвечает командир...
Как-то я спросил этого славного потомка запорожских казаков:
— Александр Иванович, скажи, почему так много украинцев служат в российской армии?
На что услышал категоричное:
— Запомни, то не украинцы, то хохлы, — и, увидев моё недоумение, с лукавой улыбкой добавил: — Украинцы служат на Украине, а хохлы — там, де краще. Вот так-то!
Уставник
Помню, поставили нам задачу: забрать с аэродрома Вазиани – это под Тбилиси – в Москву какую-то комиссию во главе с генерал-майором.
Дело было перед выводом российских войск из Грузии. Прилетели мы туда вечером, чтобы в девять утра вылететь домой. Поселили нас в заброшенной казарме. Только мы расположились, во всём гарнизоне вырубили свет. Темно, как у негра – ну, вы сами знаете где. За окном собаки воют. Жуть.
Пошёл наш бортинженер в туалет, вытянув перед собой обе руки, чтобы в темноте на что-нибудь не наткнуться, и тут же поймал приоткрытую в коридор дверь. Руки прошли мимо по обе стороны двери, а её торец как раз пришёлся по центру лба. Когда утром во время предполётного медосмотра рассказали врачу, откуда у Виктора на лбу такая шишка, тот от смеха чуть со стула не упал.
Стоим, ждём пассажиров. Хотели выпустить самолётный раскладной трап, но местное начальство, решив показать, что оно не лыком шито, заверило нас:
– У нас есть свой – настоящий. Вот он стоит. Сейчас солдаты придут с завтрака и подгонят его к самолёту.
Лучше бы они этого не делали. Я ещё подумал, зачем нужны солдаты, достаточно одного водителя-траповщика.
Вскоре всё прояснилось. Солдаты, не меньше отделения, подошли одновременно с подъехавшей комиссией. Все как один смуглые, невысокие, узкоглазые – калмыки, наверное. Облепив со всех сторон трап, они стали его толкать в направлении самолёта, явно намереваясь пробить нам обшивку.
Увидев такую картину, генерал-майор завопил:
– Идиоты! Отставить! Что вы делаете? Вы вообще кто такие?
– Мы кымуляторы, – белозубо улыбаясь, отвечают нерусские бойцы.
Кто-то из провожавших объясняет, что аккумуляторы с трапа спёрли, и приходится таким дедовским способом выходить из положения.
Безобразие! Ни украсть, ни покараулить! – сердито продолжает генерал: – Где комбат? Вызвать его сейчас же!
Послали за комбатом. Пока он ехал, мы выпустили свой трап. Подъезжает на газике комбат, грузный мужчина кавказской внешности, и не спеша идёт к генералу.
– Ко мне! Бегом! – орёт распалённый генерал.
Не ускоряясь, комбат подходит и докладывает о прибытии.
– Майор, вы что, устав забыли? Почему не выполняете мою команду? – брызжет слюной московский начальник.
– Никак нет, товарищ генерал-майор, не забыл! Вы дали предварительную команду «Бегом», я, как положено по уставу, согнул руки в локтях. А исполнительной команды «Марш» вы не давали, – невозмутимо отвечает комбат.
Генерал от гнева аж побелел. Думали, что его кодратий хватит. А комбату терять видимо было уже нечего – всё равно из Грузии выведут.
Визит
В пятницу, вскоре после моего назначения на должность штурмана отряда, мои радужные мысли о планах на предстоящие выходные неожиданно прервал замполит эскадрильи, поймав меня за рукав в коридоре:
– Игорь, ты у нас стал теперь хоть небольшим, но начальником, у тебя появились подчинённые, за которых ты отвечаешь. Ты чувствуешь ответственность?
Вместо ответственности нутром чувствую, что эта иезуитская лесть ни к чему хорошему не приведёт. Так и оказалось, предчувствие меня не обмануло.
– Ты бы навестил в гостинице своих молодых штурманов, узнал в непринуждённой обстановке, как они живут, чем дышат. Короче, я включил твой визит к подчинённым в месячный план партийно-политической работы. Давай, действуй!
Не откладывая в долгий ящик, я оповестил Мисака и Ивана о том, что сегодня после вечернего построения проверю их быт и досуг. Тем более что они оба холостяки и живут вместе в одной комнате офицерского общежития.
Заартачились мои лейтенанты – у них, видите ли, не всё готово. Договорились на вечер субботы. Пусть, думаю, хоть приберутся в комнате.
Как они мне напоминали себя три года назад. Запомнилось как тогда, знакомясь с молодыми лейтенантами, полковой замполит призывал нас серьезнее относиться к женитьбе:
– Ну, скажем, женились вы, а брак неудачный. Зачем же сразу бежать разводиться и портить себе биографию? Ведь можно и потерпеть – жизнь человеческая не такая уж и долгая.
Видно, делился с нами сокровенным.
В субботу к назначенному времени прихватив на всякий случай бутылку водки для создания непринуждённой обстановки стучусь в дверь моих навигаторов. Меня ждали и подготовились основательно. Взглянув на накрытый стол, я подумал, что живым мне отсюда не уйти. Но больше всего меня поразил кипевший на полу электрочайник, из-под крышки которого вырывались пузыри пены.
– Ёшки-матрёшки! Вы что в нём варите? – спросил я в недоумении.
– Это мы носки стираем. Насыпаем стиральный порошок и кипятим минут пять, потом полощем в холодной воде.
Я сам жарил яичницу на электроутюге, но до такого авангардизма не доходил.
– А чай вы в чём кипятите? – снова поинтересовался я.
– Да в этом же чайнике, предварительно помыв его под краном.
Хорошо, думаю, что предупредили. Чай у них точно пить не буду.
До чая и не дошло. Создав непринуждённую обстановку, мы разговорились, как говорят в Одессе, за жизнь, с каждым поднятым стаканом становясь всё роднее. Постепенно комната наполнялась людьми и сигаретным дымом. Откуда-то появилась гитара, полились песни про авиацию. Для полного раскрепощения не хватало только женщины. И она возникла в лице злой дежурной по гостинице и быстро разогнала наш шабаш.
Домой я пришёл за полночь на автопилоте с чувством выполненного долга. Утром от этого чувства ужасно болела голова и подташнивало. Видимо, я всё-таки выпил у них чаю. Зато замполит теперь мог смело поставить отметку о выполнении в своём плане мероприятий. Как говорится: пришёл, увидел – хорошо!