Калифорнийская организация Earth Species Project (ESP) с 2018 года преследует цель расшифровать язык животных. Ученые считают, что помочь в этом может искусственный интеллект. В теории мы сможем понять не только понять, что говорят животные, но и наладить двусторонний контакт. Однако нам может не понравиться то, что они говорят.
Сначала мы научимся понимать язык китов
Для расшифровки языка животных используют специальные датчики. Носимые устройства на животных собирают данные, машина систематизирует их, анализирует и пытается выявить закономерности.
Фото: скриншот сайта earthspecies.org
Но просто расшифровать звуки недостаточно: ученым необходимо проанализировать контекст. ESP отслеживает поведение птиц, дельфинов, приматов, слонов, чтобы сопоставить то, что они «говорят», с действиями. Исследователи считают, что первый прорыв может произойти благодаря морским млекопитающим, поскольку большая часть их общения осуществляется акустически. Морские животные, особенно китообразные, для исследователей ESP предоставляют самую интересную информацию. Дельфины, киты и другие морские млекопитающие существуют на Земле уже 34 миллиона лет. Разработчики предполагают, что через три года они смогут предоставить первые большие результаты записей «разговоров» животных.
Кандидат биологических наук Дмитрий Берлов уверен, что пока до создания «универсального переводчика» с языка животных и обратно очень далеко. Разработки будут вестись видоспецифично, то есть с подбором подходящей технологии под определенный вид. Как пример ученый приводит попытки обучения обезьян языкам. Первые из них были безуспешны, так как некоторые приматы для коммуникации используют не голос, а жесты. Голосовой аппарат шимпанзе, к примеру, плохо подходит для членораздельной речи (но бывают и исключения, например, гелады). Когда исследователи переключились на язык жестов и идеографические языки, то прогресс был куда значительнее.
«Запись вокализации — интересный подход, но непонятно, насколько продуктивный. Представьте, что мы записали какой-то звук, выражающий угрозу (для примера — рычание собаки). Что сделает другая собака, услышав такой звук? Одна от страха убежит. Другая начнет лаять и сама демонстрировать агрессию. Третья будет готовиться к схватке, но внешне это будет не так заметно. А многие, как мне кажется, услышат сигнал угрозы, но не поймут, откуда он исходит, и их поведение будет отражать скорее ориентировочную реакцию».
Дмитрий Берловспециалист по высшей нервной деятельности человека и животных, кандидат биологических наук
Если выделить из набора сигналов такие, которые отражают, внутренние эмоциональные состояния, то можно рассчитывать на успех: это позволит, например, лучше понимать реакцию домашнего животного на наше поведение и реагировать на его поведение на доступном ему «языке». «Но, как мне кажется, многие хозяева домашних животных и так это успешно делают», — оценил Дмитрий Берлов.
Цель — двусторонняя связь между животными и людьми
Фото: Кадр из фильма «Доктор Дулиттл», реж. Бетти Томас, 1998
Идея налаживания двустороннего взаимодействия между людьми и животными вызывает много этических споров. Писательница и профессор Университета Британской Колумбии Карен Баккер, в своей книге «Звуки жизни: как цифровые технологии приближают нас к мирам животных и растений» поднимает этот вопрос. Она опасается: а действительно ли животные хотят разговаривать с нами, и не принесут ли попытки с ними пообщаться больше вреда, чем пользы?
«Возможно, если бы они могли поговорить с нами, они бы сказали нам уйти».
Карен Баккерученый, писательница
Дмитрий Берлов тоже говорит о том, что важно желание двусторонней коммуникации. Предсказать, что животное нам может ответить, нельзя. Здесь разницы с человеческим общением нет — предугадать реакцию собеседника мы тоже не можем, ведь не знаем о его состоянии, настроении и самочувствии в конкретный момент.
«Если курсы плывущих корабля и кита пересекаются, то кто должен уступить дорогу? Теоретически мы можем послать киту сигнал: «Свали отсюда, — и он уплывет. Или не уплывет и ответит: «Сам свали, я здесь кушаю». Или просто пошлет нас подальше».
Дмитрий Берловспециалист по высшей нервной деятельности человека и животных, кандидат биологиечских наук
Мы можем представить, что переживают другие живые существа, логически или в воображении, но не можем напрямую этого прочувствовать. Летучая мышь, например, не только не чувствует чего-то доступного человеку, но и ощущает что-то, что недоступно нам, благодаря ультразвуковой эхолокации.
Более радикальная точка зрения заключается в том, что язык и речь — это лишь опция, которая появляется при достаточно высоком уровне развития психики. Наш язык тесно связан с используемыми психическими категориями — объектами, их характеристиками, действиями с ними. Эти категории появляются в результате психических процессов восприятия и мышления: если мы что-то чувствуем, то можем об этом рассказать. На практике нет критериев, которые позволили бы узнать, что переживают, если вообще переживают, животные.
«Но если мы допускаем, что их поведение определяется когнитивной деятельностью, то есть не объясняется полностью условными рефлексами, то можно пытаться наладить контакт. Однако если мы возьмем слишком «сложное» животное, то расшифровать его язык может быть сложно. Если возьмем слишком «простое» животное — то его поведение может объясняться условными рефлексами, а «речь» — врожденной вокализацией, отражающей внутренние состояния», — говорит Берлов.
Самые важные и оперативные новости — в нашем телеграм-канале «Ямал-Медиа».