А.Н. Вертинский — Б.В. Белостоцкому
Шанхай, 19 марта 1937 года
Мой дорогой мальчик!
Очень меня порадовало твоё письмо. Хорошо знать, что где-то за океаном у тебя есть друг. А их у меня очень немного. Отвечаю тебе сразу на все «больные» вопросы! Да. Я еду домой. Я удостоился высокой, до слёз, чести — меня единственного из всей эмиграции Родина позвала к себе. Я не просился, не подавал никаких прошений, анкет и пр. Я получил приглашение от ВЦИКа приехать петь на Родину. Это приглашение было результатом просьбы Комсомола! Ты поймёшь моё волнение — дети моей Родины позвали меня к себе! Я разревелся в кабинете посла — когда меня вызвали в консульство и объявили об этом. Этого не выдержали бы ничьи нервы! Все слова излишни. Пойми сам! Не буду тебе говорить о том, что хожу наполненный до краёв высокой и гордой радостью. Поэтому вся газетная грязь у меня вызывает только улыбку — и то добрую и благостную. Песня, о которой так много говорят, написана была 2 года тому назад в Сан-Франциско, а спел я её только теперь. Ничего советского, конечно, в ней нет. И только кретины и подонки могут находить в ней это. Та же любовь к России, та же тоска по ней. Вот и всё. Встречена она публикой бурей восторгов и аплодисментов, ибо а ней я говорю, как всегда то, что думают почти все. За исключением подлецов и идиотов. Теперь дальше. Уеду я, наверно, осенью — не раньше. Так как у меня есть долги, и я должен расплатиться с ними и многое купить и сшить себе. Поэтому я открываю здесь своё кабаре - «Гардения». К 1-му апреля надеюсь открыть. Концерты прошли с безумным успехом — в одном Шанхае я спел 20 концертов... Ну, конечно, я много зарабатывал и всё проживал. Теперь хочу скопить денег на дорогу домой. В Америку пока не собираюсь. Приеду через 2-3 года из России. К тому времени буду уже миллионером — одни пластинки будут давать миллионы в год. Понимаешь? А какое счастье петь перед родимыми людьми! На родном языке в родной стране. А те, кто меня порицает, завидуют мне в душе и многое бы дали, чтобы быть на моём месте! Но мне высоко безразлично. Повторяю, это высокая честь и счастье, и это Господь меня наградил! За мои скитания и унижения в эмиграции и за мою любовь к людям. 17 лет я напоминал эмигрантам, что у них есть Родина. 17 лет я будил в их сердцах чувство, которое у многих заснуло, - любовь к Родине. Теперь, в России, я вижу свою миссию в том, чтобы рассказав там о страданиях эмиграции, помирить Родину с ней! И камни, летящие в меня, я принимаю с улыбкой. Я вижу сквозь время. Я гляжу далеко вперёд и верю в час, когда мы все вернёмся. Вот тогда многим будет стыдно. О тебе, мой дорогой Боринька, я думаю очень часто и больше всех хотел бы видеть и тебя в Москве. Всё, что будет в моих силах, я сделаю в Москве, чтобы вернуть на Родину двух людей — тебя и Ивана Мозжухина. Пиши мне, друг, держи в курсе. Целую тебя крепко, мой дорогой друг. Поцелуй от меня всех моих друзей. Скажи, что я их люблю и помню...
Да хранит тебя Бог.
Твой Шура.
А.Н. Вертинский — В.М. Молотову
Шанхай, 7 марта 1943 года
Глубокоуважаемый Вячеслав Михайлович.
Я знаю, какую смелость беру на себя, обращаясь к Вам в такой момент, когда на Вас возложена такая непомерная тяжесть — такая огромная и ответственная работа, в момент, когда наша Родина напрягает все свои силы в борьбе. Но я верю, что в Вашем сердце большого государственного человека и друга народа найдётся место всякому горю и, может быть, и моему тоже. Двадцать лет я живу без Родины. Эмиграция — это большое и тяжёлое наказание. Но всякому наказанию есть предел. Даже бессрочную каторгу иногда сокращают за скромное поведение и раскаяние. Под конец эта каторга становится невыносимой. Жить вдали от Родины теперь, когда она обливается кровью, и быть бессильным ей помочь — самое ужасное. Советские патриоты жертвуют свой упорный, сверхчеловеческий труд, свои жизни и свои последние сбережения. Я же прошу Вас, Вячеслав Михайлович, позволить мне пожертвовать свои силы, которых у меня ещё достаточно, и, если нужно, свою жизнь — моей Родине.
Я артист. Мне 50 с лишним лет, я ещё вполне владею всеми своими данными, и моё творчество ещё может дать много. Раньше меня обвиняли в упаднических настроениях моих песен, но я всегда был только зеркалом и микрофоном своей эпохи. И если мои песни и были таковыми, то в этом вина не моя, а предреволюционной эпохи затишья, разложения и упадка. Давно уже мои песни стали иными. Теперешнее героическое время вдохновляет меня на новые, более сильные песни. В этом отношении я уже кое-что сделал, и эти новые песни, как говорят об этом здешние советские люди, уже звучат иначе.
Разрешите мне вернуться домой. Я — советский гражданин. Я работаю, кроме своей профессии, в советской газете Шанхая «Новая жизнь» - пишу мемуары о своих встречах в эмиграции. Книга почти готова. ТАСС хочет её издать. У меня жена и мать жены. Я не могу их бросать здесь и поэтому прошу за всех троих: 1. я сам — Александр Вертинский, 2. Жена моя - грузинка Лилия Владимировна 20 лет, 3. И мать её — Лидия Павловна Циргвава 45 лет. Вот и всё. Разбивать семью было бы очень тяжело.
Пустите нас домой.
Я ещё буду полезен Родине. Помогите мне, Вячеслав Михайлович. Я пишу из Китая. Мой адрес знают в посольстве в Токио и в консульстве в Шанхае. Заранее глубоко благодарю Вас.
Надеюсь на Ваш ответ.
А. Вертинский
"Россия, Родина, страна родная! Ужели мне навеки суждено
В твоих снегах брести, изнемогая, бросая в снег ненужное зерно?
Ну что ж... Прими мой бедный дар, Отчизна!
Но, раскрывая щедрую ладонь, я знаю, что в мартенах коммунизма
Всё переплавит в сталь святой огонь."
Александр Вертинский, декабрь 1950 г., Сахалин