1. Текст.
Как славно вечером в избе,
запутавшись в своей судьбе,
отбросить мысли о себе
и, притворясь, что спишь,
забыть о мире сволочном
и слушать в сумраке ночном,
как в позвоночнике печном
разбушевалась мышь.
Как славно вечером собрать
листки в случайную тетрадь
и знать, что некому соврать:
«низвергнут!», «вознесён!».
Столпотворению причин
и содержательных мужчин
предпочитая треск лучин
и мышеловки сон.
С весны не топлено, и мне
в заплесневелой тишине
быстрей закутаться в кашне,
чем сердце обнажить.
Ни своенравный педагог,
ни группа ангелов, ни Бог,
перешагнув через порог
нас не научат жить.
1965
2. Это стихотворение 1965 года, если дата указана верно. Иосифу Александровичу Бродскому (1940.05.24 — 1998.01.28) 25 лет, и он пребывает в лагере, будучи осуждённым в 1964 году на 5 лет. Выйдет он через полтора года от начала исчисления срока, так что совершенно надёжно можно утверждать, что это — лагерное стихотворение. Поскольку в лагере, как сказано у другого поэта, «навязчивый сервис», постольку лишь очень сильному уму и великой душе дано отвлечься от условий телесного бытия. И. А. Бродский не обладатель ни такой души, ни такого ума, поэтому пребывание в исправительно-трудовой колонии не могло не сказаться ни в содержании, ни в форме стихотворения. Фактически его надо воспринимать непременно в контексте такого существования: бунта против этого существования, неизбежно случайных записей стихов на отдельных листах и компоновки их в импровизированную тетрадь и т. п. Можно сказать, это реакция на пребывание там. И кто не хлебнул подобной мурцовки, вряд ли что поймёт без разъяснений.
3. Однако, всё сейчас сказанное мной — не более как дорожная карта понимания этого стихотворения. Такими разъяснениями ничего не предрешается ни относительно содержания, ни относительно формы стихотворения.
Основная мысль стихотворения — контрактивность уголовника в заключении, мнящего себя не сломленным и превосходящим действительность, как бы тяжко нелепа и паскудно-унизительна для него она ни была. Поэтому ему не указ и не учителя жизни никто: «ни своенравный педагог, ни группа ангелов, ни Бог». Поскольку они не знают этой жизни. Даже Бог не знает, Иосиф? Даже Бог! И даже перешагнув через порог барака, они не окажутся в шкуре заключённого.
4. Ну, если даже Бог Авраама, Исаака и Якова Кедми тебе не указ, живи своей жизнью, Иосиф, пиши непонятные стихи, сочетай несочетаемые слова, удивляй редких поклонников, которые тебя не поймут, но всё равно восхитятся. Таким же вот поэтом, впрочем гораздо более нелепым поэтом, был и Б. Л. Пастернак.
5. По существу поэт И. А. Бродский средний, с неба звёзд не хватавший, конечно, намного лучше, чем недавно навсегда сбитый машиной Л. С. Рубинштейн, тот вообще поэтическая нелепость, рифмованная с пустым местом, но добраться до уровня А. А. Блока, до близкой И. А. Бродскому А. А. Ахматовой или хотя бы Е. М. Винокурова — всё равно, что пытаться И. А. Бродскому подпрыгивать с земли до наконечника шпиля Останкинской башни. Пытаться можно. А вот результат... Будь ты хоть головкой от торпеды…
Впрочем, и на Баруха бывает проруха. Всё же поэтического чутья и малость таланта И. А. Бродский лишён не был. Так, его «Письма римскому другу (из Марциала», однажды мною внимательно, подробно и многословно проанализированные, показывают, что и у И. А. Бродского временами искрили подлинно поэтические прозрения. Так что, в отличие от Л. С. Рубинштейна, как говорится, И. А. Бродский «пусть лучше будет».
2024.03.10.