Глава 1. Рысь
Уже закончилась полярная ночь. Светлое время суток начало прибавлять. Вообще-то, первые лучи солнца появляются над сопками одиннадцатого января. Половину января была сильная оттепель - вдоль Кольского полуострова прорвалось тёплое течение Гольфстрим. До пятнадцатого января в городе были огромные лужи. И вдруг установились сильные морозы. Пока усиливались морозы шёл снегопад. Стояла снежная завеса.
Солдаты с утра до вечера убирали снег на плацу, перед автопарком, к домам офицерского состава, делали проходы к радиостанциям. Казалось, что этому снегопаду не будет конца. Но через три дня он прекратился. И когда над сопками появилось солнце, то его лучи, отражаясь от снега, сильно слепили глаза. В это время суток все надевали солнцезащитные очки. Казалось, что мы не на Севере, а где-то на альпийском курорте. А ночью на тёмном небе появлялось много звёзд и в этой бездне разными цветами переливалось северное сияние.
С вечера, когда я вышел из штаба, чтобы идти домой, на термометре было минус сорок четыре градуса. Мороз пронизывал до костей. Однако, когда я уже собирался лечь спать и вышел во двор, термометр на моей веранде показал двадцать пять. Проснулся я в шесть часов утра. В этот день я решил произвести внеплановую проверку несения дежурства оперативной смены. Ведь, нарушения правил несения боевого дежурства совершаются именно в это время.
Выйдя из дома, я почувствовал, что стало ещё теплее. Термометр показывал ноль градусов. И уже закапало с крыши. Тропинка на сопку, где были расположены радиотехнические станции, петляла между валунами по западному склону горы. Чтобы не упасть на скользкой тропинке, вдоль неё был натянут канат. Поднимаясь на сопку, необходимо было держаться левой рукой за этот канат. Благополучно поднявшись на вершину сопки по скользкой тропинке, я обошел все посты, проверил полноту и правильность записей, справился об исправности аппаратуры. После этого начал спускаться с горы.
Пройдя примерно половину пути, я боковым зрением увидел, что справа от меня, легко ступая по снежному насту, крадётся какой-то зверь. Зверь был похож на кошку, но гораздо больше размерами. Повернув голову в сторону зверя, я отчётливо увидел кисточки на кончиках его ушей. Да и мордочка была более вытянутой, чем у обычной кошки.
"Это рысь!" - осенило меня. - "Надо идти как шёл, ничем не выдавая своего беспокойства. Тогда зверь будет знать, что я его не боюсь".
Медленно ступая вперёд по тропинке, я расстегнул кобуру, осторожно достал пистолет и поставил его на боевой взвод. Так и шли мы вниз по сопке - человек и зверь. Я был готов применить оружие, а рысь - броситься мне на спину. Но я ни разу не подставил зверю свою спину. Когда я замечал, что рысь замедляет свой ход или останавливается, то останавливался и я, и внимательно наблюдал за зверем.
Когда стали видны постройки нашей воинской части и залаяла сторожевая собака, рысь стала уходить в сторону и, наконец, скрылась за соснами на склоне сопки.
Глава 2. Техника.
Именно здесь в Заполярье я почувствовал свою значимость как радиоинженера. Вдали от центра, где худо или бедно, можно было воспользоваться советом или даже помощью старших товарищей, здесь всё приходилось решать самому. Конечно, в вопросах эксплуатации начальники пунктов связи и пеленгации несли на себе первостепенную ответственность. Однако, что касается ремонта, то эта работа целиком ложилась на плечи зампотеха. Ведь в моём распоряжении была радиомастерская, оборудованная необходимым набором радиоизмерительных приборов и рабочим местом радиомеханика. Радиомеханик мне попался толковый - с техническим образованием, поэтому особых трудностей я не испытывал.
Первое, с чего я начал - это проверка всего антенно-фидерного тракта радиоузлов "Сирень". Сами антенны внешне никаких подозрений не вызывали, однако, после проверки на нескольких наклонных лучах пришлось заменить согласующие сопротивления. Проверка режимов радиоламп в антенных усилителях показала, что некоторые из них требуют замены. А далее - оставалось только довести чувствительность радиоприёмников Р-250м2 до нормы. Сделать это было нетрудно, так как все радиоприёмники имели встроенный генератор шума, что позволяло постоянно контролировать их чувствительность. А пальчиковые радиолампы для Р-250м2 у меня были в избытке.
Гораздо сложнее дело обстояло с радиоперехватом в УКВ-диапазоне частот. Так называемый радиоузел "Сосна" представлял из себя списанный КУНГ, установленный на бетонное основание, с размещёнными внутри постами, оборудованными радиоприёмниками Р-375 "Кайра", Р-315м и Р-316м. В качестве антенной системы использовалась штатная спиральная антенна Р-375 и наклонный луч. Этого было явно недостаточно. К тому же в качестве мачты использовалась большая УНЖА, которая по большей её части была пустой.
Я рассчитал ещё две спиральные антенны на разные длины волн и составил их чертежи. Красная медь от строительства передающих антенн ещё оставалась и мой радиомеханик изготовил эти антенны. А дальше, чтобы улучшить слышимость в УКВ-диапазоне частот, необходимо было поднять чувствительность радиоприёмной аппаратуры. Решалась эта задача увеличением коэффициента усиления во всём радиоприёмном тракте. Если в старых радиоприёмниках Р-315,Р-316 стояли радиолампы серии "Ж" (жёлудь) и их замена не вызывала никаких трудностей (были бы только радиолампы, которых я обнаружил в загашниках мастерской великое множество), то с "Кайрой" дело обстояло куда хуже.
На верхних диапазонах частот в усилителях высокой частоты радиоприёмников Р-375 использовались металло-керамические лампы серии "К", которые вставлялись прямо в волноводы. Здесь требовалась особая аккуратность при разборке радиоприёмника. Из-за неосторожности можно было сбить оптическую систему индикации настройки и тогда приходилось долго возиться с её восстановлением. Но после смены ламп в УВЧ (а они очень быстро теряли эмиссию) уже в дальнейшем проблем не возникало, так как в усилителе промежуточной частоты использовались пальчиковые лампы. С "Кайрами" меня выручал тот факт, что когда я бывал в Ленинграде на заводе им. Козицкого, сумел сделать для себя небольшой запас металло-керамических ламп.
Сложности с ремонтом радиопеленгатора Р-368П заключались в необходимости иметь постоянный резерв заведомо исправных блоков "ТФ", состоящих из нескольких унифицированных функциональных узлов "УФУ-2". В полковой мастерской для этих целей у меня был испытательный стенд "ТФ-100". А здесь мне пришлось его создавать самостоятельно. Сильно помогло то, что я в багаже привёз с собой лицевую панель этого стенда, изготовленную ещё в ленинградском НИИ "Интеграл" на стадии разработки. Просто - она уже была не нужна, и я прибрал её к рукам. Мой радиомеханик изготовил для стенда блоки питания и встроенный импульсный генератор. Обличили это всё в корпус, подключили к клеммам высокочастотный и звуковой генераторы и осциллограф С1-35. И ремонт пошёл, как говорится, в реальном режиме времени.
Большое беспокойство всегда вызывало состояние радиосвязи. Самым больным местом в радиостанции Р-140 был усилитель мощности. И что самое обидное - из-за дефицита радиолампы ГУ-43Б. Дефицит - он всегда отравляет нам жизнь. Если бы передатчик работал на 10% мощности, как это делали многие связисты, то и проблемы бы не возникало. Однако, радиостанция была завязана на комплекс Р-368, и транслировала в радиоэфир телекодовую информацию, у которой спектр сигнала был достаточно размыт по частоте. Это-то и требовало 100% мощности радиопередатчика.
Однажды произошёл анекдотический случай. Последняя радиолампа ГУ-43Б вышла из строя. Что делать?! Вторая Р-140 работает в радиосети командира - переключать её на передачу телекода нельзя. Беру радиолампу ГУ-80 (пентод), прикрепляю к выводам медную оплётку от коаксиального кабеля, приматываю лампу проволокой к шасси и подключаю выводы в цоколь от ГУ-43Б (как лучевой тетрод). Включаю станцию на 10% мощности, прошу радиста настроиться на частоту командира и запросить: "как слышно?". Ответ: "на 4". Оставляем эту станцию в сети командира, а вторую переводим на передачу телекода. Затем связались с командиром полка и с его разрешения я вылетел в Ленинград за новыми радиолампами.
Но не все технические вопросы мне приходилось решать самому. Приезжали и помощники из Бугров - по тем вопросам, которые я в принципе не мог решить. Это либо наладка новой техники, присылаемой к нам из вч 75752, либо ремонт и наладка устройств, не входящих в мою компетенцию. Так по проверке работоспособности и наладке радиостанции Р-344 (работающей в диапазонах РРЛС и ТРС) приезжал майор В.Баландюк, а по ремонту аппаратуры сопряжения АС-1 капитан В.Антипов.
Когда остро встал вопрос о завершении строительства гаража на 12 автомашин, из Бугров прислали автомобилиста прапорщика Нассонова. В его обязанности, кроме завершения строительства гаража, входило: ремонт автомобильной техники, снабжение части горюче-смазочными материалами, ведение документации и отчётности по использованию ГСМ. Что касается завершения строительства гаража, то это была общая забота и командира - майора Ткаченко и моя. Единственно, когда требовалось зарабатывать стройматериалы в Никеле или Заполярном, то туда старшим команды направляли И.Нассонова.
Иногда случалось так, что к нам в часть "заглядывали" командированные лица по ошибке. Вот о такой ошибке будет мой следующий рассказ.
Мир тесен
Мне казалось, что я нахожусь на краю света. На самом деле это был не край света, а конечная северо-западная точка Советского Союза. Но всё равно, как приятно было в этом дальнем уголке СССР встретиться с земляком! Да ещё каким земляком! Наладчиком радиоаппаратуры с завода, на котором я проходил практику будучи студентом.
Я сидел в комнате оперативного дежурного. Моя смена подходила к концу, когда я увидел в окно - патрульный ведёт ко мне какого-то мужчину с чемоданчиком в руке. Я отворил дверь и мы поприветствовали друг друга рукопожатием. Он сразу же предъявил документы и представился. Моей радости не было предела, когда я услышал название знакомого завода (п/я №70) из моего родного города Омска.
Разговорились. Он сообщил мне, что приехал налаживать блок, который находится на опытной эксплуатации.
Уточнять какой именно блок я не стал, так как меня захлестнули воспоминания. Я расспросил его, как поживает начальник конструкторского отдела, где мне довелось проходить практику. Оказалось, что он в полном порядке и собирается на пенсию. На вопрос: "Как чувствует себя Машенька? Она ведь была в разводе и, кажется, находилась в активном поиске нового партнёра?" - он ответил, что там всё в полном порядке и они с Васькой поженились. Я помнил рыжеволосого Ваську, который работал наладчиком в конструкторском отделе. В своё время мы с ним детально обсуждали "Битлов".
В общем, воспоминаний нахлынуло море... Мы говорили без умолку... Я всё время вспоминал что-то новое...
Наконец, воспоминания иссякли и мы решили приступить к делу.
- Ну, пошли на радиостанцию, - сказал он.
- На которую? - в недоумении спросил я.
- Да на ту, что сломалась... Вот у меня от вас есть рекламация, - пояснил он.
- Стоп! У меня нет неисправной станции, да и на опытной эксплуатации ничего не стоит.
- Ну как же! Вот - читай рекламацию.
И только тогда я взял в руки рекламацию и командировочное предписание. Внимательно всё прочитав, я залился звонким смехом. Он был командирован в соседнюю воинскую часть. Я вызвался проводить его, а когда он скрылся за воротами соседней части, мне стало грустно и как-то одиноко.
Глава 3. Семейные заботы.
Моя жена - Ольга Николаевна практически сразу же по приезду в Сальмиярви устроилась работать на ГМК в цех горных машин и оборудования. Её взяли инженером по эксплуатации подъёмно-транспортного оборудования. Фактически по её основной специальности. Каждое утро она поднималась в семь часов, быстро завтракала и к восьми часам уже стояла на остановке автобуса, следовавшего по маршруту Никель - Заполярный. Дело в том, что этот цех располагался не в Никеле, а в Заполярном. Да ещё не в центре Заполярного, где Управление ГМК "Печенга-Никель", а подальше - на склоне сопки.
Из всех женщин нашей части работала только моя жена. Остальные воспитывали детей и вели домашнее хозяйство. Кроме моей жены, женщин было шестеро: Татьяна Варзетова (1 ребёнок), Тамара Дементьева ( двое детей), Наталья Кузнецова (1 ребёнок), Виктория Ширшова ( двое детей), Надежда Коюшева (пока ещё - бездетная). Позднее приехала жена Ткаченко - Валентина (детей она не привозила).
Детский садик имелся в погранотряде, куда принимали и наших детей. Конечно, труднее всех приходилось нам с женой, так как она работала. Также сложности были у Ширшовых, которые имели мальчика и девочку. Но мы водили своих детей в садик через мост в погранотряд. Проще обстояли дела у Дементьевых - с ними жила мать Виктора. Кузнецовы и Варзетовы когда водили детей в садик, а когда и нет, оставляя их дома с собой.
С детским садиком часто возникали какие-то проблемы: то разморозят батареи, и приходится ждать, когда же их починят; а то садик возьмёт, да и сгорит. Вот такая история произошла в феврале 1976 года.
Полярная ночь уже давно закончилась. День ото дня становилось всё светлее. И на сопредельной территории в норвежской провинции Тромсё начались учения ОВС НАТО "Колючий мороз -76". Активизировались полёты тактической авиации, на аэродромы начали прибывать транспортные самолёты с грузами и личным составом, "зашевелились" и мотопехотные подразделения. Ничего в этом неожиданного не было. Это - обычное, ежегодное мероприятие времён "холодной войны". А на дворе стоял февраль 1976 года.
Я собрал в штабе офицеров и прапорщиков: заслушали доклад оперативного дежурного об обстановке за прошедшие сутки, наметили мероприятия технического плана по улучшению работы и начали обсуждать задачи хозяйственного обеспечения. Вдруг в кабинет врывается прапорщик Коюшев, дежуривший на узле связи, и дрожащим голосом объявляет, что горит детский садик. Он увидел пожар со склона нашей сопки.
В этот день в садике были только двое из наших детей: моя Наташа и дочь прапорщика Кузнецова. Мы, на ходу одевая шинели, бросились бегом к мосту. В голове засела только одна мысль: "Лишь бы успеть вывести детей из-под огня!" Детский садик находился на территории погранотряда за рекой. До моста мы добежали настолько быстро, что я и не заметил, как очутился на его середине.
И вдруг я почувствовал, что ноги отяжелели настолько, будто их жилы наполнились не кровью, а свинцом. Попытался поднять правую ногу - нога не слушается, попытался сдвинуть левую ногу - нога не поддаётся.
- Толя! Беги один... Хоть что-нибудь сделай там! Меня, кажется, парализовало.
Прошло пять минут и из того места, откуда шёл дым, вдруг вырвалось пламя. В сердце что-то ёкнуло и я побежал в направлении этого пламени. Ноги вновь заработали как обычно. Когда я подбежал к горящему зданию, дети стояли гурьбой и с любопытством наблюдали за тем, как огонь подбирается к крыше. Я обшарил глазами всю толпу, но своей дочери не увидел. Машинально я обнял ребёнка, который стоял прямо передо мной. В этот момент крыша рухнула. Я крепко сдавил ребёнку плечи и девочка воскликнула:
- Папа! Не дави так сильно - мне больно!
Только тогда я понял, что держу свою дочь. Приехала пожарная машина и пожарные приступили к своей работе. Хотя, по правде сказать, тушить уже было нечего. Деревянное здание сгорело за считанные минуты.
Новый детский садик построили только к осени. Поэтому нашим детям до наступления лета пришлось отсиживаться на своих квартирах, а на лето, как правило, они разъезжались по дедушкам и бабушкам.
Хорошо ещё, что Наташа была спокойным ребёнком. Жена, как всегда, с утра уезжала в Заполярный. Я растоплю печь посильнее, чтобы дочери было тепло, накормлю её завтраком, усажу на диван, дам игрушки и раскраски и уйду на службу. Пробегая мимо своих окон по делам службы, загляну через стекло - чем там занимается моя дочь, и бегу дальше. Во время обеденного перерыва я, как правило, ещё раз протапливал печь и разогревал обед, затем кормил Наташу и уходил на службу. Конечно, всё это делалось в большой спешке. Поэтому однажды, раскалывая полено на лучины для розжига печки, я сильно поранил топором большой палец левой руки. Пришлось даже съездить в Никель на рентген - не повреждена ли кость?! Слава Богу, всё обошлось!
Иногда в Никель "заглядывали" с концертами эстрадные артисты. Нельзя сказать, что сюда стремились какие-то известности. Они и на Большой Земле неплохо зарабатывали. Но всё же иногда приезжали неплохие ВИА. Концерты проводились во Дворце Культуры ГМК. И тогда мы практически всем нашим дружным коллективом устремлялись во Дворец. Часто брали с собой детей. Было забавно смотреть, как моя Наташка и Ленка Дементьева танцуют в проходе во время концерта.
Родственники в Заполярье ни к кому не приезжали. Это было связано с определёнными трудностями: надо было оформлять разрешение на посещение погранзоны. Никто с этим связываться не хотел. Но вот отец прапорщика Анатолия Кузнецова настоял на своём посещении сына. То ли он воевал в этих местах и захотел их вновь посетить, то ли ему очень захотелось узнать Заполярье, но он приехал. Знал ли сам Толя, что отец в последнее время испытывал сильную сердечную недостаточность, неизвестно. Но всё-таки - случилось то, что случилось. Уже на утро следующего дня после своего прибытия отец Анатолия скончался.
Все свободные от службы офицеры и прапорщики поднялись как по тревоге. Кто-то отправился в Никель за новым бельём и костюмом, кто-то за гробом, кто-то взялся опаивать гроб цинком. Всем нашлось работы. Но после этой истории поклялись, что больше никто родственников в Заполярье приглашать не будет.
Коллектив офицеров и прапорщиков сложился очень дружным. Все главные праздники в году отмечали совместно.
Что касается дней рождения самих виновников торжества или их детей, то тут уж и говорить не приходится. Обычно после застолья уходили гулять на сопку. Поднимались на самый верх, затем выходили на дорогу Мурманск-Никель и уже по ней спускались вниз до самой части. Совершив такой марш-бросок и надышавшись свежего воздуха, возвращались совершенно протрезвевшими.
10 апреля 1976 года Ольге исполнилось 29 лет. Отмечали у нас. Были Ширшовы, Дементьевы и Варзетовы. Потом поздравить заходили и другие. Короче - таких, кто не поздравил, не было. Конечно, веселье лилось через край. Снегу во дворе было ещё предостаточно и иногда, выйдя из дома на веранду покурить, оказывались в сугробе под радостные возгласы: "Куча мала!". А утром жена не досчиталась одной своей золотой серёжки. Было очень жаль её - уж больно дорогая вещь! Надежды найти в огромном сугробе практически не было. Ольга совсем сникла. Тогда я взял большую снегоуборочную лопату и отправился копать снег. Каково же было моё изумление и восторг, когда после первого же копка, я обнаружил на дне перевёрнутой лопаты золотую серёжку.
В разгар лета 1976 года, когда только что прошёл сильный дождь, мы с женой отправились на сопку развешивать постиранное бельё. И когда уже бельё развевалось на ветру, а мы с женой спускались по намокшей траве, она вдруг подвернула ногу и села на неё. Сама подняться она уже не смогла. Лодыжка начала опухать прямо на глазах. Естественно, что я обеспокоился - ещё в Воронеже в 1969 году жена уже ломала эту самую лодыжку. Я отнёс Ольгу в дом и положил на кровать, а затем вызвал машину и отвёз её в Никельскую ЦРБ. Нам повезло, что её осматривал сам хирург Беляковский - лучший в хирург ЦРБ. Он поставил Ольгу на ноги, но она провела в больнице полтора месяца. На дочке Наташе это никак не отразилось - она была в это время в Омске, у моих родителей.
Новый 1977 год встречали на квартире у Ширшовых. Кажется, что собрались все офицеры и прапорщики - яблоку упасть было негде. Так как мы с Ширшовыми занимали один финский домик, поделённый пополам, то и приволокли от нас дополнительные стол и стулья. Застолье было в большой комнате, а танцы - в спальне. В самый разгар праздника чуть не случилось обидное - сломался мой магнитофон. Уж как я в считанные минуты определил, что сгорел конденсатор в усилителе мощности, не знаю. Но факт остаётся фактом. После замены конденсатора магнитофон снова заиграл. Мы веселились, часто выскакивали на улицу и любовались северным сиянием.
Глава 4. Конец службы в Заполярье.
Осенью 1976 года мы практически закончили строительство гаража на двенадцать спецавтомобилей. Отсыпали крышу керамзитом и сделали стяжку. Потом покрыли её рубероидом. Площадку перед воротами гаража забетонировали. Из Никеля пригнали автокран и навесили ворота. Теперь вся техника, которая ранее зимовала на свежем воздухе, переехала в гараж.
Чтобы иметь необходимые стройматериалы и технику, приходилось отрабатывать в городе на стройке. Для этого снаряжали небольшую стройкоманду из водительского состава и свободных от наряда и боевого дежурства радистов. Возглавлял обычно эту команду прапорщик Нассонов. И вот в один прекрасный день он не вернулся в расположение части. Вначале решили немного подождать, но, когда прошла неделя, а он всё не появлялся, забили тревогу.
Через бойцов, занятых в стройкоманде, удалось выяснить, что у прапорщика Нассонова в Никеле завелась зазноба - ни мало, ни много, семнадцатилетняя. После небольшого допроса сообщили адрес проживания этой девицы. Когда я приехал за ним, то обнаружил своего прапорщика с его малолетней подругой в состоянии большого подпития в антисанитарных условиях барака, подлежащего сносу.
Уже в части, когда Иван окончательно протрезвел, я решил побеседовать с ним. Меня прежде всего интересовало, как он стал прапорщиком.
- Иван, а ты как оказался в армии и стал прапорщиком? - спросил я.
- В армию попал по призыву, отслужил срочную, остался на сверхсрочную, прошёл обучение и стал прапорщиком.
- А желание-то служить на сверхсрочной было?
- Дело в том, что я до призыва жил и работал в колхозе. И мне всегда хотелось вырваться в большой город. А как вырвешься в город без паспорта? Вот и пришлось продолжить службу прапорщиком. В колхоз я возвращаться не хотел.
О поведении прапорщика Нассонова майор Ткаченко сообщил в Бугры, откуда и последовала команда откомандировать его в распоряжение командира вч 75752. После отъезда Нассонова у меня резко добавилось обязанностей. Теперь на мне висел склад ГСМ, а значит: поездки в мотострелковую дивизию в Печенге за бензином и дизтопливом, маслами и тормозной жидкостью. Кроме этого, учебная езда водителей и списание ГСМ с отправкой отчётов в Бугры.
Часто во вопросу о списании бензина возникали недоразумения с майором Ткаченко. Дело в том, что я подавал на списание за счёт учебной езды бензин марки АИ-92, который, в основном, уходил налево - лицам, помогающим стройматериалами или другими материальными средствами. Это была общепринятая практика. Больше рассчитываться нам было нечем. Майор Ткаченко иногда становился в позу: учебной езды, дескать, не было - поэтому и подписывать документы не буду. "И вообще - буду проверять наличие бензина на складе", - говорил он.
Мне это казалось по меньшей мере странным - ведь делаем-то общее дело.
Пришла весна 1977 года и всю площадку перед гаражом затопило талой водой. Гараж был расположен у самого подножья сопки, да ещё его площадка не имела никакого уклона в сторону озера. Как мы ни старались проделывать сточные канавы - ничего не получалось. Пока не приехал к нам с проверкой командир полка полковник И.Русенко. Он и рассказал нам, как правильно сделать дренаж.
Командир когда-то в молодости закончил строительный техникум, поэтому со знанием дела объяснил как делается дренаж. Надо было выкопать траншею с уклоном в противоположную сторону от сопки, разместить в ней бочки, которые соединить между собой трубами, и забросать землёй, оставив горловины бочек открытыми. Таким образом, вода будет уходить за территорию воинской части.
Над воплощением этого шедевра инженерной мысли начал усиленно трудиться маленькой трактор "Беларусь" с навесным оборудованием. Для этого у него было всё: сзади - ковш, как у экскаватора, а спереди - отвал, как у бульдозера. Уже почти совсем работа была завершена, как "полетели" две резиновые трубки высокого давления. "Беларусь" встал на прикол, а вручную работу не выполнишь. Практически все бойцы были задействованы на боевом дежурстве.
Надо было где-то искать эти злосчастные трубки. Я собрался и поехал в город. Наобум, то есть наудачу.
Подъезжаю к городу и вижу - трактор "Беларусь" с плугом пашет землю. Выхожу из машины и иду к трактору.
- Здорово, хозяин! - приветствую я тракториста. - А не знаешь ли ты, браток, где мне взять новые трубки высокого давления.
И показываю трактористу какие именно мне нужны трубки. Он посмотрел, хмыкнул и говорит:
- Поезжай в городе по нижней дороге, в конце которой упрёшься в сельхозартель. У них там есть МТС. Найдёшь инженера и спросишь у него. Да, вот ещё что - если не дадут, а такое возможно, заедешь на обратном пути в магазин за "пузырём" и закуску, смотри, не забудь. Приедешь сюда - что-нибудь придумаем...
Окрылённый уже замаячившим успехом, я подъехал к МТС сельхозартели. Трое мужчин у входа о чём-то оживлённо судачили. Выслушав мою просьбу, они переглянулись и один из них, по всей видимости старший, ответил:
- Тю, хлопче! Шо ты не бачив шо ли - не мае тут нычого.
После этой незамысловатой фразы он отвернулся от меня, показывая всем своим видом, что не желает больше говорить.
Мне ничего другого не оставалось, как поехать за "пузырём". Уже за городом в строительной будке тракториста, когда я пересказал ему беседу с артельщиками, он выразился:
- Вот же - бл**и! Я же точно знаю, что у них этого добра "хоть жопой ешь". Бандеровцы проклятые! Они выселены сюда из Западной Украины. Ждут - не дождутся, когда их срок закончится.
- А как же: "Границу СССР - охраняет весь народ"?!
- Капитан! Да срать они хотели на твою границу! А вообще-то - хрен с ними. Давай лучше выпьем за спокойствие наших границ!
С этими словами тракторист достал из ящика стола необходимые трубки и передал их мне.
Мы "залудили" по стакану водки и закусили килькой в томате. После этого попрощались и я уехал. Не подумайте чего - за рулём был боец.
Дренаж всё-таки был сделан! Теперь машины выезжали по сухой забетонированной дороге.
Параллельно с учениями НАТО проводились и учения войск ЛенВО в Мурманской области. К нам в ОРПЦ приехал на усиление офицер КП полка майор Елисеев. Чтобы ему не подниматься на сопку (на "Сосну"), майор Ткаченко приказал мне поставить в его кабинете радиоприёмник Р-323. Приёмник я установил, проверил слышимость нужной станции и, убедившись в том, что всё в полном порядке, выключил тумблер питания.
Находясь на "Сосне", слышу по ГГС (громко-говорящей связи) - меня вызывает Ткаченко вниз к себе. Спускаюсь и слышу недовольные нарекания. Дескать - приёмник я не проверил, а он не работает. Смотрю - тумблер "сеть" включён, а тумблер "сеть-аккумулятор" на задней панели стоит в положении "аккумулятор". Перевожу его в положение "сеть" и сразу в головных телефонах послышался сигнал нужной радиостанции.
Говорю свою коронную фразу: "Пушка не стреляет, когда не заряжена".
А когда майор Елисеев вернулся в Бугры, то на оперативной летучке заявил: "Там, в Никеле, только два светлых явления: это северное сияние и капитан Аганин".
После окончания учений к нам на ОРПЦ заехал новый начальник разведуправления ЛенВО генерал-майор Пияльцев. Он внимательно осмотрел нашу материально-техническую часть и побеседовал со всеми офицерами и прапорщиками. В беседе со мной я высказал пожелание перейти на преподавательскую работу. Мотивировал это тем, что уже имею достаточно большой опыт в организации и ведении радиоразведки: командовал подразделениями, был инженером техчасти полка, а тут на Севере приобрёл опыт заместителя командира по технической части и, отчасти, начальника ОРПЦ. К тому же, у меня должен выйти срок до следующего офицерского звания, а на этой должности я его не получу. Генерал Пияльцев внимательно выслушал мои аргументы и пообещал помочь в этом вопросе.
После отъезда генерала майор Ткаченко предложил собраться в его квартире вместе с жёнами. Он сказал:
- Владимир Александрович, приходите вместе с Ольгой Николаевной сегодня вечером к нам. Валентина привезла из Лиепая "Рижский бальзам"... Посидим, покалякаем за жизнь.
- Хорошо, - согласился я.
Разбавляя Рижским бальзамом Русскую водку, мы беседовали о дальнейшей жизни. Видимо, генерал намекнул майору, что у меня появилось непременное желание досрочно оставить Заполярье.
- Владимир Александрович, а зачем тебе переводиться куда-то?! Вот я через два года буду увольняться - ты и займёшь моё место.
- Николай Иванович, уволят или не уволят - это ещё вопрос, но ведь и мне через два года надо будет уезжать отсюда по замене.
- "Ёхайды"! - воскликнул майор Ткаченко. Он всегда в сильном возбуждении говорил эту фразу. Поэтому за глаза и прапорщики, и вообще весь личный состав называли его не иначе, как Ёхайды.
- Зато спокойно дослужим с тобой здесь эти два года, а там что ли не найдётся тебе майорской должности, - продолжал Николай Иванович.
- Это - на крайний случай, - ответил я. - А, вообще-то, мы с женой уже всё решили. Ведь правда, Олинька?!
- А откуда вы будете родом? - спросила Валентина.
- Из Воронежа, - ответила жена.
- А где это? - переспросила Валентина.
- Да, что ты Ворожбу не знаешь?! - поспешил ответить за нас Ткаченко.
"Да... У этих ребят с географией совсем плохо", - подумал я.
Но прежде чем покинуть Заполярье, у меня состоялась поездка в Мурманск. Дело в том, что штаб спецчастей получил для своего узла связи радиостанцию Р-118БМ3, которая им совершенно не подходила по мощности. На каком уровне решался вопрос - не знаю, однако, мне пришла радиограмма принять эту радиостанцию и переправить её в Бугры. Я взял с собой водителя и мы на автобусе убыли в Мурманск. Там прямо во дворе штаба спецчастей приняли комплектность радиостанции и уже своим ходом отправились к себе в Сальмиярви.
По дороге мы остановились у мемориала павшим воинам в Долине Славы, которую иногда называют Долиной Смерти. Осенью 1941 года здесь окопались бойцы стрелковой дивизии. Осень была тёплой и зимнего обмундирования не было выдано. А в одну из ночей ударил сильный мороз. И многие бойцы попросту не проснулись. Мы с водителем постояли перед памятником, отдали воинскую честь и поехали дальше. Уже начало смеркаться, когда мы подъехали к Спутнику (недалеко от Печенги). Заночевали прямо в КУНГе радиостанции. А чуть забрезжил рассвет, тронулись с места и позавтракали уже в своём подразделении.
Вообще, о Никеле у меня остались приятные воспоминания на всю жизнь. И прежде всего, что эти земли освобождала от немецко-фашистских захватчиков бригада морской пехоты (преобразованная затем в дивизию) из моего родного города Омска. Я даже сфотографировался на память у камня с мраморной плитой, установленного в честь 30-летия освобождения Печенгской земли Омской бригадой морской пехоты.
Перед тем, как покинуть эти места, богатые озёрами с разнообразной рыбой (сиг, хариус, кумжа, щука, окунь), я несколько раз выезжал на рыбалку. Вообще-то, лично я больше всего любил ловить сига. Большого, жирного, которого можно было очистить, посолить и положить в холодильник на три дня, а потом доставать и смаковать вместе с Кольским пивом. Что это за пиво было! В Коле только-только наладили чехословацкую линию и там пока ещё работали чехи - мастера своего дела.
А рыбу ловили на мормышки, самыми лучшими из которых были сделанные на ГМК. Вот увидит сталевар никелевую капельку и сунет в неё крючок. Капелька остынет - получается первоклассная мормышка.
В июле пришёл приказ о моём откомандировании в распоряжение отдела кадров Московского военного округа. Для меня ничего в этом удивительного не было. Я знал, что генерал Пияльцев сдержал своё обещание и мне нашли должность преподавателя на военной кафедре Воронежского политехнического института.
Мы с Ольгой забрали с собой только телевизор и холодильник, всё же остальное, включая и мебель, оставили нашим друзьям.
Продолжение следует