Их совместная жизнь была самым настоящим житейским кошмаром и в то же самое время идеальным творческим союзом. Он считал её никчёмной домохозяйкой, а она его неисправимым эгоистом. Они мучили друг друга, ругались и часто ссорились, но жить друг без друга всё же не могли.
Американский художник Эдвард Хоппер (годы жизни 1882-1967) и его многочисленные биографы временами относились к Джозефине Нивисон (годы жизни 1883-1968) довольно снисходительно, но без неё он точно не стал бы одним из величайших художников Соединённых Штатов Америки.
В начале своих отношений с Эдвардом Хоппером в 1923 году Джозефина Нивисон была самой настоящей художницей. Её работы выставлялись рядом с картинами Пабло Пикассо (годы жизни 1881-1973), Амедео Модильяни (годы жизни 1884-1920) и Ман Рэя (годы жизни 1890-1976) в самых престижных галереях Нью-Йорка (штат Нью-Йорк, США). Незадолго до судьбоносной встречи Бруклинский Музей в Нью-Йорке пригласил Джо принять участие в очередной выставке её акварелей, помимо неё в ней также принимали участие творения Джорджии О’Кифф (годы жизни 1887-1986) и Джона Сингера-Сарджента (годы жизни 1856-1925). Хоппер тем временем зарабатывал на свою жизнь работой в рекламных журналах и медленно, но верно, погружался в депрессию из-за неузнаваемости и невозможности продать хотя бы одну картину за целое десятилетие. Джозефина первой разглядела в Эдварде будущего гения американской живописи. Желая помочь ему, Нивисон уговорила кураторов выставки Бруклинского Музея включить в свою экспозицию и работы Хоппера.
Данная выставка, несомненно, изменила собой привычный ход истории. Именно с этого момента и начался рост карьеры Эдварда Хоппера. К великому сожалению, именно этот момент и положил начало концу карьеры Джозефины Нивисон.
Военный Крест.
Почти две трети своей жизни Эдвард Хоппер жил и работал в Нью-Йорке – в творческой студии на верхнем этаже здания с ослепительным видом на Вашингтон-Сквер. Холодильника и туалета там не было, а чтобы обогреть комнату, ему приходилось постоянно тягать по лестнице каменный уголь. А вот для работы данная квартира подходила идеально: благодаря мансардному окну в ней было очень светло. Хоппер поставил рядом с мольбертом зеркало и, взглянув в него, сразу же увидел следующую комнату – почти пустую студию Джо. Она наблюдала за ним, пока он смотрел на неё.
Время от времени Эдвард и Джо отправлялись в творческие поездки – в штаты Массачусетс и Мэн, или же вообще в Мексику; но большую часть своего времени они всё равно проводили в этой маленькой квартирке, в четырёх стенах, почти не видясь с другими людьми, и питаясь консервами. Историк искусства Гейл Левин (родилась в 1948 году), написавшая о Хоппере целых десять книг, однажды сказала:
«Они проводили вместе почти 24 часа в сутки, семь дней в неделю в течение трёх лет. Это тяжело для любой пары».
В своих многочисленных дневниках, помимо подробных описаний творческих процессов Эдварда, Джозефина рассказывает и о жестоких ссорах, а иногда даже о драках. Однажды Джо набросилась на мужа и «укусила его до кости», Хоппер отвесил ей пощёчину и избил, оставив на её теле синяки. Домашнее насилие даже стало предметом сомнительных шуток супругов. На 25-ую годовщину собственной свадьбы Джо сказала ему, что они оба заслужили свою воинскую награду – так называемый Военный Крест, присваиваемый во Франции за военные заслуги. Эдвард поддержал шутку и сделал крестообразный герб из скалки и ковша.
Из художницы в музы.
До встречи с Эдвардом Хоппером жизнь Джозефины Нивисон была трудной, но всегда насыщенной и уж точно никак не скучной. Она родилась в Нью-Йорке 18 марта 1883 года в семье пианиста и профессионального учителя музыки. Финансовое положение семьи тяжёлым было всегда, и им приходилось частенько переезжать. В 1900 Джозефина поступила в бесплатное педагогическое училище для девочек. Ещё будучи студенткой, она начала рисовать, а сразу после окончания училища решила получить и художественное образование. Чтобы зарабатывать себе на жизнь, Джо преподавала в государственной школе и изучала живопись у Роберта Генри (годы жизни 1865-1929) в Нью-Йоркской Школе Искусств. А позже она поддерживала связь со своим наставником и коллегами и даже путешествовала с ними по Европе. Параллельно с этим Нивисон играла в постановках небольшого местного театра, а во время летних каникул проживала в различных художественных колониях на территории Новой Англии.
По окончании Первой Мировой войны Джозефина захотела немного поменять жизнь и сменить свою сферу деятельности. Она безуспешно пыталась устроиться на работу в Красный Крест. В конце концов, ей-таки удалось найти работу в больнице за границей, но всего через пару месяцев Джо была вынуждена вернуться обратно домой с тяжёлым бронхитом. Когда почти через полгода её всё же выписали из больницы, выяснилось, что Джо лишилась преподавательской должности, а значит, заработка и жилья. В какой-то момент она оказалась в Церкви Вознесения Господня, рыдая от отчаяния на скамейке, где её и обнаружил старый пономарь, который помог найти девушке временное пристанище. Лишь год спустя Совет по Образованию всё же разрешил Джозефине снова преподавать, и она, закатав рукава, продолжила обучать детишек, одновременно активно занимаясь и артистической карьерой.
Нельзя сказать, что после замужества жизнь Джозефины стала вдруг скучной и однообразной. Просто Джо в этой жизни почти никогда не было. Вся её сознательная жизнь была сосредоточена исключительно на муже, его интересах и карьере. Она стала главной музой, идейным вдохновителем и скандальной опорой. Её дневники были наполнены рассказами о совместной жизни и подробными описаниями творчества мужа. Она тщательно записывала каждую продажу и вела абсолютно всю его переписку. Джо писала:
«Если и может быть место хотя бы для одного из нас, то, конечно же, это обязательно должен быть он. И я могу быть рада и благодарна за это».
Пожалуй, для многих женщин роль главной (а по сути, и единственной) музы могла бы запросто стать предметом для гордости. Но Джозефина Нивисон, однажды став музой, навсегда перестала быть той самой художницей, чьи картины висели рядом с творениями Пикассо и О’Кифф.
Многоликая женщина.
Женщина сидит на кровати в потоке солнечного света, льющегося из окна. Другая женщина стоит, прислонившись к стене в одном из кинотеатров Нью-Йорка. Третья сидит за стойкой ночного кафе. Десятки женщин в офисах и квартирах, в самых разных интерьерах и нарядах. Каждая из них – это Джозефина Нивисон-Хоппер. Актёрский опыт помогал ей с лёгкостью перевоплощаться, подстраиваясь под абсолютно все идеи супруга. В одном из своих дневников Джо писала, как обожгла ногу о плиту, позируя обнажённой для очередной картины Хоппера. Женщина очень этим гордилась, ведь искусство требует жертв.
Джо также придумывала названия для многих картин своего мужа, в том числе и для знаменитого произведения «Полуночники». Она написала имена и истории героев всех этих работ, а затем они с Эдвардом обсуждали, что могли бы делать эти вымышленные им персонажи, их повседневные привычки и предпочтения. Данный союз был важен и ценен для них обоих. В самом начале их отношений именно Джо уговорила Эдварда начать рисовать акварелью. За более чем сорок лет брака она неоднократно помогала ему выйти из творческого ступора. Джозефина отмечала, что у Хоппера был очень сильный дух соперничества, и чтобы заставить его рисовать, ей достаточно было начать рисовать самой.
Выйдя замуж за Хоппера, Джо рисовать не переставала. Но, по мнению искусствоведов, самыми сильными из её работ всё же являются те, которые были написаны ещё до замужества. В своих дневниках она часто жаловалась, что муж никак не поддерживает её творчество. Хотя некоторые эксперты и предполагают, что Джозефине, когда-то подававшей большие надежды, просто не хватило таланта, и её творчество быстро перестало соответствовать духу времени. Конечно, если бы Эдвард всё же мог хоть изредка поддержать свою собственную жену, она, вполне возможно, смогла бы развиться и стать более популярной и продаваемой художницей. Однако сейчас ответа на данный вопрос уже не найти.
С тех пор, как Гейл Левин, имевшая эксклюзивный доступ к дневникам Джо Нивисон-Хоппер, опубликовала цитаты из них, в мире художественного искусства разгорелась дискуссия о том, можно ли абсолютно всё в этих записях воспринимать как должное. Барбара Новак (родилась в 1929 году), которая была одной из немногих близких подруг семьи Хоппер, говорила следующее:
«Джо видела мир сквозь колючую проволоку обиды. Все эти тирады были неотъемлемой частью её эксцентричности. Она была безумной, но восхитительно безумной. Это была блестящая, неординарная женщина, но совершенно лишённая чувства юмора».
Маяк и птица.
Несколько лет назад в Центре Искусств имени Эдварда Хоппера в его родном Найеке (штат Нью-Йорк, США) открылась выставка карикатур художника – небольших карандашных рисунков, созданных им в период с 1933 по 1952 годы. Все они посвящены семейной жизни мастера и все представляют Джозефину в довольно неприглядном свете. Хоппер рисовал эти обидные картинки в ту пору, когда Джо выходила из комнаты; он оставлял их на столе, дабы она могла увидеть их, когда возвращалась в комнату обратно. В них Эдвард изображал себя жертвой её агрессивных нападок, высмеивал её неумелые хозяйственные потуги и артистические способности женщины. Конечно же, эти карикатуры чересчур предвзяты и однобоки, это была своеобразная месть немногословного по жизни Хоппера жене, которая, по его мнению, совершенно не справлялась с этими ролями.
С точки зрения Джо, всё выглядело абсолютно по-другому. В своих дневниках она рассказывает, как все её эмоциональные попытки достучаться до непоколебимого супруга раз за разом терпели неудачу. Она описывала так:
«Его эго настолько непроницаемо! Маяки, которые он рисует – это автопортреты. Мне всегда было очень жаль видеть птиц, которые по ночам врезались в маяк на мысе Элизабет. И я точно знаю, что они при этом чувствовали».
Одной из главных причин постоянных драк в доме Хопперов была их сексуальная жизнь. Когда они поженились, обоим было уже за сорок, но у замкнутого и очень застенчивого Эдварда не было большого опыта в отношениях, тогда как у Джо этого самого опыта вообще не было никакого. Из-за своего пуританского воспитания они даже не могли говорить об этом ни друг с другом, ни тем более с кем-либо ещё. Джозефина могла лишь жаловаться в своих дневниках, что её муж в постели заботится лишь только о себе, а она чувствует себя ненормально, и постоянно ни разу не удовлетворена.
У Хопперов никогда не было собственных детей (вполне возможно, они слишком поздно для этого поженились), и Джо часто называла их общими детьми картины Эдварда. Она говорила, что произведение «Нью-Йоркский Кинотеатр» один из галеристов встретил как «новорождённого наследника». В то же время Джозефина отзывалась о своих собственных творениях как о «бедных мёртворождённых младенцах». Однажды Джо сказала одному из кураторов музея следующее:
«Они мне не слишком нравятся. Как же грустно, что их отвергаю даже я».
Джозефина завещала все работы мужа и свои собственные картины Музею Американского Искусства Уитни в Нью-Йорке. Но, в отличие от произведений знаменитого на весь мир Эдварда Хоппера, творения Джо не заинтересовали кураторов музея и были отправлены лишь в архив. Несколько десятилетий подряд все эти картины считались утерянными или уничтоженными, пока в 2000 году их не нашла в подвале учреждения искусствовед Элизабет Томпсон-Коллири. Лишь в XXI столетии работы Джо Нивисон-Хоппер, наконец, начали снова выставляться на всеобщее обозрение.
Они прожили вместе более сорока лет, их брак стал самой настоящей катастрофой, каждый из них мог расстаться друг с другом в любой момент. Но они были нужны друг другу. Однажды Джо написала:
«Эд – центр моей Вселенной. Какое же счастье, что мы есть друг у друга. Мне позволят уйти из этого мира только тогда, когда уйдёт он».
Эдвард умер 15 мая 1967 года в возрасте 84 лет, Джо сказала, что у неё было такое ощущение, будто ей ампутировали конечность. Она пережила мужа всего лишь на десять месяцев и умерла 6 марта 1968, не дожив пятнадцати дней до своего 85 дня рождения. Друг семьи Барбара Новак сказала:
«Мы не знаем, от чего она умерла. Но я полагаю, что она умерла из-за его отсутствия в этом мире. И он бы умер из-за её отсутствия. Это было самое настоящее совместное безумие».