Откуда гяуры появились здесь?! Никаких русских войск на этих землях, по сведениям хана, не должно было быть! Да ещё и при пушках.
Происходило что-то совершенно непонятное… А сюрпризов на войне Девлет Четвёртый Гирей не любил.
После разгрома вражеского авангарда, подполковник Иван Бухвостов, исполняя порученную ему верховным командованием миссию, убедил старого мурзу не рисковать больше подвластным народом. Они и так уже одержали славную тактическую победу. А вот с многотысячной приближающейся армией Девлет Четвёртого Гирея им никак не справиться... Слишком неравны силы!
Будет разумнее, если Джан-Мамбет-бей переместит немедленно всех своих людей с семьями и имуществом подальше отсюда. Вглубь российской территории. А отряд подполковника последует за ним, прикрывая этот организованный отход.
Мурза подумал недолго… И согласился с резонными доводами союзника. По всем, верным Джан-Мамбет-бею селениям начались спешные сборы, отгон скота в дальние безлюдные степи, на приграничные российские земли… Ногайский народ двинулся в путь.
Подполковник же Иван Бухвостов обосновался со своим малым отрядом на берегу реки Калалы... Отсюда, с господствовавшего холма, было удобно прикрывать отступление союзника. И, одновременно - отслеживать все манёвры приближающейся армии хана Девлет Четвёртого Гирея.
В эту пору по соседству с месторасположением отряда Ивана Бухвостова двигался по тракту, на противоположном берегу реки Калалы, большой тележный обоз. Караван доставлял русским воинским подразделениям, размещённым на Северном Кавказе запас провианта и разную армейскую амуницию.
Состоял обоз из нескольких сотен нагруженных повозок и охранялся донскими казаками. А командовали ими войсковой старшина Матвей Платов и полковник Яков Ларионов. У конвоя имелась также одна пушка с обслугой и полным боезапасом.
Два донских атамана, равных друг другу по полковничьему чину, являли в этом традиционном и ничем особо не примечательном походе любопытный тандем казачьих военачальников, исполнявших общую задачу. С одной стороны – двадцатилетний старший офицер Матвей Платов, отчаянный и отважный, порою до безрассудства...
Возможно, он и рановато для своего возраста выбился в столь большие командиры. Но полковничий чин и непререкаемый авторитет у казаков молодой человек заслужил вполне справедливо.
А с другой стороны - довольно пожилой уже, убелённый сединами, Яков Ларионов... Флегматичный и рассудительный он годился Матвею, если не в дедушки, то уж в отцы - точно.
Эта пара, дружно начальствуя над охранным отрядом, являла собой яркий пример союза бесстрашной, лихой молодости, уравновешиваемой большим житейским опытом и осторожностью. Воинское сопровождение обоза состояла из двух неполных полков, общей численностью в полторы тысячи казаков.
В недобрый час и в роковом для себя месте оказался караван со всем своим охранением. Появление многотысячного вражеского войска в этом краю явилось для обозников полной неожиданностью… Слава Богу, с передовой разведкой на марше дело у конвоя обстояло неплохо!
Своевременно узнав о произошедшем боестолкновении подполковника Ивана Бухвостова и мурзы Джан-Мамбет-бея с силами ордынцев, командование казачьего охранения каравана тоже остановило обоз… Не доезжая нескольких вёрст до места сражения. Атаманы всерьёз озаботились судьбой вверенного им казённого имущества, в столь малопонятной и тревожной обстановке.
Прежде, чем двигаться дальше, следовало разобраться, что происходит впереди. И полковник Яков Ларионов отправился с двумя сотнями казаков, прояснить для себя ситуацию… А молодой Матвей Платов с основными силами охранения остался на месте, сторожить обоз.
Полдня казаки вместе с Яковым Ларионовым рыскали на конях по обширной безлюдной лесостепи, представлявшую собой зеленеющую первой молодой травкой весеннюю равнину, со следами только что случившегося здесь сражения… А ночью, расположившийся на отдых в чистом поле отряд, неожиданно окружили выскочившие из темноты деморализованные толпы разбитых накануне воинов авангарда армии Девлет Четвёртого Гирея.
Эти несчастные, уцелевшие после разгрома, ошибочно приняли костры чужого походного бивака за стоянку своих соратников. Заблудились на незнакомой территории!
Опытный атаман Яков Ларионов сразу всё понял. И не растерялся в столь тяжёлой для себя и своих подчинённых обстановке.
Пользуясь первоначальной суматохой и неразберихой во вражеских рядах, не позволяя опешившему противнику опомнится, полковник отдал громогласный приказ… И казаки, вскочив на коней, тут же атаковали противника.
Многочисленные в ночи, но совершенно неорганизованные толпы ордынцев, стекавшихся со всех сторон на свет костров, серьёзного сопротивления всадникам с шашками и пиками не оказали. Посчитав, что, видимо, опять столкнулись с объединёнными русско-ногайскими силами, воины разбитого авангарда в страхе разбежались…
На рассвете отряд казаков, во главе с Яковом Ларионовым, вернулся к оставленному обозу. Не успели атаманы обсудить ситуацию, как солнце уже высоко поднялось над степью… А около полудня на горизонте показались первые подразделения многотысячной армии хана Девлет Четвёртого Гирея.
Он, проанализировав произошедшее, всё-таки принял решение двинуться со своей ордой дальше, к непокорным ногайским селениям. Со всеми предосторожностями…
А вот казакам, обременённым неповоротливым обозом, отступать теперь, в виду противника, уже не имело смысла. И казённый груз оставлять врагу тоже было нельзя.
При появлении многотысячной орды дрогнуло сердце даже у старого атамана Якова Ларионова. Седой полковник осторожно завёл речь со своим молодым коллегой Матвеем Платовым, о возможных переговорах с противником... А вдруг удастся выторговать что-нибудь, с Божьей помощью, у хана для полутора тысяч казаков? Глядишь, и людей удастся спасти от смерти, и часть обоза сохранить… Положение ведь безвыходное!
Но молодой атаман вскипел… И с негодованием отверг подобные советы. Мало того, он отстранил своею властью Якова Ларионова от командования и взял управление конвоем полностью в собственные руки.
Войсковой старшина Матвей Платов приказал казакам быстро окружить себя и ценный казённый груз оборонительным кольцом, из распряжённых и поставленных на бок обозных телег. Молодой предводитель сам первый бросился устраивать круговую баррикаду… Увлекая за собой товарищей.
Казаки под его началом работали слаженно, споро и без паники. В считанные минуты, практически на глазах у накапливавшегося на горизонте противника, они разгрузили повозки, составили из них сплошную стену, зарядили картечью свою единственную пушку…
Неподалёку от реки Калалы ощетинился сотнями ружей ретраншемент – оборонительное полевое укрепление. Захватить которое теперь врагу стоило немалых жертв.
Противник, между тем, приблизился к выросшей в степи круговой баррикаде из сотен телег на расстояние пушечного выстрела. И окружил её своею многотысячной ордой.
День, к тому времени, уже подходил к концу… И над степью начинал сгущаться вечер.
Но перед тем, как оказаться во вражеском кольце и в полной изоляции, молодой атаман Матвей Платов, прознавший уже об отряде подполковника Ивана Бухвостова, находящегося неподалёку, успел отправить за реку Калалу гонцов. Два всадника разными маршрутами помчались к русскому военному лагерю… Чтобы предупредить о появлении армии противника и доложить о тяжёлой ситуации, в которой оказался обоз с охранением.
Увы - один посыльный был вскоре настигнут и зарублен в бою конными ханскими гвардейцами. А вот второму казаку удалось благополучно переплыть на своей лошади реку Калалу, найти русский лагерь и встретиться с Иваном Бухвостовым. Но Матвей Платов тогда, о судьбе умчавшихся по его приказу гонцов, понятное дело, ничего не знал.
…Наступила ночь. Штурмовать в темноте отказавшихся сложить оружие защитников ретраншемента Девлет Четвёртый Гирей не стал. Великий хан посчитал, что днём потерь у него будет значительно меньше. А окружённые и обречённые казаки никуда от него не денутся.
Едва забрезжил рассвет третьего дня апреля 1774 года, Матвей Платов обратился к казакам с прощальной речью.
- Пришёл, братцы, наш последний час, - не стал он никого обманывать, трезво оценивая ситуацию. – Но лучше уж славная смерть, чем османский плен. А в бою нашему брату умирать полегче будет… И правильнее!
Матвей Платов ободряюще улыбнулся обступившим его, молчащим хмуро товарищам:
- Сейчас на нас, братцы, смотрят с небес казачьи предки каждого из вас. Они-то повоевали добре и чести своей не уронили… Право дело, будет неловко встретиться там с ними, если дадим себе сейчас слабину! Или предъявим предкам мало убиенных сегодня супротивников. Что ж мы тогда за воины?!
Не посрамим и не разочаруем отцов и дедов наших в свой последний час. Один раз родила казака мать, один раз ему и помирать!
Коли обидел кого, православные, наказал несправедливо по службе – не держите зла. Простите меня по-христиански. Нынче вместе на небо идём... Прощайте, братцы! Надеюсь, Бог даст, встретимся ещё и на том свете.
Казаки, воодушевлённые подобными словами, облачившись в чистые одежды, как и положено станичнику перед смертным боем, заняли круговую оборону. Воины были полны решимости и готовились дорого продать свои жизни…
Как только свет нового дня позволил противнику свободно ориентироваться на местности, в армии хана Девлет Четвёртого Гирея началось движение и суета. Было понятно, что враг собирается атаковать со всех сторон одновременно.
Громко ударили боевые барабаны, разнеслись над весенней степью протяжные звуки сигнального рога... И тысячи ордынцев ринулись на штурм ретраншемента. Девлет Четвёртый Гирей даже не стал пускать в ход имевшуюся у него артиллерию, надеясь захватить русский обоз с минимальным ущербом для повозок, окруживших сбившихся в плотный табун лошадей и гору тюков с бочками и мешками.
Казаки встретили атакующих хладнокровно и мужественно… Дружные ружейные залпы и пистолетный огонь не позволили многим врагам даже добежать до баррикады. А орудийная картечь, которую извергала беспрерывно с грохотом и дымом единственная пушка оборонявшихся, косила наступавших, словно траву.
Первый приступ быстро захлебнулся. Но за ним тут же последовали второй, третий, четвёртый, пятый… И с каждым новым штурмом ретраншемента, из-за нарастающего количества убитых и тяжело раненых врагов, остающихся лежать перед полевым укреплением казаков, ордынцам все труднее было пробиться к защитникам баррикады.
Всего же обороняющиеся отразили семь яростных приступов. Впрочем, большинство казаков вскоре потеряли всякий счёт времени и отбитым атакам... А в минуты коротких передышек между вражескими перегруппировками, защитники ретраншемента торопливо заряжали оружие, наспех перевязывали полученные раны, перераспределяли людские силы с учётом собственных нарастающих потерь.
Жаркий, кровавый день уже давно перевалил за середину. А противник, не считаясь с жертвами, готовился идти на штурм полевого укрепления неверных в восьмой раз... И в этот драматичный момент, неожиданно в тыл многотысячного войска хана Девлета Четвёртого Гирея, ударил малый отряд русской кавалерии, оглашая округу устрашающими криками и пальбой из ружей и пистолетов. Во главе своего подразделения нёсся сам подполковник Иван Бухвостов, грозно вращая над головой поблёскивавшим на солнце палашом...
Геройская защита армейского обоза атаманом Матвеем Платовым явила, бесспорно, одну из ярких страниц в истории донского казачества. Однако, нет никакого сомнения, что истекающий кровью отряд храбрецов, в итоге, был бы непременно уничтожен превосходящей его в разы ордой... Если бы не самоотверженный подвиг подполковника Ивана Бухвостова и подчинённых ему русских воинов.
Он решился атаковать в чистом поле более чем двадцатитысячную армию хана Девлет Четвёртого Гирея всего пятьюстами всадниками! Это было всё, чем располагал и мог помочь погибающему конвою армейского обоза Иван Бухвостов…
Союзники-ногайцы за ним не последовали. Они посчитали нападение на огромное войско великого хана столь ничтожными силами совершенно бессмысленным и самоубийственным шагом.
Даже сам мурза Джан-Мамбет-бей, наблюдавший издалека со своими приближёнными за действиями армии Девлет Четвёртого Гирея, с изумлением и жалостью смотрел на этот мизерный отряд русского подполковника… Мчавшийся, как полагал знатный татарин, на верную, хотя, безусловно, и героическую погибель.
Предводитель ногайцев не стал дожидаться печального финала. Тяжко вздохнув и ударив чувяками с загнутыми носками своего коня в бока, мурза поспешил съехать с зелёного холма, откуда взирал на эту безумную атаку русского офицера. Седобородого татарина от места неравного боя отделяла полноводная река Калала. И ещё полторы версты ровной, как стол, степи за ней.
Подвластные Джан-Мамбет-бею ногайцы уже, в основном, отошли со своими телегами, семьями, домашним скарбом и скотом вглубь Прикубанья. При мурзе оставался лишь небольшой вооружённый арьергард, насчитывавший до тысячи всадников.
Джан-Мамбет-бей решил, что коли так печально повернулось дело, следует воспользоваться моментом с максимальной для себя выгодой… И отвести, за то время, пока будут сражаться и умирать сумасшедшие русские, своих людей подальше от армии карателей. И затеряться с подвластным народом в бескрайней степи, меж холмов и рощиц. Мурза всё ещё надеялся, что ему удастся спасти от полного истребления хотя бы часть последовавших за ним соплеменников...
А отвага подполковника Ивана Бухвостова, между тем, увенчалась неожиданным военным успехом. На удивление всем очевидцам этой отчаянной атаки.
Скрытно подобравшись и ударив в тыл неприятеля, всего пятьсот всадников внесли ужас и смятение в многотысячную армию хана Девлет Четвёртого Гирея... Никак не ожидали каратели, обескураженные бессмысленным сопротивлением окружённых и обречённых казаков, обнаружить разъярённых русских ещё и у себя за спиной!
Молодой атаман Матвей Платов услышав стрельбу глубоко во вражеском стане и догадавшись о начавшемся там сражении, воспрянул духом. Он приказал казакам быстро растащить часть телег в стороны. И, во главе оставшихся в живых соратников, на уцелевших лошадях, устремился в конную атаку на противника с шашками наголо.
И случилось невероятное… Дезориентированный, мало чего уже понимающий в происходящем, враг, ошалев от стрельбы кругом и криков атакующих русских, сразу с двух сторон, растерялся в большинстве своём, смешался. И - дрогнул!
Многотысячное войско хана Девлет Четвёртого Гирея бросилось, наперегонки со своим предводителем, в беспорядочное, паническое бегство. Самоуверенные каратели явившиеся за лёгкой победой, теперь давили и топтали друг друга… Спасаясь от двух малых конных отрядов, теснивших и рубивших врага с противоположных сторон.
Это была нереальная, непостижимая уму стороннего наблюдателя картина... Более двадцати тысяч воинов орды, закалённые в боях, при исправном оружии, а многие ещё и облачённые в броню, совершенно потеряли разум от животного страха! И всякую способность к организованному сопротивлению.
Никто из карателей уже не понимал - сколько русских в действительности их атакует… С каких сторон? И что надлежит теперь делать смешавшимся пешим и конным подразделению орды.
Управление войсками было вражескими командирами окончательно потеряно... И огромная армия Девлет Четвёртого Гирея превратилась в испуганное стадо.
Поразившись удивительному, невероятному донесению нукера, Джан-Мамбет-бей, не поверив телохранителю, вновь взлетел на своём скакуне на вершину холма, откуда долгое время наблюдал за действиями противника за рекой... Перед взором изумлённого мурзы, полторы тысячи русских воинов, включая оставшихся в живых казаков и подчинённых подполковника Ивана Бухвостова, объединившись теперь в единый отряд, гнали перед собой и безжалостно истребляли отборную армию великого хана!
Несколько раз командиры ордынцев пытались остановить это безумное, губительное бегство подчинённых. Иногда им даже удавалось собрать рассеянные силы в небольшие группы и пробовать противодействовать уничтожающей их малой коннице. Но всякий раз карателей сносила неудержимая атакующая волна… И ордынцы опять впадали в панику, спасались от беспощадных гяуров бегством.
Глядя на эту, изменившуюся вдруг кардинальным образом картину сражения, Джан-Мамбет-бей, вспомнил и о собственном союзническом долге. Мурза подал знак своему отряду... И почти тысяча ногайских всадников рванули к берегу Калалы.
Татарские воины, во главе с Джан-Мамбет-беем, пересекли, не мешкая, реку… И присоединились к русским, догоняя и истребляя сломленного неприятеля.
Теперь люди мурзы безжалостно предавали смерти всех спасающихся бегством карателей, несмотря на религиозные взгляды последних. Пленных никто не брал. Многие и многие сотни бездыханных тел усеяли степь вблизи реки Калалы...
***
Вероятно, это бесславное поражение армии великого крымского хана и послужило причиной выбора маршрута нового боевого похода раздосадованного унизительным разгромом, Девлет Четвёртого Гирея. Откатившееся почти к самой Тамани, разбитое войско быстро собралось опять в готовую сражаться многотысячную орду… Большие потери с лихвой восполнили подошедшие к великому хану свежие силы.
Однако, вновь двигаться в те места, где он потерпел такое позорное фиаско, осторожный и суеверный Девлет Четвёртый Гирей не стал. Предводитель пёстрой и многоязыкой орды решил на сей раз направиться сразу на юго-восток… К Тереку.
Жаждавший реванша крымскотатарский вождь, ставленник Османской Порты, вспомнил, наконец, о просьбе союзников - владельцев Большой Кабарды. Пора было помочь им выкурить гяуров из урочища Мез-догу.
Непримиримые местные князья с нетерпением ждали армию Девлет Четвёртого Гирея… И готовы были пополнить её своими лучшими воинами.
За обидное поражение на реке Калале крымскотатарский хан решил жестоко отомстить гяурам на Тереке. Девлет Четвёртый Гирей замыслил не только разгромить малочисленную армию фон Медема, но и разграбить, сжечь дотла Моздокскую крепость с разросшимся посадом... А заодно пройтись огнём и мечом по терскому левобережью. Разорив там все казачьи поселения.
А если Аллах соблаговолит – он доберётся и до Кизляра, главного змеиного гнезда на кавказской земле! Великий хан вновь ощущал себя выдающимся военачальником, проигравшем сражение на реке Калале случайно, по досадному недоразумению и малодушию своих старших офицеров, бездарей и карьеристов. Которых он уже заменил.
А новая армия под руководством Девлет Четвёртого Гирея сформировалась к маю 1774 года отнюдь не слабая... К ней ещё, кроме татар, турок и части адыгских народов, за небольшую плату и часть будущей добычи, пожелали примкнуть и другие северокавказские племена, из числа непримиримых врагов гяуров. Так, например, к войску Девлет Четвёртого Гирея, если великий хан объявится вблизи Терека, твёрдо пообещали присоединиться крупными отрядами своих добровольцев чеченцы и кумыки.
Однако, прежде чем двинуться с многотысячной армией к Моздоку, крымскотатарский завоеватель ещё в начале апреля 1774 года отправил к кабардинским союзникам доверенное лицо – своего родственника Ширин-кана, с вооружённой охраной. Ему Девлет Четвёртый Гирей поручил передать некоторым, особо доверенным владельцам, лично в руки, турецкое золото в немалом количестве… Для активизации борьбы адыгской знати с русскими захватчиками.
О прибытии на территорию Большой Кабарды высокородного шпиона и подстрекателя к войне с гяурами тайные агенты быстро донесли приставу Таганову… Ну, а тот - оперативно доложил о местонахождении Ширин-кана своему прямому начальству, генерал-майору фон Медему.
И командующий русской армией сейчас же поручил майору Фёдору Криднеру провести молниеносную и весьма рискованную операцию… По немедленному пленению проосманского казначея.
Вот что по этому поводу сообщал в своём рапорте государыне сам граф фон Медем: «Донесение от 14-го апреля 1774 года... Майор Криднер отправлен мною, с деташаментом легкого войска и 4 орудиями за реку Малку, для учинения секретного поиску и захвачения, буде можно, присланных от Турок в Кабарду с письмами и деньгами возмутителей. Удостоверясь чрез шпионов, что из числа таковых посланцев Крымский Ширин-Кан, родственник Крымского хана, находится на р. Баксанище, в аулах Кабардинского владельца Атажука Хамурзина, майор Криднер взял с собою 100 человек доброконных казаков и 24 драгуна, окружил помянутый аул и захватил находившихся в оном вышесказанного Ширина с тремя Крымцами и самого Атажуку Хамурзина в плен.
На возвратном пути, Кабардинцы провожали его большими толпами и делали беспрестанные нападения; но он, отразив неоднократно неприятеля, пришел благополучно в Моздок с пленниками. Сии последние на допросах показали, что действительно Турецкое войско, сделав высадку в крепости Суджук кале, прибыло в Тамань под предводительством Крымского хана Девлет-Гирея, для подкрепления бунтующих Татар и горцев против России… И что с ним, Ширином, отправлен был ага с казною, для возмущения Кабардинцев…»
Попытка проосманских лазутчиков организовать весною 1774 года массовые антироссийские волнения вблизи Моздока не увенчалась успехом. Однако это нисколько не изменило планов выступившего в свой новый карательный поход великого хана Девлет Четвёртого Гирея...
***
В конце апреля 1774 года, командующий кавказской армией граф фон Медем, получил от государыни очередное воинское звание - генерал-поручик. Сей императорской милости он удостоился за похвальное рвение в противостоянии Османской Порте.
Хотя внезапно вспыхнувшая эпидемия смертельных болезней среди людей и животных в урочище Мез-догу окончательно сошла на нет к началу весны, не причинив серьёзного урона боеспособным силам армии, граф, по-прежнему, старался держать вверенное ему войско подальше от любых поселений... На всякий случай.
Начиная с осени 1773 года, он и сам проживал в походном палаточном лагере, вместе со своими солдатами и офицерами. Перемещаясь, то и дело, всем войском с места на место по безлюдной степи, продуваемой холодными ветрами.
А с началом весны следующего года, командующий приказал опять поменять дислокацию. На сей раз он велел разбить походный армейский бивак на северо-западной границе урочища Мез-догу. Вблизи небольшой рощицы и родниковой безымянной речушки.
Новый военный лагерь находился, примерно, в половине дня пути от всё ещё действовавшего карантинного поста на главном тракте, ведущем к Моздокской крепости. Санитарный кордон со шлагбаумом и несколькими служебными подсобными строениями располагался на берегу реки Малки.
Конные казачьи патрули и дозорные солдаты, по-прежнему, никого не выпускали из урочища. И никому не дозволяли покидать территорию, где ещё совсем недавно свирепствовала эпидемия.
Карантинный пост был достаточно укреплён. И даже имел на своём вооружении два полевых орудия.
…Новоиспечённый генерал-поручик занимался текущими бумажными делам в утеплённом командном шатре. Удобно устроившись за походным столиком, граф фон Медем читал поступившую свежую почту… И делал пометки в своём ежедневнике.
Непонятная возня и приглушённые голоса снаружи шатра заставили командующего отвлечься от дел. Генерал-поручик настороженно поднял голову и устремил недовольный взгляд на вход в своё полевое жилище, служившее сейчас одновременно и штабом армии.
Тяжёлая ткань двойного полога раздвинулась… И внутрь шатра заглянул, с извиняющим выражением на лице, дежурный офицер:
- Разрешите доложить, ваше превосходительство! Тут человека гражданского доставили с карантинного поста… Просит срочно аудиенции у самого главного командира русской армии. Говорит, что имеет сообщение государственной важности. Прикажите пропустить к вам? Или поручите кому-то из офицеров сначала допросить задержанного по всей форме?
Командующий армией с любопытством посмотрел на дежурного:
- Ну зачем же лишнюю бюрократию разводить, любезный… Я и сам послушаю, что мне желают донести. Давай сюда задержанного!
В шатёр вошёл, сорвав с головы овчинную шапку и низко кланяясь, маленький человек средних лет, с большим носом, чёрными кучерявыми волосами и с большими, слегка навыкате, тёмно-карими глазами. Он шагнул было вперёд, к сидящему за столиком графу фон Медему… Но тяжёлая ладонь дежурного офицера, тут же опустилась сзади на плечо добивавшегося немедленной встречи с командующим:
- Стоять… Говори отсюда, что хотел сообщить важного его превосходительству!
Смуглолицый человек, явно восточных кровей, в простой и изодранной местами одежде, вдруг оробел отчего-то... Он смотрел на генерал-поручика в дорогом мундире с золотым шитьём и в белом шейном платке под тон припудренного парика с накрученными буклями, с некоторой опаской и растерянностью. Неловкое молчание затягивалось.
И тогда командующий, усмехнувшись, сам начал разговор:
- Кто таков? Как зовут?
- Аганес Назаров, ваше превосходительство, - отозвался тот по-русски, с сильным акцентом, нервно тиская в руках свою овчинную шапку. – Из армянских торговцев я… Раньше жил в моздокском посаде. Там и был арестован солдатами гарнизона цитадели.
А две недели назад, виноват, бежал из крепостной тюрьмы. Глупость сотворил великую, в чём и раскаиваюсь теперь всем сердцем!
- Хм, - вскинул брови командующий. – И за что же тебя под замок посадили?
- За мошенничество, ваше превосходительство, - опустил скорбно голову Аганес. – Справедливо арестован… Материю астраханской мануфактуры выдавал на моздокском базаре за дорогой заморский товар. На чём и имел тройную прибыль…
Генерал-поручик нахмурился:
- Но ты, надеюсь, не затем добивался аудиенции у меня, чтобы я за тебя слово защитное замолвил, перед комендантом Моздокской крепости?
Аганес вскинул кучерявую черноволосую голову и умоляюще, с надеждой, произнёс:
- А может, вы ещё и заступитесь за меня, ваше превосходительство! Если сочтёте для себя ценным, то, что я имею сообщить...
- Говори! – коротко приказал генерал-поручик.
- Бежал я из Моздока в сторону Бештауских гор, - заторопился, затараторил армянин. – Скрытными, окольными путями пробирался… Всё больше лесами, да оврагами! В обход карантинного дозора и конных казачьих патрулей. Повезло мне… Прошёл все заслоны незамеченным.
А вот уже за пределами санитарного поста, три дня назад, 25-го апреля, если не ошибаюсь, меня поймали черкесы. Хотя я и не говорю хорошо по-кабардински, речь этого народа, худо-бедно, понимаю… Но вида в том людям, меня пленившим, не показал тогда. Они и поверили. Переговаривались на своём языке меж собою при мне не таясь!
Аганес сглотнул нервно:
- Я был доставлен этими черкесами в тайный военный лагерь. Точно не скажу, но где-то в бештауских предгорьях… Там находились армейские палатки и множество вооружённых всадников. Несколько тысяч! В основном из адыгских племён. А ещё я слышал татарскую и турецкую речь.
Все они собирались двинуться в набег на Терек… Жечь и разорять пограничные селения русских.
Командовал этим войском кабардинский князь Татарханов… К нему меня и привели на допрос.
Аганес вздохнул тяжело:
- Черкесы вначале подумали, что я шпион из команды майора Таганова, присматривающего за кабардинскими землями... Потому и не убили сразу, при поимке – хотели через пытки выведать у меня имена всех своих соплеменников, сотрудничающих с русскими.
Но я смог убедить князя Татарханова, что не являюсь ничьим лазутчиком. И сам изрядно претерпел от гяуров.
Предводитель налётчиков очень обрадовался, когда узнал, что ему в руки попался житель Моздокского посада... Хорошо знакомый с местностью, куда князь направлялся. Ему как раз нужен был проводник.
Я для джигитов оказался весьма ценным пленником…Поскольку только что пробрался тайком через охраняемую территорию, знал маршруты казачьих патрулей и расположение солдатских секретов вблизи карантинного поста на Малке.
- Неужто черкесского предводителя совсем не пугает эпидемия в урочище? – с недоверием спросил граф фон Медем.
- Теперь нет, - отозвался Аганес. – Князь Татарханов считает, что зараза покинула Моздок ещё зимой... А русские специально распространяют слухи об эпидемии и не снимают свой карантин, трусливо пытаясь защититься, подобным образом, от набегов.
Он так и сказал при мне своим джигитам – этого армянина к нам направил сам Аллах! Как доказательство, что все рассказы гяуров о смертельных болезнях людей и животных в урочище Мез-догу – теперь не соответствуют действительности.
Аганес Назаров осторожно предположил:
- По моему разумению, ваше превосходительство, князь Татарханов совсем не желает столкновения с русской армией... Месторасположение коей ему неведомо.
Он хочет только своим большим конным отрядом незаметно войти в урочище… А потом стремительным, неожиданным броском ворваться в станицу Луковскую и Моздокский посад! Разграбить и сжечь их. А если повезёт - захватить с ходу и саму крепость. Пока русская армия отошла от цитадели…
Армянин криво усмехнулся в усы:
- Впрочем, налётчики не собираются долго задерживаться в Моздоке. Посеяв там панику и страх, они намериваются сразу же уйти разорять поселения гяуров по левому берегу Терека. А потом, переправившись через реку в удобном месте, скроются с добычей в чеченских землях… Избегая любых встреч с русской армией.
Об этом плане со своими командирами князь говорил при мне почти не таясь… Считая, что я не понимаю кабардинского языка.
- Однако со стороны Татарханова затея недурна, - размышляя вслух, протянул генерал-поручик фон Медем. – Мне с неповоротливой армией, наполовину пешей, да ещё и связанной вспомогательным обозом, гоняться по всему левобережью за летучим отрядом дерзких джигитов – дело почти безнадёжное!
- Я вынужден был согласиться сотрудничать с налётчиками, - виновато опустил голову Аганес. – И многое им рассказал… Иначе бы они не поверили мне и убили.
Конец 53 части...