9. (продолжение)
Вот так и зажили Егор с Любой в компании семейства лесных серых братьев. Как-то легко и спокойно было жить рядом с этими гордыми, независимыми лесными псами... Не переставали они восхищать Егора с Любой.
Волк Федотка (так Егор с Любой его назвали) за неделю почти полностью поправился, и начал потихоньку ловить зайцев для своей "жены" Ганки (так они назвали волчицу).
Часто он и Егору помогал на охоте, даже иной раз, ненавязчиво «подсказывая» тихим, ели слышным тявканьем, дескать: «Затаись на секунду, хозяин, наша добыча уже рядом, я её давно почуял». Чтобы понять друг друга, им порой хватало даже просто взглядов и кивков головы. Ведь волки, они и впрямь, как люди, только что говорят на своём, волчьем языке, но как запросто с ними научились понимать друг друга Егор с Любой! И не зря, видно одна народная пословица гласит: «С волками жить, - по-волчьи выть»! Именно вой разного тембра и стал для них сейчас общим с лесными братьями сигналом. Люба с Егором уже легко отличали их голоса даже среди другого волчьего многоголосья. «Уууууууооооууууу!», - доносился иной раз из леса, чуть сипловатый «тенорок» Федотки, сообщающего, что он уже совсем рядом и скоро вернется домой. И Ганка, и Люба с Егором, всегда отвечали ему тем же протяжным: «Уууууууооооууууу!». А «лесные братья» легко научились понимать речь своих хозяев. Свои клички волки тоже теперь знали «назубок». Только окликни их, они либо прибегут тут же, либо голос подадут, что слышат зов хозяев…
"Ну вот, Любаша, а ты всё хотела мне охотничью собаку завести. Чем тебе Федотка не охотничий пёс, только что дикий?!", - шутливо говорил Егор, - «А уж всяких охотничьих тонкостей он, пожалуй, и побольше, чем я знает. Даже поучает меня иной раз. А я не гордый, всё на ус мотаю!».
«Так ведь подрастут немного детки у них, уйдут они с Ганкой к себе в тайгу. Ведь там их дом. Так что всё одно потом, Егор придётся нам с тобой собакой своей обзавестись», - хорошо зная повадки лесных зверей, говорила Люба, - «Можно будет от маминой Дамки щеночка попросить, когда наши лесные питомцы уйдут к себе домой»…
Серафима жила в уютном бревенчатом домике на самой околице деревни. Её верная Дамка всегда ходила с ней в лес, когда хозяйка отправлялась туда либо за грибами, ягодами, либо за травами, и прочими, необходимыми снадобьями. Черная, как уголь, лишь с роскошной треугольной белой манишкой на груди и с желтовато-карими глазами, Дамка больше по своей выправке походила на небольшую волчицу, чем на собаку. Серафима нашла её когда-то слепым щенком в реке. Видимо, чья-то сучка, загуляв и убежав в лес, «спуталась» с таким же загулявшим, молодым волком-переярком. Такое случается иногда, когда молодые волки кроют первую попавшуюся, загулявшую сученку.
Ну и, конечно же, хозяева, увидев, что за потомство принесла их собака, решили утопить волчий приплод в речке. И лишь одному щенку как-то чудом удалось спастись. Может мешок, в который их сунули, не так плотно был завязан, а сам мешок уже далеко унесло течением, либо он сразу затонул…
В этом уж Серафима разбираться не стала, она во всем видела какие-то знаки и никогда не верила в случайности. И это маленькое, слепое и беспомощное существо, пусть и наполовину, (а может и больше) с волчьей кровью, не просто так попалось ей. Это чья-то родная душа из её рода шлёт ей весточку, а сейчас просит о помощи… Она положила детёныша в корзину, вместе с только что собранными травами и унесла к себе. Близкая с детства к природе Серафима запросто могла поладить хоть с волком, хоть с рысью, хоть с кабаном…, да хоть с медведем. А уж с собакой или кошкой, и подавно. Кот Петька тоже когда-то был пришлым в её дом маленьким котёнком. В тот момент как раз была сильная гроза, и он пришел на её крыльцо, ища защиты. Серафима, просто, открыв дверь, впустила его в дом, накормив и обогрев. А где один любимый питомец, там и два, через некоторое время!…
Так выкормила, и вырастила деревенская знахарка свою Дамку. А та теперь не отходила от неё ни на шаг. Сколько раз потом местные охотники предлагали ей за необычную, и очень умную собаку хорошие деньги. Серафима всегда наотрез отказывалась продавать её. «Нет, не продам, и не просите. Это уже давно моя родная душа, которая сама пришла ко мне. Как же я вам могу её продать? Вот щенятки у нас если будут, то приходите», - она ласково подмигивала своей собаке, а та лишь виляла хвостом, и на в её умных глазах читалась беззаветная любовь и преданность своей хозяйке…
10.
Это было 22 июня 1941 года. Весть о начавшейся войне, быстро долетела и до их сибирской деревушки...
И в этот же день на свет появилась их старшая дочь Галина...
Вскоре Егор, как и многие мужчины, ушел на фронт. А за лесника, да еще с маленькой дочкой на руках осталась теперь Любаша...
Как не странно, но верные таёжные братья так и не покинули свою горячо любимую хозяйку, видно решив, что без их участия ей тяжело будет со всем управляться. Они так и жили на сеновале в их сарайчике вместе с подросшими волчатами, которые уже вовсю бегали по двору и играли. А Люба и рада была. Не так одиноко и тревожно ей теперь было. Ей иной раз приходилось отлучаться на охоту, ведь нужно было заботиться не только о себе и маленькой дочери, но и матери, живущей на околице деревни. Верный «пёс» Федот всюду следовал за хозяйкой, взяв в отсутствии Егора на себя роль охранника, «телохранителя» и мудрого наставника в охотничьем деле.
Когда хозяйки не было дома, Ганка всегда сидела в доме с маленькой Галочкой, и следила за ней, как за своим ребенком. Она оставляла волчат стеречь двор, считая, что те уже большенькие, и вполне справятся с «охранной функцией».
Если девочка, вдруг просыпалась и плакала, Ганка лизала её в щечки и лобик, и та быстро успокаивалась. Ведь если Ганка здесь, значит и мама где-то совсем рядом…
Волчата подросли. Им было уже по году. Они тоже (как и их родители), сдружились не только с хозяйкой и её годовалой дочкой Галочкой, но и с матёрым сибирским котом Васькой, давно уже жившим со своими хозяевами. Теперь он учил, ещё несколько неуклюжих, молодых волчков всем премудростям охоты на мышей и сусликов, пока взрослые волки охотились, или сопровождали куда-то хозяйку. Делал это хитрый Василий, конечно не просто так, потому, как Федот с Ганкой, считая его уважаемым и почтенным членом семьи, своего рода «аксакалом», часто приносили ему с охоты разные лесные «вкусняшки»: то аппетитную заячью ляжку, то утиное крылышко. Так, к периоду своего взросления, волчата имели все необходимые навыки, переданные им тремя взрослыми, надежными учителями. Ведь года через два, став переярками, им предстояло покинуть родительское гнездо, и обзаводиться своей новой стаей и семьей...
Много чего, произошло за эти 4 тревожных года. Как-то, зимой, почти под Новый год, пришла на Егора похоронка. Люба места себе не находила. Пришла в лесную избушку сама не своя. Волчица Ганка, бегала за ней по пятам и поскуливала. "Ганочка, девонька ты моя!», - причитала Люба, - как мы теперь будем жить без нашего Егорушки?!". Она показала волчице похоронку, будто бы та могла что-то понять... Но Гана, небрежно оскалив свои острые клыки, вдруг выхватила конверт из рук хозяйки, презрительно швырнув его на землю... Любу как прострелило тогда: "Ганочка, а может ложная похоронка-то, а? А что, и такое у некоторых людей случалось, что похоронка приходит, а потом человек вдруг обнаруживается, где-то в полевом госпитале. А потом и сам письмо присылает… А может и правда жив наш Егорушка?". Волчица радостно, совсем по-собачьи, звонко и весело тявкнула, лизнув Любу в соленую от слёз щеку...
А ночью Любе было виденье, что бродит её Егор с такими же, как он мужичками где-то в глухом лесу, среди топких болот. И услышала она его голос: "Не могу я тебе отсюда написать, родная. Кругом глухие леса, почти как у нас, а где и еще глуше и непролазнее. А выходить нам отсюда пока нельзя... Ты дочку и себя береги! Напишу я вам как-нибудь позже. Обязательно напишу!"...
Как потом выяснилось, тяжело раненного Егора подобрали партизаны. А в полку, где до этого он служил, посчитали его погибшим, ведь много их полегло тогда. Вот и похоронку прислали на Егора, посчитав его погибшим…
Только лишь следующей зимой получила Люба письмо от мужа. «В руку, оказывается, был тот сон. «Ганка-то сразу всё верно почуяла, и меня успокоить сумела!», - вспоминала потом этот случай Люба...
Видимо, таёжные люди все заговоренные. До самого Берлина дошел Егор, и больше не было у него серьезных ранений... А Люба пока что, так и жила на лесной заимке, исправно исполняя все обязанности мужа-лесника с маленькой дочкой, котом Василием и теми же двумя таёжными псами - Федоткой и Ганкой…
В 45-м вернулся Егор домой. Волки первые почуяли хозяина, дружно сорвавшись с места. Они бежали, постоянно останавливаясь, и оборачиваясь назад, и призывно тявкая, ведя за собой Любу с дочкой...
«Ба! И вы, ребятки мои серенькие, до сих пор тут?!» - воскликнул Егор, увидев бегущих к нему, радостно поскуливающих, и дружно виляющих хвостами, двух матерых волков. Вне всякого сомнения, это были именно они, всё такие же серые с подпалинами. А похорошели-то как, заматерели!... Егор обнял своих верных друзей, поцеловав каждого из них в лоб…
Через некоторое время за волками подоспели и жена с подросшей дочкой. Галя сразу узнала отца, ведь он как-то прислал им свою фотографию с фронта, где он был всё в той же гимнастерке, что была на нём сейчас.
«Папка, папка! Это ты! А я тебя сразу узнала!» - радостно закричала девочка, бросившись к Егору на руки.
Люба и радовалась, и плакала: «Егор, любимый, мой! Неужели уже и правда конец войне и ты теперь пришел навсегда?!».
«Навсегда, мои родные, мои любимые! Навсегда!», - целуя то жену, то дочку, говорил Егор.
Крепко обнявшись, и неся на руках 4-х летнюю Галочку, они так и шли до самого дама. Всю дорогу их сопровождали верные лесные друзья – Федот и Гана…
А зимой на свет появилась и их младшая дочь – Катюша. Егор решил её так назвать в честь знаменитой тогда песни. Люба с Галей тоже его в этом поддержали…
Лесные братья Федот и Гана так и не ушли жить в тайгу, и остались до конца своих дней жить со своими хозяевами, которых давно считали почетными членами своей стаи. И такое иногда случается, когда человека и волка так многое связывает…
*****
(продолжение следует)
С вами была Лучезара Залесская