В день нападения на Наурскую, это были самые боеспособные в станице казачьи отряды. Они и составили четыре ядра сопротивления врагу, дополненные остальными собравшимися тут переселенцами. Всеми, кто ещё способен был держать в руках оружие.
Пятой сотне полка, возглавляемой Ильёй Сорокой, отводилась особая роль. По замыслу войскового атамана, это подразделение должно было служить во время сражения «пожарной командой». Сей верховой отряд Иван Дмитриевич намеревался держать у себя под рукой. В центре станицы, при осёдланных конях и полной боеготовности.
Сотню Ильи Сороки войсковой атаман планировал перебрасывать, в ходе развернувшейся баталии, с одного края Наурской на другой… Туда, где ситуация для защитников станицы становилась бы в ходе штурма наиболее опасной.
Сам же Иван Дмитриевич назначил себе наблюдательный и командный пункт на самом верху колоколенки. Отсюда, из центра Наурской, в подзорную трубу была достаточно видна и понятна обстановка, складывающаяся на любой из четырёх окраин станицы.
С этой высокой колоколенки войсковой атаман командовал недавними учениями... Отсюда он намеривался руководить и предстоящей реальной обороной Наурской.
Однако, в глубине души Ивана Дмитриевича, до самой последней минуты, теплилась слабенькая надежда, что всё ещё обойдётся. Ордынцы не рискнут двинутся дальше на восток по левобережью Терека, оставив у себя за спиной непокорённую Моздокскую крепость.
Но, похоже, не пронесло... И теперь жизнь казаков, судьба сотен жён и детей станичников, находилась в их собственных руках.
***
Ещё не было и одиннадцати часов, когда авангард восьмитысячного войска татар, кабардинцев и турок, составлявших ядро сборной османской армии, с устрашающим гиканьем и пальбой, на разгорячённых конях, показался перед защитниками Наурской. Мостки через оборонительный ров вокруг станицы казаки уже подняли, отрезав своё поселение от внешнего мира. А приблизившихся к защитному валу джигитов встретили дружные орудийные и ружейные залпы… Не прошло и часа, как подтянувшиеся следом за авангардом остальные силы орды обложили Наурскую со всех сторон.
Казачий полк некрасовцев, вместе со своим прозорливым старцем Арсением, станичником-гребенцом по рождению и потому прекрасно держащимся в седле, несмотря на солидные лета, также находился здесь. Наёмники-славяне на воинской турецкой службе попробовали и тут, по указанию Шабаз-Гирей-Султана, уговорить противника сдаться. И не губить зазря себя и женщин с детьми.
Защитникам станицы предлагалось сложить оружие в обмен на жизнь. Но опять некрасовцы не встретили взаимопонимания у упрямых и неразумных соплеменников. В ответ лишь сыпались с насыпи проклятия и обидные слова.
Подступы к станице со всех сторон тут же обросли шатрами и походными палатками завоевателей… А командиры разноплемённых отрядов орды начали подготовку к штурму.
Сам Шабаз-Гирей-Султан облюбовал для себя и своей ставки небольшой одинокий курган вблизи северо-западной окраины Наурской. На его невысокой вершине, на глазах осаждённых, калга и приказал установить походный шатёр командующего, с гордо развевающимся зелёным знаменем.
Отсюда Шабаз-Гирей-Султан намеревался руководить взятием станицы. Он надеялся, что сражение за неё продлится недолго… И дело обойдётся не очень большими потерями.
Хотя у калги не получилось скрытно подобраться к Наурской и застать казаков врасплох, он был преисполнен решимости и уверенности в собственной победе. Да, эффект неожиданности Шабаз- Гирей-Султан упустил… Но этот досадный факт не помешает его воинам покарать гяуров!
…Штурм начался вскоре после полудня, сразу со всех четырёх сторон окружённой станицы. Над окраинами Наурской разнеслись низкие, протяжные звуки военного рога. Дробно застучали десятки боевых османских барабанов. И многие сотни ордынских всадников, подскакав к самому оборонительному рву под яростным обстрелом, спешившись, бросились на приступ… С дикими визгами и воплями, прикрываясь от града свинцовых пуль круглыми металлическими щитами. Размахивая кривыми саблями и выставив вперёд копья.
Толпы атакующих поддерживали сзади огнём стрелки – османские фузилёры и мушкетёры. Они наступали под прикрытием распряжённых и толкаемых вручную повозок. А на расстоянии полёта стрелы от оборонявшихся носились кругами татарские конные лучники, испуская тучами свой боезапас… На окраинах Наурской, со всех её четырёх сторон, закрутилась ожесточённая, кровавая мясорубка.
К началу штурма, войсковой атаман Иван Дмитриевич Савельев уже давно находился на своём командном пункте, наверху колоколенки, хладнокровно наблюдая за происходящим в подзорную трубу. А внизу торчащего над округой шпиля звонницы ждали распоряжений все пять сотников казачьего полка... Они находились в сёдлах, в полной боевой готовности. Кони, которые тонко чувствовали настроение своих всадников, возбуждённо всхрапывали и нервно топтались на месте.
Донёсшиеся с окраин станицы звуки вражеского рога и стук барабанов заставил сотников ещё больше заволноваться. Задрав головы, пять командиров с жадностью ловили теперь каждое слово войскового атамана. Но Иван Дмитриевич наверху молчал…
Неподалёку от всадников расположились бомбардиры, при четырёх своих орудиях на колёсных лафетах. Пушки были уже прицеплены к запряжённым телегам. А в повозках лежали чугунные ядра, корзины со снаряжёнными картечными зарядами и бочонки с порохом. На каждую телегу приходилось по трое артиллеристов расчёта и возница.
Где-то вдалеке громыхнули первые дружные ружейные залпы защитников станицы… Наконец, войсковой атаман, не отрывая глаза от окуляра подзорной трубы, прокричал сверху истомившимся в ожидании казакам:
- Со всех концов разом пошли! Всё… Началось, кажись! Слушай приказ… Сотники, все, кроме Ильи, скачите с Богом к себе на позиции. И стойте на валу насмерть! Кому будет совсем худо – пришлю Сороку с сотней на выручку. Я отсюда сам решу, где он нужнее…
Но больно на Илью не надейтесь! Ко всем и сразу он не поспеет. А потому, братцы, постарайтесь удерживать сектор своими силами. Исполнять!
Четыре всадника умчались во весь опор в разные стороны… А войсковой атаман уже отдавал следующий приказ, продолжая энергично вертеть головой и следить, при помощи подзорной трубы, за событиями, стремительно разворачивающимися на окраинах Наурской.
Зычный командирский голос Ивана Дмитриевича перекрыл нарастающую ружейную канонаду:
- Бомбардиры! Хорошо меня слышите?
- Так точно! – заорали в полтора десяток глоток артиллеристы со своих телег. – Здеся мы все, атаман… Командуй!
- По одному орудию - на оборону каждого сектора, – распорядился сверху Иван Дмитриевич. – И пока я о вас не вспомню опять, подчиняетесь на местах сотникам!
Поспешай, братцы… Зарядов и пороха не жалеть! Навалились османы отовсюду. Видно хотят нас одним разом одолеть… Без вашей поддержки казакам на валу придётся несладко! Выдвигайтесь с Богом на свои позиции… Как намедни на учениях действовали.
…Все, кроме Ильи Сороки и его сотни, разъехались. Войсковой атаман, молча наблюдавший сверху в свою оптику за начавшимся боем, медлил. И не торопился пускать в дело «пожарную команду».
Хотя первая атака на станицу Наурскую задумывалась Шабаз-Гирей-Султаном, как и последняя в этой явно неравной схватке, с колоколенки исход начавшегося сражения виделся Ивану Дмитриевичу не таким уж и предопределённым… По крайней мере, штурм поселения не стал для ордынцев лёгкой задачей. Да и действовало пёстрое османское войско не очень слаженно.
С южной и восточной окраин Наурской, которых Шабаз-Гирей-Султан почти не видел со своего невысокого кургана на северо-западной стороне станицы, понимающие это джигиты особо и не геройствовали при штурме… Умирать никто из них не хотел.
А на других участках боя, кинувшиеся в наступление воины орды, даже преодолев ров, так и не сумели нигде захватить вершину крутой насыпи, ощетинившейся острыми рогатками. Атакующие были расстреляны, практически в упор, обороняющимися казаками из ружей и пистолетов… Вовремя подоспевшие канониры разили толпы ордынцев картечными зарядами из всех четырёх орудий.
На самых же ретивых джигитов, умудрившихся в этом побоище добраться до крутой насыпи, хлынули из котлов, установленных на вершине оборонительного вала, обжигающие струи кипятка и булькающей расплавленной смолы... С этим делом вполне себе успешно и бесстрашно управлялись женщины и подростки.
Содержимое сотен разнокалиберных посудин и горшков с шипением изливалось на головы и плечи упрямо карабкающихся на вал захватчиков. Обожжённые и ослепшие, визжащие от нестерпимой боли ордынцы, скатывались на самое дно оборонительного рва. И долго ещё продолжали голосить оттуда… Кипяток и смола сумели нанести врагу урон немногим меньший, чем казачьи пули и картечь канониров.
До рукопашной схватки на южной и восточной окраинах станицы дело в ходе первой атаки так и не дошло. Ордынцы тут, встретив самый решительный и самоотверженный отпор, не стал усердствовать… И вскоре отступили, оставив на поле боя десятки своих убитых.
А вот защитникам западной и северной окраин пришлось тяжелее. Тут, за действиями штурмовых отрядов орды и тактикой атакующих лично наблюдал в подзорную трубу со своего кургана сам Шабаз-Гирей-Султан. Предводитель османского войска вышел с любимым племянником из командного шатра посмотреть на начавшееся сражение.
Мальчик пребывал в полном восторге... У него имелась своя личная оптика, предусмотрительно прихваченная из родительского дома. И теперь юный отпрыск знатной татарской фамилии с жадным любопытством разглядывал в подзорную трубу кровавое действо. Именно такую большую, настоящую войну и мечтал увидеть собственными глазами любимец калги.
Зная, что за их действиями внимательно наблюдает сам Шабаз-Гирей-Султан, османские командиры не жалели своих подчинённых. Они снова и снова гнали воинов под казачьи пули и картечь. Заставляя джигитов умирать сотнями…
Понеся большие потери, враг на двух этих участках всё же прорвал оборону станичников. Ордынцы взобрались на крутой защитный вал. Оттеснили казаков вглубь поселения… И даже успели растащить в стороны рогатки на гребне насыпи, увеличивая своим подтягивающимся отрядам брешь в обороне противника. Но вот последовавшей отчаянной контратаки защитников Наурской и жестокой рукопашной схватки на валу, джигиты уже не выдержали.
В яростную, смертную драку, плечом к плечу с мужчинами, вступили даже женщины, вооружённые вилами и серпами. События этого утра развивались столь стремительно, что большинство казачек, так и не успело переодеться в повседневное платье. Они и с ордынцами сражались в своих нарядных одеждах, в которых явились на праздничную церковную службу в храм.
Красные сарафаны с вышивкой, юбки-плахты, узорчатые кофты, расписные шёлковые платки с бахромой представляли тогда для казачки самый престижный, щегольской наряд. Вскарабкавшиеся на земляную насыпь завоеватели с изумлением и недоумением смотрели на противостоящих им молодых и зрелых женщин, разодетых, как на праздник.
Казачий полк некрасовцев опять решительно отказался участвовать в общем штурме и убивать христиан… К тому же – своего брата, станичника!
Вместо этого пятьсот всадников мрачно и без всякого одобрения наблюдали издали за ходом неравного сражения. А в отдельные моменты боя даже поддерживали криками и открыто восхищались мужеством защитников Наурской… Выбравших коллективную смерть в бою сдаче на милость победителю.
Особенно некрасовцев впечатлила отвага женщин и девиц, сражавшихся на валу... Казаки, состоящие на содержании у османов, не скрываясь болели за станичниц. Что, впрочем, не мешало этим наёмникам оставаться сторонними наблюдателями уничтожения терских поселенцев.
Старец Арсений, сойдя с коня, бухнулся на колени. Провидец заливался слезами и неистово молился, взирая на жестокое побоище.
…Едва только нашествие ордынцев на Наурскую сделалось очевидным для войскового атамана Савельева и неизбежным, он предпринял собственные дополнительные меры к спасению сотен людей, вверивших ему свои жизни. Иван Дмитриевич догадывался, что Моздокская крепость сейчас, скорее всего, тоже находится во вражеском окружении. И генерал-поручик фон Медем, вряд ли чем-нибудь сможет помочь в ближайшие дни защитникам Наурской.
Надежда у войскового атамана оставалась только на Кизлярский гарнизон… Эти силы были пока не заблокированы противником. И, как знал Иван Дмитриевич, располагали достаточной мощью.
Если подмога с этой стороны успеет вовремя и кизлярцы ударят окружившей станицу орде неожиданно в тыл… Тогда шанс удержать Наурскую у казаков наверняка будет!
Войсковой атаман отобрал, буквально за считанные часы до появления на горизонте вражеского авангарда, двух добровольцев из молодых станичников. И поручил им весьма опасное, но очень ответственное задание... От которого, возможно, и зависела теперь судьба многих людей, запертых сейчас в Наурской, словно в мышеловке.
Иван Дмитриевич отправил гонцов лично к коменданту Кизляра. И приказал станичникам передать начальнику крепости заученное наизусть послание, слово в слово. Оно включало не только призыв о помощи... Но и предлагало весьма конкретный и эффективный план совместных действий в сложившихся условиях.
А поскольку, мчаться верхом на восток, по левому берегу Терека, меж лесных чащ и диких степей столь малой компанией, было не безопасно и сравнительно долго, Иван Дмитриевич приказал гонцам двинуться в путь по воде. В лёгком и быстроходном каюке.
В первой половине июня Терек полноводен и стремителен... Щедро напитанный безымянными ручьями и речушками, сбегающими с тающих горных ледников, он вот-вот готов выплеснуться из своих берегов, заливая ближние низины, кусты и дикие леса.
Войсковой атаман велел гонцам сразу же выгребать на середину потока. И энергично работать вёслами в четыре руки, помогая попутному течению… Грести изо всех сил и без отдыха. До самого Кизляра.
Забегая вперёд, надо сказать, что надежды Ивана Дмитриевича на скорую помощь, увы, не оправдались. Едва преодолев треть водного пути до Кизлярской крепости, гонцы были обстреляны из ружей какими-то неизвестными людьми, затаившимися в прибрежных зарослях. И без того неустойчивый на плаву, требующий умелого и внимательного управления, плоскодонный каюк тут же перевернулся.
Невезучие гребцы оказались в воде, посреди Терека. Она была настолько холодной, что несмотря на летнюю пору, уже через пятнадцать минут нахождения в этих мутных волнах, руки и ноги у молодых казаков стала сводить болезненная судорога…
Слава Богу, пули неведомых разбойников, изрешетив лёгкую лодку, не убили гребцов. Лишь один казак оказался ранен. Да и то - не тяжело. Правда, сам каюк для дальнейшего путешествия по реке сделался совершенно непригодным.
В суматохе этого нападения, молодыми казаками, находившимися в лодке обнажёнными по пояс, были потеряны в бурных водах Терека часть одежды, ружья и шашки. Незадачливые гонцы с трудом смогли выбраться на левый берег, борясь с сильным течением. Холодная река несла их, крутя в водоворотах, ещё несколько вёрст, после обстрела разбойников.
Прошёл не один день, прежде чем бедолаги, оборванные и измученные, прячась в непролазной прибрежной чаще, добрели обратно до Наурской… И смогли, наконец, рассказать товарищам о собственных злоключениях.
Но об этом пока, войсковой атаман, командуя с вершины колоколенки обороной станицы, ещё ничего не знал. Он очень надеялся, что посланные им гонцы в точности исполнят его приказ. И помощь кизлярцев не опоздает...
А уж Иван Дмитриевич с защитниками Наурской постарается продержаться, как можно дольше! Об этом он так и сказал гонцам, отправляя добровольцев в путь:
- Поспешайте с Богом, сынки! Возвращайтесь с подмогой… Будем вас очень ждать! Пока силы, порох, свинец и казаки наши не кончатся.
***
Время для десятника Макара Мирошникова словно остановилось. Он совсем перестал его ощущать.
Теперь течение казачьей жизни измерялась не плавным ходом солнечного диска по небу, покрытому клочьями редких облаков, а числом отражённых атак... И этих жарких, рукопашных схваток на валу у Макара сегодня уже случилось шесть.
Только что остатки очередной штурмовой волны ордынцев схлынули с вершины насыпи, где пять минут назад остервенело дрался с шашкой в одной руке и с кинжалом в другой, против нескончаемых джигитов, десятник. Уцелевшие захватчики, потерпев очередную неудачу, спешно отходили от края оборонительного рва и выгоревших частично, а кое-где и продолжавших ещё дымиться, колючих кустов терновника… Выводя и вынося под беспорядочным обстрелом защитников станицы своих раненых.
Макар опустился без сил прямо на измятую, истоптанную многими десятками ног, траву на гребне оборонительного вала. Он всё ещё крепко сжимал побелевшими от напряжения пальцами своё холодное оружие, с кровавыми разводами на обоих клинках. Тело десятника била едва заметная постороннему глазу нервная дрожь... А сердце готово было выскочить из груди.
Но постепенно хриплое дыхание казака приходило в норму. И кровавая пелена застилавшая ещё недавно, в ходе быстротечного ближнего боя, взор десятника, медленно таяла в смертельно усталых очах. До следующей драки.
«Пожарная» сотня Ильи Сороки, в которой состоял Макар, исполняя приказы войскового атамана носилась вихрем из одного конца станицы в другой. Наурская теперь почти беспрерывно сражалась на разных своих окраинах...
Едва спешившись, резервный отряд Ивана Дмитриевича с ходу вступал в рукопашную драку с врагом, сумевшим взобраться на оборонительный вал. А кое-где и успевшим даже закрепиться на захваченном участке малой группой.
В самых тяжёлых случаях, примчавшаяся на помощь сотня, уже врезалась на полном скаку в отряды ордынцев, расправившихся с защитниками Наурской на валу и устремившихся с победными криками вниз… К ближним дворам и хатам.
Макар с товарищами сбивали конями с ног этих рано обрадовавшихся завоевателей, топтали османов копытами своих лошадей, разили в упор выстрелами из пистолетов, пронзали захватчиков пиками, рубили яростно шашками, склонившись с сёдел... «Пожарная» сотня умело и быстро оттесняла прорвавшихся врагов обратно к насыпи. И спешившись, загоняла их снова на вал. А потом сбрасывала оставшихся в ров.
Для многих захватчиков он превратился в настоящую могилу. Выбраться из этой ямы и добраться до своих получалось уже далеко не у всякого ордынца. Воспрянувшие духом, быстро вернувшиеся на позиции, уцелевшие защитники отбитого участка обороны расстреливали сверху из ружей и пистолетов замешкавшихся и раненных врагов.
Сражению за Наурскую не видно было конца… И шло оно с большими потерями с обеих сторон. И с переменным успехом.
Конец 65 части...