Дёня видел покойников только на похоронах. И то, не было так уж близко к сердцу, присутствовал он там как и большинство дальних родственников по традиции, что ли. И казалось, там-то всё было правильным, если можно так сказать, логичным что ли... И сам покойник — чинный, умиротворённый и ухоженный на своём месте. И всё, что сопутствует церемониалу на своих так же местах. Словом, картина целостная, и содержание её закономерно.
А тут... Среди прибранного заботливой рукой уюта, в обрамлении из вышивки и кружев на цветастом полотне толстого и дорого, наверняка, подаренного родственниками на юбилей ковра, будто сорванный пожухлый осенний листочек — неуместный, случайно занесённый ветром через некстати распахнувшееся окно — такой показалось ему сейчас сухонькое тело соседской старушки, калачиком свернувшееся на пол-пути к кровати. Видимо, прихватило вдруг, вовсе нежданно-негаданно, что удивило старую женщину, и это выражение читалось сейчас в глазах и скошенных приоткрытых губах. Удивилась было, но тут же и поняла. И приняла неизбежное, да не успела прийти в окончательный покой, смерть не дала, поторопила...
Галина наклонилась к покойнице, прикрыв той веки, потянула Дениса за руку:
— Пойдём. Звонить надо.
Денис очнулся от невольно охвативших размышлений, оторвал взгляд от покойницы, кивнул.
Вышли.
На скамейке у крыльца, спрятав лицо в ладонях, тихо всхлипывала Варя. Маленький Антошка хлопал на неё глазищами и чуть шевелил приоткрытыми губёнками, наверное, не умея сказать что-то утешительное. Да и откуда ему было понять, что это вдруг случилось, что заставило плакать девочку много старше него, а лица взрослых сделало хмурыми и такими сосредоточенными.
Занеся оставленные у калитки вёдра, Денис прошёл в дом.
— Ба...
Бабушка смотрела какой-то свой сериал, по обыкновению в руках вечное её рукоделье, голову чуть только повернула навстречу.
— Аюшки?
— Там это...,– молодой человек замялся, вдруг осознав, что впервые приходится сообщать подобную новость, и как это делается, бог его знает, — Марьстепанна...скончалась...
— Аа-ах ты ж...Господи.
Бабушка прикрыла рот ладошкой, закачала головой обречённо, но вовсе без чрезмерной какой-то горести или ужаса. Столько смирения и понимания было в единственном этом движении.
— Отмаялась, родненькая. Да-аа... Господи, помилуй... Дед где, не видал ли?
— Да не, не видел. За водой пошёл, а там Варюха идёт, плачет... Мы и пошли с Галей.
— Ай, бедненькая, ещё ведь ребёнок совсем! — запричитала бабуля и глаза увлажнились тут же. Промакивая слезы, сказала:
— Позвал бы сюда, а? Напугалась ведь, не иначе. Как хоть она?
— Её Галя к себе забрала. Может, Антошка отвлечёт немного... И позвонить куда надо тоже обещала.
— Ну да, ну да,— закивала бабушка, подымаясь,— Галя знает, пробивная она, умеет. Схожу к ним, внуч, отнесу чего... Ты поешь! В холодильнике окрошка, налей сам.
Засобиралась, охая.
— Да не охота, ба...,— Дёня поёжился.
Какое тут "поешь".