ВО ВЛАДЕНИЯХ ВЕДЬМ
Смеркается. Быстро растворяются в вечерних сумерках очертания предметов. Серое небо подергивается перистыми облаками. Становится удивительно тихо.
Внизу под горой мерцают огни Янгиз-Марьевки. Мне становится одиноко и почему-то очень спокойно. Словно я один стою на этой горе над всем миром и взираю на него с высоты. И ничего меня не волнует, ничто не касается.
Осматриваюсь и замечаю среди деревьев странный холмик, похожий на муравейник. Подхожу ближе и обнаруживаю, что это не что иное, как обгорелая спутанная лента - оболочка от кабеля. Да тут же выжигали свою добычу охотники за алюминием!
Совсем уже собираюсь скромно отужинать, постепенно проходит досада на товарищей, которые не встретили меня. И вдруг в кармане оживает мой мобильный телефон.
- Ты где? – слышится, как всегда, бодрый Костин голос.
Ну, слава Богу, нашлись! Сообщаю, что мой "Москвич" как маяк стоит на горе и светит фарами.
Вскоре из-под горы показываются "Жигули". Из машины вываливается ватага искателей приключений. С ними пожилой незнакомец в брезентовой куртке. Радостно ручкаемся.
- Фёдорыч, - запросто представляется незнакомец.
Он охотно рассказывает нам о своей жизни, судьбе, о местных достопримечательностях, показывая рукой то в одну, то в другую сторону. Константин осторожно допытывается: не случалось ли чего-то необычного в этих местах?
- Да ничего, вроде, такого, - мнется поначалу Федорыч. - Разве что вот...
И он рассказывает историю о том, как однажды в полночную пору слышал на Лысой горе странные женские крики и стоны. Вышел он тогда из дома с ружьем, но так никого и не обнаружил. Случилось это вот на этой самой горе, на которой мы сейчас стоим.
Как?! Это и есть та самая Лысая гора, которую я искал весь вечер за тридевять земель?! Да ведь она единственная во всей округе покрыта лесом. Почему же ее так назвали?
- Тут на макушке поляна есть, то есть проплешина, - поясняет Федорыч. - Вот и получается, что гора лысая.
И тут же спохватывается: - Посмотрите, у вас машина вниз катится!
Мой "Москвич", как в замедленном кино, потихоньку набирая ход, сползает по склону вниз. Бросаюсь к дорогому сердцу средству передвижения. Через пару секунд моя нога уже на педали тормоза. "Вот тебе и Лысая гора, будь она неладна..." - мелькает мысль.
- А я сегодня, кажется, все это уже видел, - завороженно произносит Костя, - во сне.
Совсем стемнело. Мы отвозим Федорыча домой. С потухшими по непонятной причине фарами плетусь на "Москвиче" в кильватере Костиных "Жигулей". Скоро полночь. Пора на Лысую гору...
***
Мы проезжаем по грунтовке метров триста и останавливаемся возле изгороди санатория. Детское лечебное учреждение спит безмятежным сном. Ветра совсем нет, и окрестности погружаются в загадочную, вязкую, прямо-таки мистическую тишину.
Идем, весело переговариваясь, шутим, но с оглядкой по сторонам. Вдруг кому-то из компании мерещится человеческий голос, и все дружно останавливаются, всматриваясь в заросли у дороги. Никого…
Напряженно-веселый треп возобновляется, но Костя прерывает его: "Тихо! Что это свистит?"
Прислушиваемся. И, правда, словно скрип качелей за оградой санатория. Дерево скрипеть не может - в воздухе полный штиль. Какие качели, время за полночь?
- Наверное, птенцы в сорочьем гнезде зовут свою мать, - догадываюсь я. Но мои спутники не разделяют моей уверенности.
Дорога выводит нас на вершину горы. И вправду, тут проплешина среди невысокого леса.
- Смотрите, кол торчит на ровном месте, - ерничая с холодком в сердце, я указываю товарищам на высохшую палку. - Не иначе, как осина. И еще одна, и еще…
- Береза или тополь, - успокаивают меня спутники.
- А вот дерево действительно странное, - вполголоса замечает наш фотограф Валерий Анатольевич. - Сегодня днем я его уже снимал, половина дерева зеленеет, как карагач, а половина кроны, как высохший тополь.
С любопытством вглядываюсь в полузасохшее дерево: половина густой кроны на фоне ночного неба светится сухими ветками. Осветив загадочные колья мерцанием фотовспышек, мы укладываемся в свежую траву и, уставившись в небо, затихаем.
Теперь наше присутствие на лысине горы почти незаметно. Несмотря на полный штиль, облака над нами стремительно летят, быстро меняя очертания. Я предлагаю друзьям пофантазировать.
В груди легкий холодок. Прямо надо мной облака принимают вид величественной фигуры, которая раскинула крестом руки, покрывая меня огромным черным плащом.
Очертания меняются. И вот уже надо мной облик соблазнительной женщины, изогнувшейся на небесном ложе. У нее крутые тучные бедра, тугой лук упругой талии...
- Мне кажется, что это какой-то знак, похожий на доллар, - возражает мне Александр.
***
На часах половина первого ночи. Ведьмы так и не дали о себе знать. Если не считать призрака женского тела в облаках, присутствия ведьм на Лысой горе не видать и не слыхать.
С чувством выполненного долга поднимаемся из травы и отправляемся к машинам. Голоса наши стали звонче, а шутки непринужденнее.
Впереди посещение кладбища, которое уже не кажется таким опасным и загадочным.
Прощупав шарахающимися фарами два километра лесной дороги, останавливаемся в чистом поле.
- Отсюда мы должны пойти пешком, - вполголоса произносит Александр.
Притихшие искатели приключений молча бредут по мягкой колее, стараясь разглядеть в темноте дорогу.
Единственный обладатель тусклого фонарика Валерий Анатольевич, вдруг охает и исчезает из виду. Через минуту мы поднимаем его из глубокой канавы. Духи кладбища, если они есть, явно не хотят допускать к себе самого скептичного из нас.
- Здесь! Дальше нельзя, - почти шепотом говорит Саша, и мы рассаживаемся лицом к заброшенному кладбищу.
На фоне ночного неба ясно виден силуэт одинокого дерева и друза надгробий под ним.
Минут через десять наш проводник выдыхает: "Видите?" Ничего не вижу… Вглядываюсь и вдруг замечаю едва уловимые пляшущие искорки. Красные и белые "звездочки" мерцают, то появляясь, то исчезая. Стайки искорок появляются то справа, то слева от одинокого дерева. То вдали, то ближе к нам. Самое удивительное, что мы с Сашей видим их одновременно, и если это галлюцинация, то синхронная. Костя с Валерием Анатольевичем не в счет. Толстые стекла очков закрывают их близорукие глаза. Фотограф молчит. Костя дипломатично поддерживает нас: да, мол, тоже, вроде бы, что-то там вижу.
Вадим, молодой друг Александра, видимо, самый опытный. Он не в первый раз наблюдает это кладбище. Александр приводит молодежь сюда два раза в год. Саша и Вадим переговариваются:
- Видишь? Справа…
- Да…
Они различают на фоне темного неба справа от одинокого дерева похожую на облако белую тень.
- Вот она, - еле выговаривает Саша.
Жуть наполняет душу, тысячи игл пронзают кожу под волосами. Неужто душа покойницы снова вышла искать украденного волками сына?
Александр дает сигнал к отходу. "Не оглядываться", - предупреждает он.
Мы идем, явственно чувствуя на своих затылках чей-то пристальный взгляд. Очень хочется оглянуться. Еще больше хочется побежать, но на ноги словно повешены гири.
***
В палаточном лагере на берегу Тополинки тихо и уютно. Разводим костер, открываем водку и консервы. Лес плотной стеной обступает поляну. Сверху мерцают звезды. Разговор неминуемо переходит на тайны бытия. Спирт снимает напряжение и развязывает языки. Лишь Саша недовольно молчит: сегодня он почему-то расстроен.
Вдоволь наговорившись разбредаемся по палаткам. В брезентовом мешке темно. Костя начинает что-то рассказывать. Наверное, ему так же как и мне немного жутковато, но его голос разгоняет страх. Привидения, которые мерещатся в кромешной темноте, натыкаясь на бархатные звуки костиных слов, распадаются и отступают.
На полуслове Костя замолкает, и слышится его мерное сопение. Проваливаюсь в сон и я.
***
На жестких туристских подстилках не разоспишься. Откидываю полог палатки и выползаю наружу. Меня обволакивает туманная утренняя свежесть притихшего леса. Вокруг серо, как в белую приполярную ночь. Костер едва теплится, небо затянуто серой хмарью, накрапывает дождик.
Я спускаюсь к реке и смываю с лица последний налет вечернего морока.
Развожу костер, ставлю чайник. Дождь усиливается, и мне приходится прятать от дождя ботинки, беспечно оставленные моими товарищами у палаток.
Полог одной из палаток откидывается, и на свет божий появляется крепкий молодец в туристской ветровке. Полог палатки за ним задергивает тонкая обнаженная рука. Предлагаю чай. Он пьет и мы молча закуриваем.
- Анатолий, - представляется незнакомец.
Постепенно завязывается разговор.
- Мы тут каждое лето отдыхаем, - говорит Анатолий. - Раньше с нами больше молодежи приезжало. Весело было. Вот вы вчера на кладбище ходили на привидения смотреть? И они всегда ходили. Я иногда над ними подшучивал: надену белую простыню, прокрадусь за могилы, побегаю, пошумлю... Девчата в восторге.
Он говорит серьезно и немного задумчиво. Достает из чехла ружье с оптическим прицелом.
- Лихие люди могут посетить - к этому надо быть готовым.
Осмотрительно вынув из ружья патрон, дает мне подержать ружье. Прищурившись, смотрю через просветленную оптику на листву деревьев, где ночью мне мерещились лесные кошмары. В перекрестье прицела листья кажутся какими-то неестественными, расщепленными светом. В такой листве лешии не водятся.
Дождь накрывает лес и наши палатки плотной пеленой.
И вдруг мне становится скучно. Не хочется ждать, пока проснутся мои спутники. Не хочется видеть, как они будут спросонья бродить по поляне, долго и нудно собирая вещи и мысли. Не хочется слушать тусклые, бессмысленные слова, которыми будут хрипло обмениваться, дуя чай и подбирая последние хлебные корки на столе.
Я закладываю в костер дров, накрываю кострище листом жести, на край железа ставлю чайник. "Москвич" заводится мягко и бесшумно. Сквозь запотевшее стекло прощальным взглядом окидываю поляну - до свидания в городе!
Быстро выбираюсь на шоссе и рассекая шинами водяную пленку на асфальте, лечу в город. Через полчаса на пороге квартиры меня встречает заспанная жена. Такая близкая и домашняя.
- А я видел привидения, - смеюсь я, залезая под одеяло и прижимаясь к ее теплому телу.
- Мммм... - улыбается она.
Мы обнимаемся и мистическая жуть ночи тает от наших поцелуев.
«Как все-таки здорово жить... Просто жить», - думаю я, погружаясь в сладостную дрему.
***
Вечером того же дня, глядя с балкона на поляну, где соседи выгуливают своих собак, я вдруг заметил белые и красные звездочки, как искорки мерцающие над травой. Померцав перед моими глазами едва различимые огоньки исчезли. Больше этих огоньков я уже не видел.