…Ждать войсковому атаману пришлось недолго. Примерно через четверть часа граф фон Медем освободился... Молодой кабардинский князь Николай Андреевич Кончокин и полковник Пётр Иванович Гак торопливо покинули приёмную, мимоходом поздоровавшись с офицерами, ожидающими своей очереди на доклад к командующему. А Иван Дмитриевич Савельев, едва успевший завязать вежливый разговор с хмурым армейским майором, вызванным на ковёр за какие-то свои проделки, был тут же приглашён к его превосходительству.
…Граф фон Медем стоял в глубокой задумчивости у окна, наблюдая через стекло за людской суетой внизу. Войсковой атаман вошёл в просторный, светлый кабинет командующего и замер на пороге. Генерал-поручик тут же повернулся к Ивану Дмитриевичу. Во взгляде графа читалось лёгкое недоумение:
- Я вам не назначал, господин Савельев… В чём дело?
Старый казак насупил свои косматые седые брови:
- Душа у меня нынче не на месте, ваше превосходительство… Извёлся весь! Скоро ли крепость будем закупоривать на сидение? И мосты через ров поднимать?
Командующий отошёл от окна и приблизился к Ивану Дмитриевичу вплотную. Граф фон Медем испытующе и недовольно посмотрел на войскового атамана:
- Ждать недолго уже... К чему такое излишнее беспокойство? Или нервничаете перед большой дракой?
Хотя, признаюсь, сам грешен… Но сомнений своих и нервозности неуместной стараюсь никому не показывать. Особенно младшим чинам.
Если же вас интересуют конкретные сроки… Извольте! Вам это могу сказать. Я ожидаю прибытия отряда майора Криднера. Он, по моему приказу, осуществляет дальнюю разведку и наблюдение за перемещениями основных сил неприятеля. Как только майор с подчинёнными вернётся со своего задания, так цитадель и будет запечатана.
Генерал-поручик наморщил лоб:
- По донесениям, поступающим от Криднера, у меня уже нет сомнений, что наш противник нацелился, в первую очередь, на Моздокскую крепость... Замыслил стереть её с терской земли вовсе! Посыльные от майора сообщают, что к нам движется немалая орда. Объединённая армия врага, числом не менее десяти тысяч татар, турок и черкесов… А может и более.
Разведчики доносят, что во главе этого войска идёт сам хан Девлет, фаворит султана… Поставленный недавно османами единовластно править всеми крымскими и кубанскими татарами. В противовес ныне здравствующему хану Сахибу, посмевшему подписать мирное соглашение с Россией!
Граф фон Медем вздохнул:
- Армия у хана Девлета неплохо вооружена, прирастает по пути к нам отрядами местных магометан, враждебно настроенных к неверным. Тайные наблюдатели сообщают, что у противника имеется даже лёгкая артиллерия!
Слава Богу, крупного, стенобитного калибра во вражеском обозе никто вроде бы пока не видел… А вот свой казачий отряд у сборного османского войска, представьте себе, - есть! Как это не прискорбно.
Он состоит из приласканных османами и крымчаками христиан-раскольников... Коих даже турецкий султан не склоняет к магометанству! За верную службу.
Генерал-поручик скривил губы в ехидной усмешке:
- При сём раскольничьем казачьем отряде имеется и свой собственный живой пророк! Вообразите… Некто блаженный старец Арсений. Он носит колючую власяницу на голое тело, под рубищем, исповедует вероотступников и благословляет, отпускает казакам грехи. Этого полубезумного аскета даже самые отчаянные воины Аллаха опасаются… И стараются в походе держаться подальше.
Как видите, хоть противник ещё и не успел вторгнуться в наши пределы, мы, благодаря верным людям, уже кое-что знаем о нём. И сведения эти с каждым днём полнятся.
Граф фон Медем убрал с лица ироничную улыбку. Голос его вновь обрёл привычную сухость и бесстрастность:
- На Тереке противник рассчитывает ещё более увеличить свои силы. К нам поступает информация, что к осаде и намечаемому разграблению Моздока готовятся присоединиться вооружённые отряды из числа чеченцев и кумыков. Якобы, они уже собрали по своим селениям несколько тысяч отборных воинов… И вольются в армию хана Девлета, как только тот осадит Моздокскую крепость.
Генерал-поручик фон Медем потёр двумя пальцами переносицу, поморгал красными от переутомления и недосыпания глазами. Помолчал…
Был граф сухопар, породист лицом и на целых пол головы выше плотного, широкого в кости Ивана Дмитриевича. Старый казак имел самый простоватый, морщинистый лик, обветренный и загорелый… И курносый, к тому же.
Если у войскового атамана была густая борода и усы, щедро посеребрённые летами, то командующий имел тщательно выбритые щёки и аристократичный подбородок с ямочкой. А чёрные, широкие брови графа контрастировали с белым, припудренным париком, украшенным накрученными буклями.
Только вот у казачьего полковника, пожилого человека самых консервативных взглядов, неприличное для мужчины, «босое» лицо генерал-поручика и лёгкий запах заморского парфюма, витающий сейчас в начальственном кабинете, вызывали неодобрение... Хотя и тщательно скрываемое.
Казаки тогда на Северном Кавказе, как и горцы, нередко брили себе верхнюю часть головы… Начисто, в целях походной гигиены. Но удалять усы и бороду решались только в крайнем случае. И казачьи офицеры никогда не носили париков.
Считалось, что ухоженное, бритое лицо делает мужчину женоподобным. Оно неприлично, смешно и недопустимо для воина.
Казаки также категорически отказывались облачаться в европейскую одежду. Они даже прислали в Москву своих атаманов с изъяснением благодарности Петру Великому, во время его правления… Когда император, предписав всей России повсеместно одеваться в немецкое платье и сбривать бороды, не наложил подобных обязанностей на станичников.
«Мы взысканы, - искренне радовались казаки, - твоей милостью паче всех подданных. До нас не коснулся твой указ о платьях и бородах. Мы живем по древнему нашему обычаю: всякий одевается, как ему угодно: один черкесом, другой по-калмытски, иной в русское платье старого покроя, мы это любим».
…Иван Дмитриевич не вытерпел, поджал губы и отвёл в сторону свой осуждающий взгляд с выбритого и надушенного лица командующего. А граф фон Медем, неверно прочитавший безмолвный укор во взоре полковника, нахмурился и настороженно посмотрел на казака:
- Или вы считаете, господин Савельев, что крепость нам не удержать?
- Отчего же, - нисколько не колеблясь, отозвался Иван Дмитриевич. - Цитадель-то мы отстоим наверняка… Вон, сколько народа собралось за крепостными стенами! Оружия, боеприпасов, продовольствия - тоже запасено, я вижу, достаточно. Осаду здесь можно будет держать не один месяц. Если противник вдруг решится заморить нас голодом.
Люди наперегонки забивают нынче свой скот и птицу… Ту животину, которой не нашлось места в цитадели. Солят, коптят, вялят мясо впрок. И складируют его в погребах со льдом. Комендант Александр Фёдорович обмолвился мне намедни, что основные продовольственные хранилища в крепости уже заполнены.
- Ну, слишком долгое сидение здесь нам вряд ли грозит, - усомнился командующий. – Гонцы в Кизляр и в Астрахань уже отправлены… Надеюсь, продержимся до подхода спасательных сил.
- Да тут мы отобьёмся, ваше превосходительство! – легко согласился войсковой атаман. – Вопросов нет. У меня за другое душа неспокойна… В наших новых станицах Галюгаевской, Ищерской, Наурской, Калиновской и Мекенской, а также в мелких хуторах промеж них, по всей моздокской пограничной линии, находится сейчас множество казачьего народу. Бабы с младенцами, юнцы безусые, нестроевые калеки… Охраняемые лишь малыми силами.
Иван Дмитриевич скрипнул зубами:
- Общины эти пока совсем слабо укреплены... По отдельности против войска супостата точно не выстоят! И к нам им тоже уже не успеть спрятаться.
Мне-то с боевыми казачьими сотнями, собранными по этим станицам и хуторам, здесь, за стенами цитадели, опасаться нечего! А если враг, не сумев с ходу захватить Моздокскую крепость, двинется дальше, вниз по Тереку? Жечь и грабить казачьи поселения левобережья… Аж до самого Кизляра?!
Иван Дмитриевич с нескрываемой душевной болью в голосе воскликнул горестно:
- Не прощу тогда себе эту резню… Да и казаки подобного своему войсковому атаману по гроб жизни не забудут. Как они за крепостными стенами сидели, пока орда их нестроевым братьям кровь пускала, а детей и баб по станицам вязала. И в полон гнала.
Вы здесь и без меня справитесь, ваше превосходительство! А я должен попытаться защитить своих станичников. Ну, или умереть вместе с ними… Уж не обессудьте!
Христом Богом молю - не удерживайте меня сейчас в крепости… И подчинённому вашему покорному слуге линейному казачьему полку не гоже тут находиться. Мои люди пребывают нынче в крайнем возбуждении. Их сердца и все мысли там, в оставленных терских станицах.
- А вы не по чину дерзки, полковник! – заметил с недовольством генерал-поручик. – Смеете давать мне советы, коих я вовсе не спрашивал у вас. Не много ли берёте на себя? Позвольте мне самому решать, как строить защиту моздокской линии, в виду нашествия грозного неприятеля.
И ещё… Не вам, любезный, распоряжаться собственной жизнью и судьбой на войне!
Граф окинул строгим взглядом поникшую враз фигуру войскового атамана и несколько смягчил интонацию:
- Одно вас оправдывает в моих глазах… Необдуманные слова исходят из храброго и бесхитростного сердца уважаемого мною офицера, многократно испытанного в деле. Подозреваю, что у вас уже и собственный план разработан, как обезопасить станичников на случай неблагоприятного развития событий?
- Имеется такой, - не стал скрывать Иван Дмитриевич. - Потому и пришёл… Из всех казачьих общин на моздокской линии самая обустроенная и готовая держать мало-мальски оборону – Наурская. В неё я уже и приказал собрать переселенцев со всех прочих терских станиц и хуторов. С оружием, боезапасом, продовольствием… И самым ценным имуществом.
Войсковой атаман с сожалением вздохнул:
- Наурская – не Моздокская крепость, конечно! Но там и глубокий ров вокруг поселения станичники уже успели выкопать, и оборонительный земляной вал с рогатками устроить… Если вдруг вражеский отряд нагрянет, Наурскую взять ему будет непросто.
Прошу отпустить меня с линейным казачьим полком организовать и возглавить, если придётся, защиту переселенцев, собирающихся сейчас там! Пока ещё наша цитадель не окружена… И есть возможность её покинуть. Я с линейцами буду более полезен в Науре, чем здесь.
Командующий в задумчивости прошёлся по просторному кабинету. Вновь вернулся к войсковому атаману, замершему у входа в ожидании своей участи.
В тишине, на фоне приглушённого человеческого гомона за окнами с тяжёлыми бархатными портьерам, слышался лишь тонкий и одинокий комариный писк. Голодное насекомое, непонятно каким образом проникшее в наглухо закрытое помещение, покружив над военачальниками, спикировало на графа фон Медема. И замолкло.
Генерал-майор хлопнул себя по щеке. Раздражённо посетовал:
- Вот ведь мелкая напасть зловредная! Полковник Гак говорит мне, что после войны с Портой обязательно приступит к осушению большого болота за крепостью… С северо-восточной стороны. А иначе этих кровососов никак не извести!
Просил меня к этому делу и армию привлечь… Много работы предстоит впереди. Необходимо болотную топь гатить… И толстым слоем земли покрывать. Тяжёлый труд на несколько лет! Но совершенно необходимый моздокцам, для нормальной жизни тут.
Заодно и лишние холмы вблизи цитадели сроются… Наблюдателям на стенах обзор откроется лучше и дальше. А эти паразиты крылатые перестанут, наконец, лютовать здесь каждый год!
- Посадский люд спасается от сей беды жжёным древесным грибом, - проявил осведомлённость Иван Дмитриевич. – И муравьиным соком ещё… Всё вместе хорошо помогает! Сам проверял.
- Да знаю я! – махнул рукой генерал-поручик. – Этим делом адъютант мой заведует. Сражается с комарьём днём и ночью. Правда, пока с переменным успехом… Утешает только, что скоро сии злые твари также яростно, тучами, будут атаковать и жалить наших многочисленных врагов!
Конец 56 части...