Друзья!
Она хотела в Питер. Сколько себя помнила. Хотя, вполне возможно, раньше, десяток лет назад, до своего такого явно и совершенно для нее самой теперь уже, после двоих-то совместно нажитых детей, очевидно не сложившегося замужества за одноклассником-гаишником, она могла хотеть и в Москву. А, быть может, что и в Казань или в Сочи даже, например. Если бы по "ящику" крутили бы без конца телевизионные сериалы про бравых и таких притягательных именно казанских "ментов", а все смотренные ею в невероятных количествах "мыльные" мелодрамы шли бы исключительно и напоказ в сочинских экстерьерах.
Но - нет. Ничего подобного. И телевизионные "менты" все почти, такие совершенно и выгодно крайне не похожие на ее собственного непутевого "гаишника" Димку, были сплошь из "невских районов". Ну, на худой конец, - столичные. И мелодрамы, по большей части, легко и ненавязчиво выжимали слезу у нее, у взрослой уже совсем девочки, с двумя-то детьми - старшеклассниками, именно питерскими пленительными "белыми ночами", загадочным плеском закованной в гранит Невы, шикарными осенними парками, важным чугуном скамеек и благородной брусчаткой Дворцовой. Той самой брусчаткой, которую, даже по телевизору ее только и глядя, прямо неймется сковырнуть и утащить к себе же на прикроватную тумбочку, промеж порядком запылившейся уже, так ни разу толком и не открытой модной книжки и гораздо-гораздо более востребованного мобильника.
Она хотела в Питер. Страстно. Пылко. Отдаваясь желанию этому своему, весьма неуместному и крайне непрактичному в ее-то провинциальном положении, вся без остатка.
Дисциплинированно и методично закатывала она по одной ей будто бы известному и понятному расписанию-графику ссоры и скандалы мужу. Который, в ее представлении, давным-давно уже должен был как минимум совершить какой-нибудь героический подвиг, наградиться за который нужно было бы не внеплановым "отсыпным". Не парой тысяч премии. Не грамотой, не благодарностью и даже не крепким и безразличным рукопожатием ротного Димкиного отца-командира. А, исключительно и безальтернативно, тем самым сакральным в город на Неве переводом-переездом. Ну или, на худой-то конец, просто уйти уже со своей никчемной службы и заняться нормальным "делом"! Каким именно, она так далеко и подробно никогда не додумывала. Для нее главным всегда был сам факт четкого осознания корня всех своих бед, ясного понимания того, почему она до сих пор не в сказочном Питере, а по-прежнему в их невозможной глуши с двумя оболтусами на руках и безо всяких, малейших даже перспектив, - именно и исключительно по вине мужа! Этого самого бестолкового и ни на что ни годного Димки. Который не смог, не сумел, не достиг. А вместе с ним, выходит, не смогла и она сама.
- Вот, выплатим уже, наконец, ипотеку за дом. Сразу же его продадим. И - в Питер!
Мечтательно закатывались куда-то в одной ей понятные и доступные выси-дали ее глаза. В такие мгновения она, мягко говоря - полноватая излишне и слишком уж теперь чересчур даже, наплевав на все собственные же свои диеты-запреты и самый разгар рабочего дня, присаживалась в уголок торгового зала и скролила без конца такие милые сердцу сюжеты: манящий Невский, шумная Гостинка, чопорный Эрмитаж, широко разинутые львиные пасти и разводные мосты, обязательно и непременно с Адмиралтейства шпилем фоном.
- Жень, люди в зале. Я побежала в мужской. Обслужи, пожалуйста, женщину на кассе..
- М-м-м..
Недовольно мычала что-то, весьма отдаленно звучащее как согласие, в ответ она и тяжело поднималась со своего насеста, медленно и грузно шаркая к кассе. Все ее мысли по-прежнему были заняты чудесным Питером. И покупательнице иной раз приходилось по два-три раза тактичным покашливанием напоминать вконец разомлевшей Евгении, что коробка с выбранной ею обувью лежит на кассе не просто так. Да и сама она, покупательница, никакого восторга от пустопорожнего стояния в ставшем вдруг таким неинтересным и обременительным даже уютном, в общем-то, их магазинчике не испытывает совершенно.
- Вот, пожалуйста. До свидания. Приходите к нам еще..
Дежурные равнодушные фразы автоматически выдавливали из себя Женькины губы, пока сама их хозяйка мысленно все так же наслаждалась чашечкой "американо" в случайном кафе на Ваське. Или, нет! Уже торопилась она со всех ног на оглушительную премьеру в Мариинку, поражая всех собственной неземной грацией, изящным вкусом и идеальной красотой наряда.
Она хотела в Питер. И все остальное было не важно. Все было не так уж важно. Ни не сложившийся, совсем и напрочь, уже ее брак. Ни двое детишек, перспективы которых после школы с каждым годом становились только туманнее и туманнее, что бы сама Женька по этому поводу отчаянно ни предпринимала и как бы только она ни старалась. Провинция - она и есть провинция.
Безнадега. Точка. Ру.
- Тонешь, тонешь, не потонешь,
Ты сломаешься однажды,
Может выпьешь яда, слижешь дважды.
Знаешь, мне уже не важно,
Все не так уж важно..
Все было не так уж важно. И бестолковый муж-гаишник. И лишние килограммы, ехидно ухмылявшиеся ей все новыми невозможными тремя цифрами каждый раз, когда решалась она, опрометчиво и самонадеянно, проверить работу позаброшенных в самый дальний угол кухни электронных напольных весов. И невыплаченная ипотека. И их дом, который, теперь уже вполне очевидно и предельно понятно, продать получится едва ли. А даже если дом этот когда и выплатится и продастся, денег этих едва ли хватит на первоначальный взнос точной такой же ипотеки-каторги, только на какую-то совсем уж скромную квартирку. Зато - в Питере. Зато..
Все было не важно. Жизнь проходила мимо. И, наверное, давно уже нужно было уезжать. Пока еще сравнительно молоды они с мужем. Пока еще есть хоть какое-то здоровье. Хотя бы ради детей. Хотя бы ради них. Только куда уезжать, на какие шиши, кто там их ждет? Время шло. И шло мимо. Много лет. День за днем.
- Тонешь, тонешь, не потонешь..
Берегите себя!
С искренним уважением,
Я
P.S. "Все не так уж важно..":
