Рассказ
Навеяно Высоцким
В Петербурге-городе у Пяти углов получил по морде Коля Веселов.
«Бывает», - заметят старожилы. – «Бывает», - соглашусь я.
Хуже, если тебя убьют под горячую руку. Но, по статистике, выживших заметно больше. Да еще и сильно живучие встречаются. До сих пор из уст в уста передается предание о древнем горожанине, который под пинками, дубинами и пулями пел и скандалил, пока его не примяли сверху, сбросив на голову телевизор старого образца. Нечем стало петь. Скандалить – другое дело. Скандалить он бы еще нашел, чем. Да какой хороший скандал устроишь без песни?
Так вот и Коля не просто так пел и скандалил. Он в то время лечился от контузии, даже почти вылечился, отчего ему и пелось. А что громко и немузыкально – всё потому, что не до конца еще организм выправили.
«Бывает», - скажут на это хранители традиций. – «Бывает», - соглашусь и я, сильно подбодренный тем, что знающая Колю общественность в унисон со мной охарактеризовала случившуюся с ним историю словами Высоцкого.
В Питере Коля врачевался в госпитале для ветеранов войны, куда он попал после недолгого пребывания на Украине. Дело простое: рванул рядом с Колиным окопом снаряд, почему-то нашедший именно его, жизнелюбивого связиста, вздыбил гору плодородного чернозема, и вот на счет три мы встречаем расслабленного военного отпускника перемещающимся в приятном подпитии по Загородному проспекту. Вернее, встретили его не мы, а другие трое. Причем один из них - рыжий.
Тот рыжий и бил первым. Похоже, парень был левшой и, наверное, боксером. Что левшой – Коля вывел из того, что скулу тот поломал ему с правой стороны лица, а что боксером – потому что поломал.
Оно бы и ладно: поломал и поломал. Правда, потом, когда Коля вынужденно улегся на тротуар, они втроем для порядка еще и бока ему обпинали. Что поделаешь: так уж заведено. Хотя, с другой стороны, всё это непорядок. Обидно: прогуливаешься по улицам мирного города и никого даже мизинцем не пытаешься тронуть, как вдруг какие-то хмыри, наоборот, очень даже трогают тебя. А так-то, что за беда - сломанная скула. Одной операцией больше, одной меньше, а денежки в солдатскую копилку капают и каждый лишний день с Зинкой греет сердце не хуже тех денежек. Ну и потом, с прицелом на дальнейшее: на одном Загородном свет клином не сошелся, небось в Питере хватает мест, где бьют меньше.
Всё бы уладилось по-божески, но вы знаете Зинку: Зинка она и есть Зинка. Раскричалась, раскудахталась:
- Это что? Бардак это – вот что это. Это надо же так, чтобы отметелили ветерана войны. А он не за красивые глазки в госпиталь попал, который для ветеранов войны, и кормят его нормально не просто так, а за военное геройство – будто какого генерала, хотя даже в генералах не всем дают ветерана войны.
Она же, Зинка, вызвала в госпиталь полицию, она же шпыняла Колю, когда он отвечал на вопросы полицейского:
- Что ж ему из тебя всё вытягивать-то приходится, как на истории?
В школе они учились в одном классе, и она лучше всех знала, что можно припомнить мужу.
- Товарищ полицейский он тебе не Надежда Павловна: возьмет да уйдет. Допустим, это ей некуда было от нас деваться, а полицейские – они вольные птицы, летают по городу, по крошке везде собирают. На Украину, небось, их не заманишь.
Полицейский недовольно покосился на неё, мысленно сравнивая свою ситуации с учительской. И в первом приближении обе показались ему одинаковыми. Во втором приближении он внутренне признал правоту Зинки. Но исключительно по части Украины.
Разбойную троицу в итоге нашли. Вначале никакой радости у Зинки не было – так она была сердита на своего пентюха. Эх, если бы вместо него избили её… Ни одна родинка на лице, ни одно пятнышко на одежде негодяев не ускользнули бы от её внимания. Да даже никчемная Колина помощь следствию на три четверти была обязана её собственным усилиям.
Однако, полиция справились и без Зинкиной наблюдательности. Выручили вездесущие камеры, которыми у нас кишит вся округа. Одна из них зацепила сценку того ристалища на Загородном. Чем не повод для Коли, чтобы начать ликовать и разливать брагу? Тем более – почему бы не торжествовать Зинке? Любит женщина справедливость во всем, а больше всего – в возмездии.
Но я вижу, жизнь свою вы прошагали в ногу со сказкой. Там дело движется быстро и гладко – только успевай читать. А здесь – попрошу вспомнить – мы перелистываем страницы кровавой истории с телесными повреждениями. Значит, следует быть готовыми ко всякой путанице и чертовщине.
По результатам следствия расклад выглядел так.
Гражданин Веселов – участник специальной военной операции по демилитаризации и денацификации Украины, призванный в ряды Вооруженных Сил Российской Федерации по мобилизации и служащий в них по контракту. Участвовал в боевых действиях, в которых получил тяжелую контузию и легкие ранения. Наград не имеет. В настоящий момент находится в отпуске по болезни и завершает медицинскую реабилитацию. Женат. Детей нет.
В пассив гражданину Веселову занесли следующее. По словам очевидцев, он двигался по тротуару в состоянии алкогольного опьянения. Об этом же свидетельствует его неровная походка и эпизодические неоправданные остановки. Скверно и громко пел, перевирая слова национального гимна. Первым обратился к троице неизвестных, требуя ответа, почему они здесь, а не на Донбассе. На побои отвечал вяло и пассивно. Не делал словесных попыток подчинить нападавших своей воле.
Ну что, господа, вижу вы с нетерпением ждете подробностей о негодяях, напавших на нашего защитника. Зря ждете. Это в ваших сказках на каждое белое приходится порционное черное. Меня в моем рассказе ведет высокий реализм, который к чему только не приводит. А реализма у меня даже больше, чем в жизни.
И вот вам первая неожиданность: те трое тоже герои.
Вы спрашивали про рыжего? Давайте условимся, что далее мы отбрасываем в сторону унизительные клички и определения. Этот человек с нестандартной внешностью провоевал полгода в «Вагнере» и по завершении срока контракта вернулся домой. Бывший боец помилован президентом Российской Федерации Владимиром Владимировичем Путиным.
Нам понадобится как-то его назвать. Давайте он будет у нас Медведевым. Медведевых в стране много. Тогда почему ему не быть Медведевым? А что до имени, то он, скорее всего, Арнольд. Какое другое имя могли ему дать родители, принадлежавшие к кругу, с одной стороны, профессорско-преподавательской элиты, а с другой – артистической богемы?
Есть верование, что имя определяет судьбу. Не знаю, исполнилось ли это в нашей истории. Но что бы ни загадывали для своего сына родители маленького Арни, они никак не могли предсказать главное деяние, совершенное в жизни их отпрыском. А он их убил. Как часто убивают друг друга вошедшие во взрослый возраст родственники – не найдя выгодного для себя выхода в лабиринте наследственных дел. Убил с особой жестокостью. Сама по себе особая ему не была нужна, для его цели хватило бы и обычной. Но Арнольду хотелось замаскировать преступление и навести следствие на другого человека.
У него не получилось. Оставалось настраиваться на долгое, под двадцать лет, заключение. И тут возникла Украина, неожиданный и оптимистичный шанс. Всё, что было прежде, стирается, начинается новый отсчет. Розыгрыш подобной ставки в прямом споре с судьбой мог упустить кто-то другой, но не он.
Поначалу Арнольд думал, что с освобождением и помилованием его непременно обманут. Не просто же так жизнь подталкивает к осторожности и недоверию, в ней или ты начеку, или Чека на тебе. Так говаривал на пересылке один козырной, гораздый на редкие, но меткие афоризмы. Однако Пригожина, приехавшего на зону в роли вербовщика и тянущего за собой хвост специфической славы, Медведев выслушал внимательно. Он тут же откликнулся на предложение визитера. Но не из-за доверия к нему. От тактики ва-банк Арнольд предпочитал не отступать ни в картах, ни вообще в жизни.
Потом были наступления и отступления, штурмы и смерти, много смертей. Арнольд убивал людей с той стороны, а та сторона губила находившихся рядом с ним. Медведев втянулся в эту работу: она была для него билетом в жизнь, и он знал, что именно ради этого занятия его привезли сюда из зоны. Личный шанс на будущее сводился в его сознании к одному: быть умелым убийцей, равно решительным и хладнокровным, и ни на минуту не терять ощущение подстерегающей тебя потенциальной опасности. Непростая наука, но Медведев её осилил.
Он выжил, но ни разу не подумал, что к этому в какой-то мере причастны его родители. Назвав младенца Арнольдом, они рассчитывали на путеводную роль этого имени, надеялись, что оно поможет мальчику стать гордым, свободным, сильным мужчиной. Таким, каким, по их представлению, должен быть настоящий Арнольд. А пока он растет, само это слово звуком своим охранит ребенка от разных опасностей и бед.
Иногда Медведев вспоминал родителей, но совсем не так, не из детства, а по-другому - через злость, через свои взрослые с ними отношения.
И вот он снова в Петербурге – очищенный и отбеленный президентским указом. В родительскую квартиру соваться не стал: знал, что в неё перебралась сестра со своей семьей. Сестра его не простила и от родства с ним отреклась.
Поехал в Колпино, где жил бывший приятель по «Вагнеру». Поскольку в наемники тот попал раньше Арнольда, то раньше и освободился. Решение квартирного вопроса товарищу виделось очень сложным, и из-за этого он никак его не решал. А его родители спали и видели, как избавиться от совместного проживания со вздорным сыночком. Для этого они были готовы потратить собственные накопления, чтобы приплюсовать их к тому, что у него оставалось от выданного по контракту. Но кроме квартиры, где они проживали, у стариков ещё имелся ничем не занятый отапливаемый гараж, и Арнольдов друг Веня Викторов, не взирая на протесты родителей, устроил в нем боевого товарища.
- Прикинь, - говорил Венька, пропуская вперед Арнольда, - пустым держат наш гаражик. Походу надеялись, что придет на меня похоронка, а они на выручку крутую тачку сюда поставят. Это второй ихний облом. Раньше думали, что без напряга, тихо-мирно доживут до своего дубаря, пока я на зоне за старую мокруху чалюсь. А я – оп-па – и с зоны от барина ушел, оп-па – и украм банан показал. Ни царапинки, ни задоринки.
Встретившись, наконец в мирной, как когда-то мечталось, обстановке, друзья пустились на питерских просторах в широкий загул, стремясь до последней черточки воспроизвести в жизни ту мечту, которую вынашивали в редко когда тихие украинские дни и ночи.
Иногда к паре демобилизованных присоединялся ещё один гражданин. Посильное участие в мероприятиях коллектива принимал друг Вениамина по колпинским школе и двору Максим Карякин. Сейчас он обретался у своей новой подруги, жившей где-то в старых домах Петроградки. Поселившись у неё непрописанным, Максим с самого начала даже не прикидывал, сколько протянет по этому адресу. Вернее, понимал: столько, сколько она будет готова его терпеть.
Квасил Карякин весьма интенсивно. А баба попалась из таких, которые держатся за надежду до последнего. Вера в возможность его перевоспитания в ней окрепла в тот счастливый миг, когда приблудный поддался её настойчивым агитации и пропаганде и устроился охранником по схеме сутки через трое.
В охранники его взяли легко. Могла бы помешать имеющаяся инвалидность, но не помешала. У Максима одна нога была заметно короче другой, поэтому ходил он, припадая на ту, короткую, и обычно пользовался тростью.
Карякин, в отличие от собутыльников, никогда не сталкивался с пенитенциарным бытом и знакомиться с ним не планировал. На украинскую войну он сходил добровольцем. Причем завербовался в тот момент, когда вся заваруха едва только приближалась к оптимальному режиму и никто не думал, что она затянется надолго. Можно сказать, Карякин не в армию уходил, а просто бежал от однообразия колпинской жизни с её непременным перечнем удовольствий в виде горячего цеха, водки и телевизора. Потянуло его к большим приключениям и большим доходам. К тому же колпинский молодец уже тогда прозрел в жизни страны ожидающий её расклад в расстановке кадров. По всему чувствовалось, что верхи рассчитывают на людей, согласившихся рискнуть своим основным активом – собственной жизнью. Так что всё в жилу: у парня на отпущенный ему жизненный срок тоже были более веселые планы, чем стоять у мартена до пенсии.
Под Харьковом он получил тяжелое ранение. Ногу Максима хирурги спасли, но для спасения её пришлось сильно укоротить. Дальше жизнь всё устроила по своему, а не по Максимову плану. Его комиссовали, уволили из армии, дали инвалидность. И вот сертифицированный инвалид войны снова там же, откуда уходил, но с комплектом худших, чем раньше, физических кондиций. В сухом остатке - сплошной пассив. В активе - одна лишь полученная за ранение компенсация.
За время отсутствия Карякина на «гражданке» сильно расплодилось племя ездунов-коробейников, развозящих по домам разную еду. Максим, весьма небыстро ковылявший по тротуару со своей палочкой, неизменно впадал в ярость, видя, с какой скоростью они перемещаются мимо пешеходов. Не однажды дело заканчивалось тем, что он неожиданно выставлял в сторону доставщика свою трость в тот момент, когда тот сбоку намеревался его обогнать. Возможность подобной оказии предполагалась заранее, поэтому в кармане у него всегда что-то лежало. Пару раз ситуация повернулась так, что лежащее пришлось достать.
Надо сказать, что злым Карякин был всегда – и сейчас, и прежде. Это ему в жизни нисколько не мешало – даже помогало. А вот детей он всегда выделял из нелюбимого им людского рода. Можно сказать, любил он детей и верил, что когда-нибудь у него будут собственные.
У нынешней его бабы сынок учился во втором классе. От него в школе стало известно о квартирующем рядом герое. Вскоре жилище навестила учительница, которая пригласила Максима на урок по патриотизму и любви к родине. Он не пошел: если уж сам себе в зеркале не нравится, то зачем детскую психику калечить?
Примечательно, что в тот памятный вечер, когда коса поддатенького Коли Веселова нашла на камень бывших вагнеровцев и примкнувшего к ним инвалида, тройка последних держала путь к ресторану «Тройка». Прискорбно, но в разработанную на Украине программу друзей вагнеровцев этот полезный и здоровый элемент символики включен не был, и на его стихийное явление в реальной жизни они не обратили внимания.
Выбор места определялся другим. Название заведения друзья знали ещё в детстве из разговоров своих родителей. Для тех «посидеть в «Тройке» было знаком определенной статусности и принадлежности. Став взрослыми, Арнольд и Вениамин тоже не по разу там побывали. Максим шел в «Тройку» впервые.
Поскольку пышный загул в культовом ресторане был ключевым моментом задуманной сказки, приятелям хотелось, чтобы всё развивалось по канонам «Тысячи и одной ночи» и закончилось безупречным ништяком. Но у самого порога собственного обиталища мечта вдруг обидно рассыпалась, столкнувшись с сугубой, с сугубейшей прозой в образе пьяненького крикуна-лоха. Откуда было им знать, да они и знать не хотели, имел ли сам Коля какое-либо отношение к украинским делам. Но когда он попробовал их посылать не только по матушке, но ещё и ТУДА…
Друзья дисциплинированно выполнили предписанные их понятиями действия и пошли дальше. А что касается пинков по бокам лежащего, то особое чувство в них вкладывал лишь Максим, бивший наглеца одной своей правой, здоровой и более длинной, ногой.
Все трое восприняли случившееся как рядовой, никчемный эпизод и в ресторане о нем даже не вспоминали. Но физическая разминка подняла жизненный тонус и благотворно повлияла на настроение, ненадолго омраченное нелепо возникшим препятствием.
- Хорошо прошел, - с блаженством протянул Венька вслед за первым, солидным глотком дорогого коньяка.
Вначале были задержаны Венька и Арнольд. Добраться до них полиции было легко: в уголовных делах хватало фотографий и анфас, и в профиль. О том, где сейчас обитают парни, рассказали родители Вениамина. Через несколько дней по каким-то своим каналам полицейским удалось выйти на Максима. Может быть, по военной, может быть, по медицинской, а, может, по производственной линии.
Допрос Арнольда вел серьезный и строгий старший лейтенант. По полицейским документам он прекрасно видел, какая птица сидит перед ним, и безо всяких затей предложил гражданину Медведеву изложить свою версию произошедшего.
- А что рассказывать, гражданин начальник товарищ старший лейтенант? - усмехнулся допрашиваемый. –Уж очень выпендрежно тот баклан голосил свою музыку! Мог поаккуратнее, раз исполняет гимн. Мы бы послушали, похлопали, может быть, пятак кинули. Надрывался, сучонок, а слова путал. Вот я, скажем, хоть сейчас их назову без запинки. Мочить надо за это.
- Нет такого слова «мочить» и нет такой статьи, чтобы «за это», - строго остановил его старлей.
– Ну так что, что нет. Вот и впечатай их в евангелие. И чтобы так и было записано: «мочить». Причем мочить не электростулом, как у буржуев, а кувалдой. Пролетарским оружием, начальник - кувалдой. Электричество у нас берегут. Понадобится на другие дела. Расшевелить, глядишь, кого-то, если что. Так что - кувалдой!
Потом допрашивали Веньку. Тот всё больше веселился и подначивал следователя. Максим на все вопросы реагировал хмуро и отвечал крайне односложно. Свое участие в избиении все трое признали, но дружно указали на Веселова как на зачинщика ссоры. О том, что Коля тянул их на Донбасс, они так же дружно промолчали. Отчего? А так захотелось.
Урон, нанесенный компанией Коле, по закону квалифицируется как легкий, и следователь всячески подталкивал стороны к мирному урегулированию конфликта. Все его участники, включая Веселова, к этому были готовы. Но что значит Колино согласие без Зинкиного?
А Зинка с самого начала рвалась в свидетели.
– Как не видела? Ведь это я же его встречала, когда пришел. Весь в крови. Кто ему скорую вызывал? Он-то, извините, дурак по жизни. Отговаривал меня, малохольный, бубнил, что в травму сам сходит. А что, не мне что ли он рассказывал первые впечатления? Первые – они самые настоящие.
Ей важно было представить следствию свои свидетельства о том, насколько событие повлияло на ее моральное и психологическое состояние.
– Не знаю даже, во сколько рублей обошлось это мочилово моему организму. Моральный вред. Упущенная выгода.
Коля не ошибся: Зинка в итоге категорически отказалась от мира с преступниками. Отказалась потому, что цифра консенсуса, вырисовывавшаяся в процессе согласования, мнилась ей смехотворной. А бывшим уголовникам было западло взять и накинуть этой биксе что-то сверх обозначенной ими суммы. Не привыкли они уступать бульдозерному наезду.
И вот суд. Небольшой зал. Судья Зинаида Васильевна. Секретарь Катя. Подсудимые Медведев, Викторов и Карякин. Пострадавший Веселов. На скамьях для публики родители Веньки, Зинка и глухая тетка Максима.
Не просто далось это заседание Зинаиде Васильевне. Много разных pro et contra переплелось в деле. Да и сами статьи, которые могли быть приложимы, таили в себе широкий спектр толкований.
А взять те же смягчающие обстоятельства. Если бы хоть какой-то из персонажей стычки не имел отношения к боевым действиям … А тут поголовно у каждого за спиной война.
Если перебирать другие привходящие, то у Веселова есть контузия. Но у одного из обвиняемых, Карякина, было тяжелое, а у другого, Медведева, легкое ранения.
У Веселова наград нет, а у Медведева - медаль «За отвагу». Веселов был пьян, а эти трезвые.
Избиение спровоцировала словесная агрессия Веселова, но эти, не объяснив Николаю его неправоту, сразу принялись его бить.
Пострадавший выглядит покладистым, но его вздорная и порывистая жена на скамейке никому не даст спуску. Как тут судить, на какой статье остановиться, какую меру определить?
Как будто услышав последнюю мысль судьи, Зинка самовольно ворвалась в плавно текущий процесс. Она уже успела выведать все детали прошлого подсудимых. Детали эти не сулили им с Колей ничего хорошего. Зинка даже подумала, что дала маху, отказавшись от мировой. И сейчас, в момент, когда судья заговорила об Арнольде, она - то ли от такого своего неудовольствия, то ли от крайнего душевного смятения - вдруг вскочила и заверещала благим матом:
– К бабке не ходить, он моего случайно не убил. Не было бы прохожих – как пить дать его бы учмокал. Ему человека прикончить, как «шла Саша по шоссе» сказать.
Зина волновалась и нечаянно прошамкала «шла Шаша», но никто в зале не засмеялся. Один хмурый Максим на это ухмыльнулся, а Коля страдающе поморщился.
Настал момент, когда судья удалилась для вынесения приговора. Вернулась. Зачитала длинную преамбулу. И наконец прозвучало: назначить Вениамину Викторову штраф в размере пяти тысяч рублей, назначить Максиму Карякину штраф в размере пяти тысяч рублей, назначить Арнольду Медведеву штраф в размере десяти тысяч рублей.
Зинка охнула. Вот когда она по-настоящему пожалела, что пошла на поводу у Николая и не стала настаивать на назначении адвоката. Увы, плакал её моральный вред. А самой Зинке после вынесенного постановления уже нет никакого смысла плакать – поздно.
После того, как было объявлено об окончании заседания, Арнольд вытащил из кармана пачку разнокалиберных банкнот, выбрал из нее пару не новых, сложенных пополам пятитысячных и, ухмыляясь, спросил у судьи, может ли он расплатиться наличными на месте. Умысел был ясен, и Зинаида Васильевна смерила его холодным взглядом, а потом вежливым и ледяным тоном послала его … конечно же, в банковские структуры с их платежными реквизитами.
Свежеиспеченные оштрафованные вышли из здания суда на улицу, спокойно закурили и стали решать, куда им завалиться сегодня. В самый разгар обсуждения Арнольд невпопад откликнулся на прокручиваемую им в голове мысль:
- Ну что ж, мальцы осýжденные, нарисовалась новая тема - бомбежка баклана. Кто подписывается? Какую ставку ему выкатим? В десятерном? В двадцатерном?
Решили, что с симпатичного лоха хватит и десятерного размера от величины их штрафов. Вызвали такси и поехали в любимую пивную.
