Итак в 2004 году я поступила во МГУС (туризма и сервиса) на факультет художественной обработки металла. Программа, конечно же, отличалась от МГХПУ, но, сравнивая некоторых преподавателей, я понимаю, что они были намного лучше строгановских. Основное здание института и кампус находятся в деревне Тарасовка по Ярославской железной дороге. Там у нас (у дизайнеров) была только история отечества. В Москве было несколько зданий – два этажа на Краснобогатырской улице, большой подвал на Лечебной (сейчас там хостел), и открытый бассейн Олимпийские резервы (сейчас Формула воды) на Ткацкой.
Начну с плюсов. Бассейн полностью оправдывал своё название. С нами занимались и работали настоящие профессионалы, которым я до сих пор благодарна. Я с детства умела плавать, но здесь я почувствовала, что многое могу, моё тело окрепло, я старалась отточить свою технику и увеличить скорость плавания. Это была не просто физкультура, мы занимались спортом.
Второе это начертательная геометрия. К сожалению, я помню только фамилию преподавателя – Даровская. Предмет она вела великолепно! Всё было понятно и интересно. Мы сделали много практических работ, она аккуратно вводила новые термины, чтобы нас не напугать. Мы изучали теорию параллельно с практикой, и за это я ей очень благодарна. Я полюбила Начерталку! Благодаря Даровской этот предмет превратился для меня в поэзию в линиях. (Забегая вперёд скажу, что в Строгановке такого не было).
Еще хочу отметить преподавательницу английского языка, она подрабатывала подготовкой к международным экзаменам и с нами тоже работала на результат по схеме понимание, чтение, письмо, разговор. И молодая преподавательница истории искусств, тоже хорошо вела свой предмет.
Скульптуру не могу записать не в плюсы не в минусы. Как предмет она, безусловно, была полезна, но преподавалась из рук вон плохо. Лепили из скульптурного пластилина в тёмном, неотапливаемом помещении. Пластилин морозился и становился как камень, мы погружали его в кипяток и он становился склизким. Молодая преподавательница была дочкой преподавателей. Преподавать начала недавно и можно сказать, что она просто осуществляла за нами наблюдение. Как итог я возненавидела скульптуру (но забегая вперёд скажу, что через несколько лет мои чувства стали совсем другими)
Преподаватели живописи и рисунка были озабоченны своими пенсиями, сдачами в наём оставшихся в наследство от родителей мастерских в центре Москвы и пьянками на эти деньги.
Профессия (проект и практика) – это было нечто странное. Во первых наш мастер не имел высшего образования, но преподавал в ВУЗе, работа с горелками, реактивами и металлом велась при полном несоблюдении техники безопасности. Сын нашего мастера поступил во МГУС на интерьер и считал нас всех неудачниками.
Группа студентов была разношёрстной. И, к сожалению, я сразу нажила себе недоброжелательницу – Лену, так как поступила на бюджет, в то время как она, ходившая на курсы поступила на платное отделение. Кроме неё и меня в группе были ещё три девочки Ира, Света, и Татьяна. В группе были мальчики Алексей и Антон (искренне любили работать с металлом и делали классные штуки) к ним тянулся Андрей (он хорошо чувствовал скульптуру), Иван Еськов был сыном преподавательницы с текстиля, Илья (закончил тот же лицей, что и я) и Стас. Трое последних открыто высказывали неонацистские идеи, и были «господа».
Ребята знали друг друга задолго до поступления в институт, так как ходили вместе на подготовительные курсы. В группе я оказалась чужаком, занявшим бюджетное место. Ища, объект для ненависти неонацисты обвинили меня в принадлежности к евреям. Мне было запрещено: о чем бы то ни было спрашивать преподавателей, находиться в мастерской или аудитории, если в ней не было преподавателей. То, что я хорошо знала античную историю, Ветхий и Новый Завет – подтверждало в глазах «господ» моё еврейство, так как в их понимании истинный христианин не должен читать книг и размышлять, а должен верить «господам». То что я одно время была волонтёром в «Реставросе» и вносила свою скромную лепту в восстановление церкви Троицы Живоначальной при бывшем приюте братьев Бахрушиных и сделала икону Богородицы Семистрельной в подарок храму – они считали маскировкой. К тому же, находясь в расстроенных чувствах после второго провала, я отрезала свою длинную русую косу, сделала короткую стрижку и покрасилась в чёрный цвет. Всего этого было достаточно, чтобы устроить мне Холокост.
Однако в этом Холокосте были и свои плюсы. Во-первых «господа» не могли у меня списывать, перечерчивать, перерисовывать, что резко ограничивало наши контакты. Во-вторых, я, как ни странно, освобождалась от мытья мастерской, потому что мастерские мылись в отсутствии преподавателей, а мне в это время можно было находиться только в коридоре. Поэтому мытьё мастерских «господа» сваливали на других ребят. И потом, когда испытываешь что-то на своей шкуре, острее чувствуешь переживание других. Мой личный Холокост подтолкнул меня к чтению новых книг, к открытию для самой себя новых еврейских авторов (Иды Финк, Миклоша Нисли и др.) к собственному литературному творчеству, к анализу исторических процессов и мировых религий.
Итак, я поступила во МГУС, но понимала, что это место и эта компания совсем не то чего я хочу. Поэтому в первой половине дня я занималась в институте, а после четырёх опять спешила на подготовительные в Строгановку. Я продолжила заниматься в школе студии «Покров» у Зайцевой Натальи Николаевны. Я ездила к ней за глотком чистого воздуха.
К Олегу Викторовичу Столярову на рисунок я больше не пошла, так как за год подготовки я была полностью разорена в финансовом плане, а результат, несмотря на весь мой труд и явный прогресс оказался неудовлетворительным. К счастью, в сентябре мне досталась небольшая сумма денег от родственников, которой я могла распорядиться по своему усмотрению. Рассчитав всё до рубля, я пошла готовиться к другому преподавателю из Строгановки Лукшту Игорю Владимировичу. У него была небольшая мастерская, плату за подготовку он брал чуть ли не втрое меньше Столярова ( сейчас я понимаю, что Игорь Владимирович учил нас чуть ли не за бесплатно! По сути мы скидывались за аренду помещения, работу натурщиков, чай и печенье в перерыве, а оставшиеся деньги Игорь Владимирович тратил на материалы – холсты, бумагу, сангину, бронзу) Именно в его мастерской, я не просто поняла, а почувствовала что такое ТРУД художника. Он редко прикасался к рисункам абитуриентов, только если видел что человек совсем уже «плавает», многое объяснял, постоянно наблюдал за рабочим процессом. Помню, как он чуть ли не из коридора заметил мой рисунок и крикнул «Хорошо!». К нему не ходили мажоры, дети телеведущих, артистов и архитекторов, но в его подвальчике был дух старой рабочей художественной Москвы. Труд, благородный труд художника, уважение к зрителю, к человеку, к самому себе – всему этому мы учились у него. Понимание того, что чем больше ты вложишь в свою работу, чем придирчивее будешь сам к себе, тем больше твоя работа (неважно, что это будет: рисунок, живопись, проект кинотеатра или скульптура) отдаст зрителю пришло ко мне именно в тот год.
Что до композиции то здесь я снова осталась верна Бородулиной. Она как раз стала в Строгановке зав. кафедры «Интерьер и оборудование» и я поостереглась менять её на кого-то другого.
Вновь наступил июнь, и я с работами я пришла на творческий допуск. В 2005 году мне поставили 18 из 20 баллов. Начались экзамены. Рисунок и живопись прошли как обычно, а вот на экзамене по композиции у меня что, называется, «открылись глаза». В перерыве к нам зашла зав.кафедрой Бородулина и подошла к ребятам, которые вместе со мной готовились у неё по композиции. Я, проходя мимо, просто поздоровалась с ней. «Не делай вид, что со мною знакома!» - прошипела она вместо «Здравствуй»… Как? Она никогда не скрывала того, что готовит абитуриентов по композиции, спокойно стояла и общалась с ребятами из моей группы, которые хорошо меня знали, и с которыми я вместе готовилась год. Однако я, в отличие от них, почему-то не имела права с ней даже поздороваться, хотя готовилась у неё три года. Может она тоже подозревала меня в еврействе, поэтому и вела себя также как неонацисты из МГУСа.
На экзаменах я набрала 16 баллов -6 за рисунок, 7 за живопись и 3 по композиции. Как видите результат за композицию остался неизменным. Проходной балл был в тот год 18, Больше к Бородулиной на подготовительные курсы я не ходила.
О своей четвертой попытке я расскажу в следующей статье. Ставьте лайк если понравилось пишите комментарии.