А выглядел калга вполне себе обыкновенно… Полноватый, невысокий человек средних лет, с маленькой, аккуратно подстриженной чёрной бородкой и усами на смуглом лице. Голову Шабаз-Гирей-Султана венчала белая чалма. А плечи и стан покрывал зелёный шёлковый халат, украшенный золотыми узорами.
Свита калги состояла из разноплеменной группы предводителей наиболее крупных подразделений его армии. Всего полчаса назад эта пёстрая компания ордынских военачальников поднялась, вслед за Шабаз-Гирей-Султаном, на травянистый холм… Расположенный, примерно, в одной версте от окружённой цитадели.
Русская крепость была отсюда хорошо видна. И то, что наблюдал калга вооружённым оптикой глазом и так, простым зрением, предводителя орды совсем не радовало.
Особенно настроение Шабаз-Гирей-Султану омрачал вид подготовленных к неприятельскому штурму ближайших подступов к цитадели неверных. Всё здесь у гяуров было продумано и укреплено!
Открытые, хорошо простреливаемые с любой стороны подходы к стенам крепости… Выгодное для обороняющихся её месторасположение на господствовавшем холме. Глубокий и достаточно широкий ров перед частоколом. Круговая насыпь с рогатками… Всё это грозило атакующим тяжёлыми потерями.
За цитадель приготовились драться тысячи её вооружённых защитников. Никто из них не собирался сдаваться или даже затевать взаимовыгодные переговоры с превосходящими силами противника. К неудовольствию разочарованного калги.
Дерзким вызовом Шабаз-Гирей-Султану, за стенами непокорной им пока крепости, сияли на солнце купола христианского Собора Сошествия Святого Духа. Медные кресты с позолотой за версту слепили глаза. До ушей предводителя орды доносился тревожный колокольный набат.
Этот низкий, ритмичный звук растекался с вершины холма по всей округе. Не стихающий, беспокойный перезвон рождал в голове у Шабаз-Гирей-Султана невесёлые мысли…
Калга понимал, что взятие крепости обернётся для его армии большой кровью. Нет сомнений, что артиллерийские расчёты гяуров хорошо пристреляли со стен своей цитадели окружающую местность. Русским бомбардирам и многочисленным воинам противника с ружьями, были сверху прекрасно видны передвижения штурмовых подразделений орды… Готовящихся одновременно ринуться на приступ с разных сторон.
За крепостным частоколом, как успел заметить в подзорную трубу Шабаз-Гирей-Султан, бегали между изготовившимися к стрельбе солдатами в островерхих шапках с двуглавым орлом и явно ополченцы из кавказцев… Судя по папахам и национальным одеждам. И было подобных джигитов, вооружённых дедовскими ружьями, луками и копьями, на стенах тоже немало.
А это красноречиво говорило калге, что горцы и местные крестьяне, проживавшие в подожжённом завоевателями и догорающем предместье, не струсили, не разбежались по лесам, при приближении многотысячной орды. Гражданский люд, вместе с русскими военными, встали за цитадель плечо к плечу. И, судя по всему, будут биться насмерть с захватчиками!
Зря надеялся великий хан Девлет Четвёртый Гирей, доверивший калге судьбу своего похода на Терек, что появление тысяч воинов Аллаха в урочище Мез-догу подтолкнёт местные народы к всеобщему восстанию против гяуров… Не всё так просто! Некоторые кавказские племена и кланы продолжали и продолжают считать русских своими союзниками. А некоторые даже присягнули царице гяуров в вечной верности!
Надёжные агенты донесли Шабаз-Гирей-Султану, а казнённые недавно шпионы из жителей предместья, служившие русским, подтвердили под пытками, что за стенами крепости сидят сейчас, кроме регулярных армейских частей, кабардинцы во главе с целым князем, ингуши, осетины, грузины, армяне, персы, греки… Многие – с семьями.
Сражаться за своих женщин и детей эти гражданские будут яростно… До последнего вздоха. И в этом калга почти не сомневался.
А ведь прежде чем сойтись в рукопашной воинам армии Шабаз-Гирей-Султана надлежало ещё добраться до защитников крепости! Для этого ордынцам предстояло пробежать по открытому пространству двести шагов… Под смертоносным свинцовым дождём.
Преодолеть сплошную линию рогаток, ощетинившуюся острыми, частыми кольями... Скатиться в глубокий ров с проточным ручьём на дне. И с низу этой ямы карабкаться наверх, на крепостную стену. По принесённым с собой сотням лестниц.
Лезть по штурмовым трапам под обжигающими струями кипятка и пузырящейся липкой смолы, льющейся на головы и плечи атакующих... Немногие воины калги из самых боеспособных, отборных отрядов, пробивающие путь остальным ордынцам, сумеют ступить на гребень крепостной стены. И сразиться с противником на ятаганах и кинжалах.
Татарский предводитель с невольным содроганием представил себе, сколько мёртвых тел лучших джигитов и нукеров великого хана покроют вскоре ближние подступы к цитадели. Умелых, храбрых воинов... На подготовку которых потрачено столько времени и золота!
Шабаз-Гирей-Султан смотрел на начальника охраны у себя под ногами с плохо скрываемой досадой и злостью. Эта, якобы, забота о безопасности господина, проявляемая слугой, невероятно раздражала калгу. Ибо главный ордынец понимал, что помешавший его важному занятию человек больше трясётся сейчас за жалкую собственную шкуру, нежели за жизнь предводителя армии.
Эта очевидная мысль выводила из себя калгу не меньше, чем полчища проклятых комаров, кружащих вокруг с противным жужжанием… Выматывающем душу, лишающем Шабаз-Гирей-Султана внутреного равновесия, в столь безоблачный солнечный день.
Однако, какие они здесь всё-таки надоедливые и кусачие, мелкие порождения шайтана! Эти крылатые твари с радостью набросились на его армию. Комары постоянно ползали по лицам воинов, по расчёсанным в кровь шеям людей… По крупам и мордам лошадей. И жалили, жалили всех постоянно! Наливаясь чужой кровью так, что не могли потом взлететь.
Зловредные насекомые тысячами гибли под звонкими хлопками ордынцев, осатаневших от столь непредвиденной напасти. Но через минуту комары вновь прилетали звенящими тучами со стороны болота, раскинувшегося неподалёку от догорающего посада… И как только эти гяуры могут здесь жить?
Шабаз-Гирей-Султан прихлопнул очередного кровососа, ползающего по лбу. Калга чувствовал себя обманутым.
Точнее – это великого хана ловко ввели в заблуждение. Вряд ли Девлет Четвёртый Гирей, пославший на Терек Шабаз-Гирей-Султана с армией, уничтожить русскую цитадель, рассчитывал увидеть здесь то, что наблюдал теперь калга…
Разве подобную картину рисовали великому хану те, кто убедил правителя Крыма в лёгкой победе над гяурами? Разве это не хитрые кабардинские князья Баматов и Асланбеков, вместе с самыми знатными и авторитетными представителями адыгского племени - братьями Татархановыми, постоянно твердили Девлет Четвёртому Гирею, что русская крепость ещё не достроена?! И имеет, к тому же, весьма слабую военную защиту.
Великий хан настолько доверился чужим словам, что отправился на Терек, разорять цитадель гяуров, даже не вооружившись дальнобойными, осадными пушками! А крепость-то у русских уже практически возведена.
И без орудий большого калибра, способных пробить с безопасного расстояния бреши в её стенах, сократить число врагов и сломить их дух, бросаться сейчас на штурм – не лучшая идея. В этой ситуации малоэффективны многие тысячи всадников орды, пехота с ружьями и даже имевшаяся у воинов Аллаха лёгкая артиллерия.
Теперь не великий хан, а он, калга, командует сборной армией. Шабаз-Гирей-Султану и отвечать за судьбу этого похода.
А сам крымский владыка, отвлечённый вдруг более важными делами, срочно отбыл в Тамань… Ничего не объясняя даже ближнему окружению. Великий хан не обязан обосновывать свои поступки подчинённым лицам.
Вручая Шабаз-Гирей-Султану бразды правления многотысячной армией, любимец Аллаха лишь призрачно намекнул своему родственнику и первому заместителю в этом военном походе, что калга, в случае успешного завершения экспедиции на Терек, может рассчитывать на особую милость крымского владыки. Щедрую и справедливую.
Девлет Четвёртый Гирей великодушно пообещал приписать лавры главного победителя и покорителя Моздокской крепости исключительно своему первому заместителю. Великий хан разрешил также присвоить калге львиную часть захваченных на Тереке трофеев.
С другой стороны, если Аллах отвернётся от Шабаз-Гирей-Султана и поход закончится бесславно, вся вина за неудачу экспедиции падёт на голову ставленника крымского правителя. Тонкий намёк на это тоже прозвучал в прощальных словах Девлет Четвёртого Гирея, перед отбытием в Тамань, адресованных напрямую новому командующему орды.
И теперь калгу мучали нехорошие мысли… Русская крепость, может быть, и не достроена ещё до конца, как не устают утверждать кабардинские союзники. Только выглядела она отсюда, с наблюдательного пункта Шабаз-Гирей-Султана, достаточно серьёзно.
Разведчики, объехав цитадель по периметру, насчитали на её стенах четыре десятка изготовленных к бою пушек! И почти три тысячи стрелков с ружьями.
…Солнце медленно поднималось к зениту, припекая кожу, а Шабаз-Гирей-Султан всё ещё не спешил отдавать приказ к началу штурма. Калга сильно сомневался в успехе массированной атаки. И боялся принять роковое решение, исправить которое потом будет уже невозможно.
Предводителю орды нужна была быстрая победа. Затевать же долгую осаду цитадели не имело смысла не имело вообще.
В крепости, вне всякого сомнения, уже успели подготовиться к многомесячному сидению и обороне... Да и вряд ли русское командование не попытается в ближайшие недели отправить войска на помощь к осаждённым!
И тогда орде придётся сражаться на нескольких фронтах одновременно. Опасная перспектива для завоевателей... При таком развитии событий Шабаз-Гирей-Султан сам может оказаться в ловушке. И остаться здесь навеки, со всей своей пёстрой армией!
Неожиданно оказавшаяся способной к длительному противостоянию Моздокская крепость сводила все шансы ордынцев на военный успех и богатые трофеи, едва ли не к нулю. В сердце калги зрело и копилось глухое раздражение к кабардинским князьям…
Шабаз-Гирей-Султан мстительно подумал – если всё-таки атаковать сейчас цитадель, то в первых рядах надо отправить на её штурм тех, кто заманил великого хана сюда, в урочище Мез-догу. Пусть адыгские владельцы с верными воинами покажут своё геройство на личном примере. Ведь они так убедительно рассказывали крымскому правителю про недостроенную Моздокскую крепость и её слабый гарнизон!
Вот, князь Татарханов вполне подойдёт на эту роль. Он, кажется, замыслил решить собственные проблемы с гяурами на кабардинских землях за счёт сил союзников. Однако наглость князя не знает границ!
Вместо благодарности за неоценимую помощь и изъявления верноподданнической покорности турецкому правителю и крымскому владыке, сей кавказский владелец смеет дерзко намекать ему, Шабаз-Гирей-Султану, на право забрать существенную часть завоёванной общей добычи. По окончанию похода.
Но ничего…Теперь не доверчивый великий хан, а он, всё видящий и понимающий калга, стоит во главе разноязыкой правоверной армии! И неплохо бы было проредить число желающих отхватить свой жирный кусок от будущего приза.
Черкесы хорошие воины, слов нет! Однако мёртвым героям земные богатства ни к чему. Им вполне достаточно и одной славы.
Практичный глаз и ум Шабаз-Гирей-Султана уже хладнокровно и цинично делил шкуру неубитого медведя. А она была всем хороша! Разграбление одного только христианского собора в цитадели, непрестанно трезвонившего теперь в свои колокола, сулило лично калге солидный куш. Такая добыча стоила большой крови. И даже риска.
А если за взятие крепости гяуров, его армии придётся положить половину своих воинов – пусть это будут, в основном, местные джигиты. И их алчные, много возомнившие о себе, предводители. В объединённом османском войске собралось изрядно черкесских племён... И представителей знатных кланов.
Калге, как командующему столь разнородной армией, следует лишь тонко сыграть на национальных чувствах местных вождей. Поручив князю Татарханову, самому авторитетному среди соплеменников адыгу в его орде, показать другим воинское искусство и мужество кабардинцев в бою. И предоставить уважаемому владельцу почётное право умереть первым, со своими людьми, под стенами русской цитадели.
Тем более, что князь неоднократно заявлял во всеуслышание - урочище Мез-догу, мол, всегда принадлежало кабардинцам. И будет таким навеки! Адыги не позволят гяурам ничего тут строить. Тем более - крепость.
Конец 59 части...