Владелица клиники «Время красоты» и бывшая телеведущая Яна Лапутина живет на Патриарших 10 лет, а фактически всю жизнь — родительская квартира находится на Тверской. С районом у нее связано много воспоминаний и эмоций. Основатель блога «Патриаршие» Владимир Степанченко встретился с Яной в местном ресторане, чтобы расспросить о жизни в районе, а заодно узнал, почему девушкам с новыми губами сложно найти любовь на Бронной, кто ложится под нож к пластическим хирургам и зачем Яна вызывала полицию местным владельцам собак.
— Давайте начнем с района. Сколько лет вы живете на Патриарших?
— Я здесь живу уже почти 10 лет. Причем, я неклассический резидент. Исторически я жила на Тверской, у меня там родительский дом.
— Ближе к мэрии?
— Нет, здесь, на Маяковке. У нас дом с огромной историей. Я помню, когда мы покупали квартиру, в ней были сумасшедшие мраморные подоконники. Еще в квартире были такие железные вентиляционные решетки, при ремонте из них вытаскивали остатки «жучков»… У нас в доме жил маршал Малиновский. Эта был номенклатурный дом. Будучи маленькой девочкой, у меня сердце разрывалось от того, что при ремонте мраморные подоконники нужно было выбрасывать, потому что они не подлежали никакому восстановлению.
— Можно сказать, что вы всю жизнь в районе живете.
— Я помню, как раз вчера или позавчера, у меня дочка спрашивала, какие были Патриаршие раньше. Я вспоминала. Мы здесь гуляли студентами, дом же рядом. В наше время это были абсолютно другие Патриаршие. Это сейчас мы с вами видим плавающих ребят в пруду и удивляемся. Тогда вечером это было классической историей, особенно весной и летом. Патриаршие всегда были овеяны абсолютной романтикой. Поскольку у меня папа, помимо всего прочего, был писателем, он дал мне прочитать «Мастер и Маргарита» в 14 лет. Это совсем не хайп к вышедшему фильму, сидя на Патриарших, невозможно об этом не говорить. Будучи студенткой, я выискивала скамейку, на которой сидел Воланд. И где же трамвайные пути, где Аннушка разлила масло? Район связан с такой абсолютно студенческой классикой, с первыми поцелуями, с первыми свиданиями. Когда я позже сюда переехала, я брала интервью у Светы Бондарчук, который здесь давным-давно резидент, и она мне говорит: «Ну ты же недавно переехала, как тебе?» Я говорю: «Свет, ты знаешь, все хорошо, но у меня ощущение района из папье-маше. У меня такое ощущение, что мы живет в каком-то таком придуманном городе в городе».
— А все-таки, что вас подтолкнуло именно переезд на Патриаршие?
— Это было по личным обстоятельствам, мы так решили с моим мужем (прим. — известный пластический хирург Отари Гогиберидзе, умер в 2023 году). У него была квартира, у меня родительская квартира. Нам хотелось жить где-то самостоятельно и мы сняли здесь квартиру, и, собственно говоря, так продолжается эта история до сих пор. Я арендатор в родном городе. Но я привыкла к этому району. Мы сюда переехали, потому что это уже был модный район, очень близко к маме, клиника у нас рядом. Знаете, когда ты идешь по улице и говоришь: «Здрасьте, привет, привет, здрасьте». И у тебя здесь, как в каком-то маленьком южном городке, у тебя есть свой пекарь, свой овощник…
Здесь, по сути, то же самое. Что происходит на районе, так или иначе, очень быстро разносится, если ты с кем-то знаком. Помните, раньше была такая зеленая лавка.
— Да-да.
— Я туда ходила в пижаме покупать продукты на завтрак. Она мне очень напоминала нью-йоркские лавки. Кстати, мне кажется, местные ходят вообще не в те рестораны, в которые ходят неместные. Например, мы никогда не ходим завтракать в Аvva и Patriki. Мне кажется, там такие инстаграмные завтраки и люди туда приезжают откуда-то. Мне нравится, что местных жителей можно увидеть, как настоящих бомжиков. Мы единственные, кто здесь одет по-бомжатски. Когда я иду вечером гулять со своим Пончиком, у меня могут быть шорты, какая-то майка и сверху еще шерстяной пиджак, потому что холодно. Ни одна девушка, конечно, не соберется ехать на Патрики в таком виде. В общем, мне кажется, этот район прекрасен тем, что это такое государство в государстве, город в городе.
— А есть что-то, что вас раздражает на Патриарших, что не нравится?
— Летом меня, кстати, не раздражает громкая музыка из баров. Я прекрасно к этому отношусь, меня не раздражают тусовки, это классно. Ты в таком вайбе кайфовом находишься. Причем, если ты знаешь район, от толпы можно уйти. Я, например, выходя с собакой, попадаю в самую гущу событий, а потом ухожу переулками и дохожу до Арбата тихими, спокойными, летними, нежными вечерами. Наслаждаюсь летом, меня никто не трогает, а потом опять возвращаюсь на Бронную.
Меня раздражает то, что у нас Бронная летом становится улицей, куда мальчики приезжают показать свои тачки, а девочки показывают себя. Бронная летом — это такой пример натурального обмена.
— Я обратил внимание, что вы очень активно ведете инстаграм (принадлежит корпорации Meta, деятельность которой признана в России экстремистской и запрещена). Вам, наверное, там пишут хейтеры? Как вы к ним относитесь?
— «Не так оделась, не так так тренируюсь» — я к этому отношусь спокойно. Я давно поняла, что хорошей для всех быть нельзя. Главное, что у меня и нет такой цели. Мне действительно не надо всем нравится. Я про себя все знаю, почему я что-то делаю, почему я чего-то не делаю. Но есть и другие примеры. После недавней смерти моего бывшего мужа было много добрых, очень теплых слов поддержки. Я благодарна людям, которые мне незнакомы.
Хотя опять же, если вы посмотрите на аккаунты большинства публичных людей… Возьмите Оксану Лаврентьевну. Все же высказались по поводу, правильно они развелись с Цыпкиным или неправильно. Почему-то люди забывают что и Оксане, и Цыпкину совершенно все равно, кто как считает. Потому что эта история двух людей очень личная, очень деликатная, очень нежная и сложная.
— Давайте поговорим про ваш бизнес. Я правильно понимаю, что «Время красоты» — это совместный бизнес с бывшем мужем?
— В 2011 году я была на шестом месяце беременности и в то время работала на телевидении, на телеканале «Домашний». Но уже должна была уходить в декрет. Не зря говорят, что у женщин мозг во время беременности медленно атрофируется. А поскольку я привыкла вести суперактивный образ жизни, я не понимала, как я буду просто гулять и ездить к врачу?
А Отари тогда получил предложение открыть собственную клинику. Мне делать было нечего, я стала смотреть помещения, встречаться с риэлторами. Я нашла помещение для клиники, договорилась об аренде.
— В Никитском переулке?
— Да. Она так и находится там с 2011 года. Я занималась ремонтом, и буквально со стройки уехала рожать ребенка — Тею. Через неделю опять вернулась. В моих планах было возвращение на телевидение.
— Вам нравился телек?
— Я обожала телевизор. Другой вопрос — как и в любой профессии настает момент, когда тебе становится все понятно. Когда я была беременна, я уже подустала от того, что делала, поэтому была даже рада перерыву. Я же когда-то работала в Conde Naste, и в Vogue, и в Tatler. Я в 18 лет была у Алены Долецкой на фрилансе, в отделе красоты. У меня, видимо, это пожизненная тема. Школа Алены Долецкой — это, конечно, высший уровень. Я взяла интервью у Жан Клода Эленна, парфюмера Hermes, у внука Нины Ричи, у Моники Белуччи... Я была единственным человеком, который взял эксклюзивное интервью у бразильского пластического хирурга Питангая. В общем, у меня большой опыт, остались связи с этим миром и я попросила журналистов нас поддержать на открытии; и так постепенно втянулась в историю с клиникой.
— То есть сначала за стройку отвечали, а потом за пиар?
— Да, а потом ты еще понимаешь, что это твой бизнес и ты должен разбираться и в финансах. У меня два образования: психологический факультет и финансовый менеджмент.
После рождения Теи я вернулась ненадолго на телевидение. Но представьте: ребенку один год, клинике один год, я работаю управленцем в клинике, работаю по сменам на телеке, а это пять дней — с 8 утра до 8 вечера. И я тогда сделала выбор в пользу семейного бизнеса и ребенка.
— Дочка ходит в местную школу?
— Да, мы выбрали №1234 на Молчановке. У нас потрясающая школа, просто потрясающая. Если вы посмотрите на выпускников этой школы, они тоже потрясающие люди. У нас совершенно фантастический директор, который держит школу в очень правильном соотношении учебы и человечности. У них есть традиция — театральная неделя. Каждый класс готовит свой спектакль, который показывает в течение учебного года. И в этом году у моей дочки — она учится в 6 классе — была очень амбициозная задумка, они ставили «Чучело». И, честно говоря, я шла на этот спектакль с отрицательными ожиданиями, потому что и фильм тяжелый, и тема тяжелая. Я была не уверена, что сознание шетсиклашек готово это все переварить. Но они поставили потрясающий спектакль, у меня даже дочка потом высказала мне претензию: «Мама, обычно ты во время спектакля делаешь миллион видео, у тебя такие глаза восхищенные!» А в этот раз я сидела с очень грустным выражением лица и сделала четыре фотографии за весь спектакль. То есть это нетипично для мам. Я была настолько потрясена. Я очень благодарна нашей школе, потому что в той ситуации, которая у нас случилась в сентябре (смерть Отари Гогиберидзе), школа очень поддержала моего ребенка. Это прям очень по-человечески.
— Я так понимаю, вы полностью занимаетесь ребенком?
— В школу отвожу, собираю, но мне очень помогает моя мама, ей огромное спасибо. Моя мама третий раз учится в шестом классе, первый раз сама училась, второй раз — со мной, вот сейчас третий раз проходит программу шестого класса. Собственно говоря, когда мама говорит: «У нас пятерка!», это у нее действительно, потому что это у них пятерка. Как у мамы хватает терпения, я не знаю, я искренне говорю. Мама, ты сейчас будешь читать это интервью. Спасибо, я бы без тебя не справилась. Я бы, наверное, либо бы убила ребенка, либо сама что-нибудь сделала, потому что это невозможно. Я не понимаю, как с этим можно справляться.
— Чем бы вы хотели, чтобы дочка занималась?
— Поскольку у меня пятое поколение врачей и ее папа был врачом, мне, конечно, хочется, чтобы она пошла в мединститут. Но я не буду настаивать. Сейчас мы занимаемся дизайном интерьеров, у нас новая тема. Но мне это нравится больше, потому что два месяца назад она у меня попросила пилочку и аппарат-лампу для того, чтобы делать ногти. Я считаю, есть прогресс: от мастера по маникюру до архитектора.
***
— Давайте вернемся к бизнесу. Вашей клинике 13 лет. Как за это время поменялась отрасль?
— Слушайте, на самом деле очень интересно меняется этот бизнес, потому что я его наблюдаю не 13 лет, а с 1991 года, когда мой папа (пластический хирург Евгений Лапутин стоял у истоков эстетической хирургии в России — прим.) стал оперировать в институте красоты. И я росла в окружении тех людей, которые считаются мастодонтами в пластической хирургии. Поэтому у меня очень высокая планка с точки зрения понимания того, кто такой хирург и каким он должен быть.
Бизнес меняется очень быстро, очень интересно и где-то даже несколько драматически. Когда мы открывались 12 лет назад, мы были единственной клиникой пластической хирургии в радиусе пяти километров. Сейчас клиник огромное количество. Как раньше работало привлечение пациента? У нас были классические форумы в интернете, существовал хороший ресурс в виде журналов, где была имиджевая реклама. Но с появлением инстаграма (принадлежит корпорации Meta, деятельность которой признана в России экстремистской и запрещена) произошел абсолютный переворот, потому что тот бюджет, который мы как клиника закладывали на рекламу, он был абсолютно неподъемным для человека. Вы, как хирург, не могли бы позволить такой бюджет, потому что полосы стоили от 300 до 600 тыс. рублей. Но когда появляется инстаграм (принадлежит корпорации Meta, деятельность которой признана в России экстремистской и запрещена), в ваших руках появляется ресурс, позволяющий с минимальными инвестициями раскачать себя от нуля до бесконечности. Тут же появились блогеры, которые по бартеру делают операции и вас везде отмечают. И дальше это просто такой ящик Пандоры.
Я брала интервью у известного питерского пластического хирурга Артура Рыбакина. Я говорю: «Артур, но вы же понимаете, что это паноптикум. У вас 12 тыс. подписчиков, а вы работаете 20 лет, а у какого-то там XX — 100 тыс. подписчиков». Он говорит: «Это новые времена, мы ничего с ними не можем сделать. Только время отсеет». Сейчас с точки зрения маркетинга и продвижения, конечно же, все поменялось.
— Но вам сложнее, как такой институциональной клинике, работать в этих условиях? Есть там неизвестный Вася, он режет пациентов и выкладывает в соцсеть, посмотрите, какая красота получилась...
— Нам сложнее, потому что есть многие табуированные вещи, на которые я, как руководитель, никогда не пойду. Одна из них была причиной увольнения мною из клиники хирурга. Я не позволяю вести прямые эфиры из операционной. Я считаю это неэтично. Это все серьезно, даже если это какая-то самая простая операция на первый взгляд. Я запрещаю продавать откровенный секс. Мы стараемся донести до пациента, что пластическая хирургия и косметология — это не путь к абсолютному счастью. Вы ходите к стоматологу, вы ходите к гинекологу. Это вопрос гигиены, это вопрос отношения к себе. Хейтеры мне иногда говорят: «Сейчас она выглядит хуже, чем 20 лет назад, она вся заколотая». Но, девочки, мне 41 год! В 21 я выглядела действительно лучше потому, что мне был 21 год, потому что у меня был ресурс до пяти утра танцевать в «Осени» или в «Дягилеве», а в 8:30 приехать на прямой эфир с «Боржоми» и выглядеть нормально. Конечно же, я делаю инъекции, конечно же, я старею, конечно же, во мне куча ботокса и всего другого, но я считаю, что я выгляжу адекватно своему возрасту, я выбираю такое взросление, мне оно комфортно. Я так хочу и я никого не осуждаю и не принуждаю. Раньше инстаграм (принадлежит корпорации Meta, деятельность которой признана в России экстремистской и запрещена) говорил: «Работай как не в себя и завоюй весь мир», а сейчас говорит: «Работай, но думай о себе».
— А как поменялись клиенты? Какие у них раньше были требования и какие сейчас?
— Надо отдать должное нашим клиентам, они взрослеют вместе с нами, они пришли в клинику в возрасте 28 лет, а сейчас им 40. Они проходят все этапы взросления, как и мы. И сейчас люди понимают, что нельзя чуть-чуть подколоть здесь, чуть-чуть подколоть там. Это такая история, как с разбитым бампером и крылом машины. Если вы бампер почините, крыло все равно останется поцарапанным. Вот и с внешностью тоже самое. Если вы сделаете какую-то маленькую часть, целое от этого не изменится. Надо заниматься очень многими вопросами комплексно.
Другой вопрос — это новые тренды. 2023 год стал таким апогеем. Очень много говорят о том, что нам помогает для подкрепления того, что делают врачи. Сейчас эра пептидных препаратов, начиная от пептидов, которые мы пьем, заканчивая пептидами, которые есть в филлерах, которые есть в средствах, наносимых на лицо. Это наше с вами будущее, потому что все, что работает с клеткой, — не просто технология будущего, а то, что нам в будущем даст возможность качественно по-другому и жить, и выглядеть. У нас чрезвычайно высокий процент пациентов, которые в операционной совмещают косметологию и хирургию. Цель, которую мы ставим перед собой, и которую ставят наши врачи, и которую всегда транслировал Отари и я, — это сохранение внешности человека. Мы не хотим поменять вас, мы хотим вас сохранить.
***
— Вы сказали, каждый человек по-разному реагирует на косметологические процедуры, кому-то они не требуются. Кто-то в 40 лет выглядит на 20. Вы со стороны можете оценить мастерство хирурга, глядя на человека?
— Вы знаете, самое правильное в работе хирурга и косметолога — слышать запрос клиента. Потому что если к вам клиент приходит и говорит, что ему не нравится качество кожи — это одно. Если человек приходит и говорит, что он хочет всё поменять — это другое. Здесь нужно понимать, что есть два ограничения: возможности сделать с человеком то, что он просит. И второе ограничение — когда хирург или косметолог отказывают в услуге, потому что понимают, что предлагаемая процедура ухудшит внешность человека, сделает ее более заурядной, вульгарной, простой. В истории с внешностью важна безоценочность. Вы, наверное, недавно тоже читали. Света Бондарчук выложила пост про хейт насчет ее внешности, как она выглядит. Зачем кому-то оценивать, выглядит она на свой возраст или не на свой?
— А вы сами можете подойти к кому-то и дать совет относительно пластической хирургии?
— Я считаю, это оскорбление человека. Даже, когда подружка спрашивает: «Ну как ты думаешь, что мне сделать?» Я отвечаю: «А что ты хочешь, что тебе не нравится?» Я на нее смотрю и понимаю, ей надо сделать блефаро, ей нужно сделать губы, ей нужно подтянуть овал. Спрашиваю: «А что тебе не нравится?» Она говорит: «Эта морщинка не нравится». Я понимаю, что человек просто всё это не видит и зачем мне сеять в голову сомнения? Ей с этим комфортно. И вообще, по-хорошему, я не врач. Она пойдет на прием к врачу, и дальше они начнут общаться.
У меня есть, конечно же, профессиональная деформация, когда я вижу женщину, которая может себе позволить хорошо выглядеть, быть ухоженной. И у нее сумка хорошая, и пиджак хороший, украшения хорошие. Но на лице какая-то катастрофа. У меня возникает вопрос: почему?
Несмотря на то, что пластическую хирургию и косметологию популяризовали до парикмахерского искусства, это сложная история. Когда ты начинаешь что-то делать, ты должен принимать человека в зеркале. И если тебе навязывают какие-то изменения, то у тебя с этим человеком в зеркале не будет диалога. Поэтому любые внешние изменения должны все-таки идти от внутренней потребности. Я, прожив в индустрии красоты всю свою жизнь, только два года назад сделала пластику груди. Хотя мне было очевидно, почему я это не делаю, я же это продаю, я же этим живу? Но именно тогда у меня возникло это желание, эта потребность.
— А что с ценами на услуги пластических хирургов?
— Поход к косметологу может обернуться от 30 тыс. до 200 тыс. рублей. Операция может стоить от 150 тыс. до 800 тыс., смотря что ты делаешь. Женщины прекрасно знают порядок цен, и он по Москве абсолютно рыночный. Я вообще не понимаю, когда знаете, у нас операция стоит 300 тыс., а у всех она 500 тыс. У всего есть своя цена.
— Ну московский рынок очень конкурентный. Нельзя, условно говоря, поехать в Минск и сделать то же самое?
— Да можно поехать в Минск, можно поехать в Баку, можно поехать в Тбилиси, можно поехать в Дубай, но в среднем цена примерно везде одинаковая. Все, что выше рынка, это исключительно маркетинг. Любая завышенная цена — это цена маркетологов, которые работают с командой. Для меня всегда был очень важен фактор, поскольку я из медицинской семьи, что врач — это тот человек, который у тебя должен быть в доступе. Мне важно, что я к моему врачу могу приехать в любой момент. Я думаю, в Баку в любой момент вы не поедете. Врач должен быть в зоне доступа, вы должны сесть, приехать в клинику: там есть главный врач, там есть медсестры, там есть весь персонал…
— А кто является амбассадором или лицом вашей клиники?
— Мы не хотим, чтобы кто-то был лицом клиники. Лицом клиники всегда были мы с Отари. Сейчас получилось, что осталась только я.
Известные люди, которые делали у нас операции, кто-то это публично по собственному желанию освещал. Спасибо большое им за это, мы благодарны. Список известных и влиятельных людей, которые у нас оперировались, достаточно большой, мы никогда его не раскроем, потому что это медицинская тайна.
— После 2022 года у вас клиентов меньше не стало? Кто-то релоцировался.
— Те, кто релоцировался, приезжают в Россию, бегут к нам и делают все то, что они делали раньше в течение года, за один приезд в Москву. Потому что все эти истории про врачей за границей…. Я не потому, что мы с вами сидим в Москве и мне нужно топить за Россию. Врачи в России — это реально крутые косметологи, в миллион раз круче, чем за границей. Это правда, это любая женщина вам скажет. То, что она делает в Москве, невозможно сравнить с тем, что она может сделать в Европе.
— А по препаратам, оборудованию какие изменения?
— Здесь есть очень много сложностей. Европейское осталось, оно обслуживается, работает. Но какие-то препараты и компании, к сожалению, совсем ушли. Для пациента это происходит почти незаметно. Это, скорее, проблема для врачей, потому что они уже привыкли работать с чем-то, им надо сменить парадигму мышления.
— Китайцы ничего интересного вам не предлагают?
— Пока нет. Корея очень активна с точки зрения аппаратов, и с точки зрения препаратов. Но пока у нас нет ничего корейского. У нас итальянское и американское оборудование, мы на нем прекрасно работаем. В этом году у нас появились три новых итальянских аппарата от компании Deka Laser.
— Я так понимаю, у вас был собственный бизнес с капельницами? И проект не пошел.
— Мне там просто вообще критически не везло, зато я отработала формат открытия капельниц. Ко мне периодически обращаются за консультированием для того, чтобы помочь запустить подобные проекты. Да, первый проект мы открыли здесь, на Патриках.
— А в чем смысл эти капельниц? Капельница ассоциируется с не очень приятной процедурой.
— Смысл очень простой, капельная терапия — это прекрасный компенсаторный механизм. Наша с вами кровь дает ответ на очень многие вопросы. Если речь идет о хронической усталости, вы плохо спите, устаете, тяжело тренироваться. Капельная терапия и анализ крови всегда позволяют эти дефициты очень быстро компенсировать путем прямого проникновения микроэлементов в вашу кровь, и это хорошая симптоматическая поддержка организма в периоды вирусов. Оба раза у меня сложились сложные отношения с партнерами, потому что были люди не из медицинской среды. И они думают, что если маленький размер помещения, то возврат инвестиций должен случиться буквально на шестой месяц. В медицине такого не бывает. В медицине возврат инвестиций 1,5-3 года.
— А по по ценам за последние за последние два года тоже все подорожало?
— Цены выросли примерно на 15-20 %. Я вам скажу честно, что мы сдерживаем ценовую политику, потому что понимаем, что люди не стали зарабатывать больше, а вынуждены тратить больше. В нашу цену заложена логистика и расходные материалы.
***
— Можем обсудить известных публичных людей и результат процедур?
— Смотря кого вы назовете. Давайте попробуем.
— Алла Пугачева.
— Я недавно видела в инстаграме (принадлежит корпорации Meta, деятельность которой признана в России экстремистской и запрещена) фотографию, которую выложил Галкин (признан иноагентом минюстом РФ), где она сидит, курит и что-то читает. Человек, по-моему, всем доволен. Это ли не лучший показатель? Нормально она выглядит.
— А резидентка Патриарших Людмила Гурченко как выглядела?
— Ну она красотка была! Слушайте, это была женщина, которая за собой следила. У нее известно были проблемы с руками, подагра. Но все, что было на лице. Это не было вульгарно, она всегда оставалась в рамках своего возраста и своей внешности, мне кажется.
— Екатерина Андреева?
— …
— Рената Литвинова?
— Рената Литвинова одиозный персонаж, мне кажется. Литвинову разве можно разобрать на части? Разве можно как-то смотреть отдельно и сегментарно.
— А кто еще из резидентов?
— Света Бондарчук прекрасно выглядит. Она нереальная красотка, такая витальная, такая живая. Я ей восхищаюсь, она нереально красивая.
— Она все успешно совмещает: и шампанское, и спорт.
— Да-да, она красотка совершенно точно!
— А у вас какой образ жизни? Ограничиваете себя?
— У меня вообще мегаздоровый образ жизни. У меня бывают какие-то гилти плеже, когда глобальный стресс или очень большая усталость. В целом я зожевец, не пью, не курю.
— Со времен клуба «Осень»?
— Да, в «Осени» было выпито столько, что наша кровь была явно не из красных кровяных телец. Я виски выпила на всю жизнь вперед. Сейчас это может быть красное вино, шампанское. Все началось с ковида, я им переболела, и у меня очень многие вкусы изменились. Я начала заниматься активным спортом, меня это вытащило из подавленного состояния. И вот с пандемии окончательно перешла на ЗОЖ.
— У вас собака же? Местное сообщество — это отдельный мир.
— Да, я уже знаю: эти будут гулять в это время, эти будут гулять в то. А вот с этими я гулять не пойду, которые без поводков ходят.
— Кстати, да, была такая история, вы в соцсетях писали, что вашу собаку атаковали.
— Две собаки без поводка, понимаете? И владельцы меня оскорбляли. Я никогда не ходила к участковому, но я пошла жаловаться. Меня просто обхамили двое мужчин. Я делаю все, как положено, моя собака идет на поводке. Их собаки фигачат через двор и он мне еще говорит, что я е…тая ох...ла. Я говорю, давайте вызывать милицию. Я стою, у меня тут собаки прыгают. У меня собака весит 13 килограмм. Я когда их вижу, я вынуждена как идиотка стоять в сугробе с собакой на руках.
— А какие местные заведения любите? Куда ходите?
— Я люблю Pinch, мое место для завтрака. А летом я всегда завтракаю в Remy. Потому что там у них прекрасная веранда.
— Да, много солнца.
— Как только она сейчас откроется, в 8:30 приходите пить со мной кофе все желающие! Отвожу ребенка в школу, беру собаку, иду гулять и там сажусь на солнце. Полтора часа читаю, завтракаю, кайфую перед работой. Я люблю Shiba на ужин. Мне нравится «Max's Beef for Money».
— Сто лет там не был.
— Я просто мясо разлюбила, поэтому туда сейчас не хожу. В «Рыбторге» иногда бываю. Из еды что-то еще?
— Да можно просто любимые места.
— Fen Dry Bar, конечно. Куда еще девочка ходит? Zielinski открылся, спасибо им большое. Аптека на углу — любимое мое место.
— Какие города вам нравятся, кроме Москвы, где-то хотели бы еще жить?
— Знаете, город моего детства — Нью-Йорк, я там прожила очень много времени. Я его очень люблю, но когда последний раз была в Нью-Йорке, это уже совсем другой город, и он имеет мало отношения к тому, что я помню и любила. Я очень люблю Рим, я очень люблю Милан. Я очень люблю вообще всю Италию, но я понимаю, что жить я хочу в Москве. Это мой город.