В конце июня 1995 года, когда последние школьные каникулы, наполненные сельскохозяйственными работам, рыбалкой, купанием шли полным ходом, пришло письмо-повестка из военкомата.
Мы удивились, что как-то рано военкомат заинтересовался мною 16-летним, ведь еще впереди 11 класс, но мама предложила все же съездить в Нововаршавку и разобраться.
В военкомате представитель сообщил, что в районе по медицинским карточкам отобрали два десятка здоровых парней и им выпала честь поехать в парашютный лагерь.
Мне сразу пригрезилась приятная картина, как меня будут кормить, поить, учить, и потом я еще и прыгну с парашютом. Конечно, я согласен!
В середине июля у военкомата погрузили в автобус 15 подростков и повезли в р.п. Марьяновка, что в 50 км западнее Омска.
Там находился лагерь десантной подготовки из структуры ДОСААФ.
То, что это не лагерь отдыха, я понял сразу, как только мы выгрузились из автобуса. Лейтенант, глядя как мы, разморенные двухсоткилометровым переездом, лениво тащим свои пожитки, непонимающе смотрим друг на друга, не выдержал и рявкнул:
- Да что вы как беременные мухи ползаете? В шеренгу по росту слева направо становииись!
Мы в один миг взбодрились, кто-то из нас:
- А можно…
Паренек, видимо, что-то хотел уточнить.
- Можно Машку за ляжку, а у меня тут только – разрешите!
Я с грустью отметил, что начало случилось совершенно не таким, каким предвосхищал, но отступать было некуда.
Нас разместили в одноэтажном длинном здании, где были комнаты с местами на 4 человека.
Вечером общее построение, где выяснилось, что с четырех южных районов (Нововаршавский, Павлоградский, Полтавский и Русско-Полянский) собрали по 15 человек с каждого и таким образом сформировали два взвода курсантов для обучения прыжкам с парашютом.
Курс обучения рассчитан на 14 дней, 10 из которых теория: аудиторное обучение с плакатами, доской, ознакомление с устройством и принципом действия парашюта, практические – прыгать с муляжа, тренировать приземление, собирать парашют. Затем 3 дня отводилось на 3 прыжка с кукурузника (АН-2) с высоты 1000 метров. Последний день отводился на награждение и отбытие.
Быт и распорядок были максимально приближены к армейским:
· подъем в 7 утра, построение и перекличка
· туалет, умыться, почистить зубы
· пробежка и зарядка
· завтрак
· занятия
· обед
· занятия
· ужин
· отбой
Таким образом, днем посидеть, полежать в казарме на кровати не представлялось возможным.
Всем нам по 15-16 лет, все здоровые и крепкие ребята, кровь бурлит, и поэтому с первого же дня начались разборки: кто правее, круче, сильнее. Первую неделю после отбоя каждый вечер за казарменными стенами назначались стрелки, где один на один, деревня на деревню, район на район проходили баталии. Но! До первой крови, или кто первый упадет. Все боялись офицеров и были заранее предупреждены, что за неуставные отношения курсант будет с позором отправлен домой и деньги, оплаченные его родителями, пропадут зря. А деньги в размере 10% от путевки, действительно, оплачивались самостоятельно, 90% оплачивало государство.
Что касается боязни офицеров, то тут имели место быть армейские воспитательные моменты: опоздал на построение – упал и 50 раз отжался, болтал на занятии – поза думающего удава не менее минуты. Что за думающий удав? Это упор лежа на двух точках опоры: носки и локти на земле. По-современному – это классическая планка, как вид статического упражнения на пресс.
Я довольно быстро понял, что инициатива наказуема, и перестал спрашивать любознательно у офицеров все подряд, так как практически после каждого обращения получал в «награду» то отжаться, то присесть, то «удава».
Как я уже сказал, притирки и «терки» коллектива через неделю сошли на нет, и мы, объединенные общими занятиями, контролируемые офицерами, постепенно стали единым целым: 30 человек – взвод, как братья – все за одного.
Наступил первый прыжковый день. Нас вывезли в поле. А на улице обложной моросящий дождь и крепкий ветер. Ждали ослабление ветра до обеда, но ветер не стихал, и самолету не дали добро на взлет.
Второй день обрадовал с утра чистым небом и ярким солнцем. Построение, перекличка, процедуры, завтрак. Выезд в поле.
В самолете 8 посадочных мест плюс инструктор. Вот взлетела первая партия парашютистов. Было видно с земли, как пролетел самолет и восемь белоснежных зонтиков по очереди раскрылись высоко в небе. Они достаточно быстро приближались к земле в километрах трех от нашей позиции. А вот у двоих ребят выпустились вторые «зонтики». Это значит, что парни не «расчековали» ПЗ (парашют запасной), сработал прибор на высоте 300 метров и принудительно выпустил «запаску».
Система парашютов была такова: основной ты собираешь сам под наблюдением инструктора, а в самолете к парашюту крепится устройство, обеспечивающее выпуск основного купола. Твоя задача в том, чтобы выпрыгнуть из самолета, не ранее и не позднее трех секунд, самостоятельно дернуть кольцо, обеспечив раскрытие основного купола, иначе устройство это сделает за тебя. Далее на высоте 300 метров срабатывает вторая защита, но чтобы зря не раскрывать второй парашют, надо было снять с прибора контровочную нить, и тогда он при срабатывании не выбрасывал второй купол.
После приземления тебя осматривают на предмет сам ли дернул кольцо и не раскрывался ли запасной парашют. Ставят оценку за прыжок.
А вот и седьмой рейс – мой. Я уже знаю, что прыгаю в нем предпоследним – седьмым. Самолет взлетает, я оглядываю друзей. Все на нервах, но у всех улыбки. Шутим, кривляемся, а самим страаашно, аж ноги ватные. Начинаю сомневаться в себе, а вдруг от мандража ноги откажут, не дойду до двери, во стыдобища будет, но ничего – поползу тогда. Ведь так много ребят уже прыгнуло, и если я не прыгну – это же клеймо навсегда!
Загорелась лампа, и раздался ревущий гудок – это сигнал, что самолет набрал расчетную высоту. В иллюминаторе виднеются аккуратные клеточки полей, блестящие кляксы озер и зеленеющие пятна лесных околков, горизонт далек и в дымке.
Инструктор бесстрашно и привычно подошел и отрыл дверь. Шум от рева мотора усилился набегающим, шипящим ветром.
Инструктор показал знак, и четыре первых парня встали. Подошел к нему первый. Инструктор что-то крикнул ему в ухо и по-отечески похлопал по плечу. Парашютист присел и незаметно оттолкнулся, вывалился из самолета, а за ним потянулась веревка, вытаскивающая стабилизирующий маленький парашютик из его амуниции. Второй, третий, четвертый ушли.
Снова доза адреналина, потому что инструктор делает знак рукой. Мы встаем в том порядке, в каком должны прыгнуть.
Пятый, шестой, вот и моя очередь. Инструктор стоит прямо впритирку к двери, за которой ревет мотор, и ветер ждет, чтобы тебя, как щепку, размотать и закрутить.
Инструктор кладет свою руку мне на плечо.
- Готов? Пошел.
Толчок ногами, и, действительно, ветер только и ждал, чтобы развлечься надо мной. Завертело и закрутило так, что ни на каком аттракционе, ни до ни после не было и близко такого эффекта.
Мысленно считаю, как учили: «Двести двадцать один, двести двадцать два, двести двадцать три – кольцо!» Дергаю его, и ничего не происходит, как ожидалось сразу. Но вдруг перестает крутить, вертеть, резкий удар лямок в пах – это раскрылся купол, и я плотнее погрузился в комбинезон.
Далее по инструкции надо посмотреть вверх и убедиться, что купол правильной круглой формы и имеет однородную структуру, то есть без прорех.
Поразила тишина, словно ты не в открытом пространстве, а в тесной комнате.
Напоминаю, кричу друзьям:
- Расчекуйте ПЗ.
А звук такой, словно я в себя говорю, показалось, что звук вообще от меня не отошел.
Как оказалось, никто меня не услышал, хотя между нами было не более 150-300 метров.
Мне достался парашют старой модификации Д-5, а были еще Д-6. Отличались они стропами управления. На Д-6 можно было перед землей потянуть за стропы и развернуться лицом к набегающей земле, а на Д-5 двумя руками крест накрест хватаешь за две основные лямки и себя сам поворачиваешь и удерживаешь по ветру.
Вот уже земля рядом. Удар такой, что спружинил от него обратно (примерно, как спрыгнуть с высоты в 2,5-3 метра), ветер подхватил купол и меня, словно на парусе поволокло по земле. Начал скручивать стропы с одной стороны, купол принял неправильную форму, тяга ветра ослабла. Все.
По пути к месту дислокации встретил парочку хромающих друзей, они забыли отключить запаску, выпрыгнувший второй парашют стал мешать первому и эта конструкция ускорила и без того приличную скорость приземления.
А в месте расположения нашего полевого лагеря находилась делегация местной газеты. Журналистка подходила к одному, второму, но их ответы не впечатляли, слышу:
- Тут можно с кем-нибудь нормально поговорить?
- А это вам к Академику.
И машут в мою сторону. Да, за время службы приобрел себе такое звание в нашем взводе)))
Наговорил журналистке и стихами, и прозой, но впоследствии мало что вошло в итоговую статью.
Наступил следующий день. Мы с утра уже в полевом лагере. Задача на сегодня такая – совершить по два прыжка, так как первый день прошел вхолостую. Значит, надо успеть выпрыгнуть, приземлиться, собрать свой парашют и снова прыгнуть.
Снова прыгаю в седьмом рейсе седьмым.
В какой-то момент самолет приземляется и долго-долго не берет на борт новую партию парашютистов. Поднялся ветер, превышающий нормативный показатель.
Вот снова завелся мотор, самолет загрузил ребят и поднялся в небо.
Подошла и моя очередь. В этот раз все прошло в разы, на порядок спокойнее, чем в первый. Хорошо запомнилось, что пару минут прям покайфовал в воздухе: подумалось о реинкарнации, что некие субстанции душ витают тут же, рядом, а вдруг сейчас с другой душой соединюсь на время и эта другая душа даст мне свои воспоминания, а они окажутся из другой страны, из средневековья, например, а вдруг, я пойму, где же пропал без вести мой прадед?
А тем временем день уже давно перевалил за экватор, и офицеры сообщили, что уже не успеваем собрать свои собственные парашюты (а на эту процедуру, действительно, уходило час, полтора). Выдают такие же, но собранные кем-то другим.
Наблюдая, какие раздолбаи были в нашем взводе, поймал себя на мысли, что мне же может достаться парашют, собранный двоечником. А что, если в этом случае инструктор не доглядел? Что, если стропы сложены, но спутаны, а инструктор не заметил? А что, если какой-то дурак незаметно ножом порезал купол при укладке, так, по приколу?
С этими вопросами, не найдя ответов, я так и поднялся в самолет. Опять же, не мне одному такая замена перепала, но никто не ноет, не истерит, а значит, и мне не пристало.
Учитывая возможные сюрпризы при сборке кем-то моего нового парашюта, третий прыжок оказался не менее, а, наверное, и более волнительным, чем первый, но все прошло штатно.
И вот последний день в лагере. После обеда нас построили, стали вызывать пофамильно и выдавать значки и удостоверения третьеразрядников парашютного спорта.
Закончилась торжественная часть, лейтенант сообщил, что мы теперь на сто шагов ближе к элитным войскам – ВДВ, в отличие от наших сверстников, мы уже практически будущая элита войск. Хорошую речь выдал, прямо, действительно, захотелось поступать в Рязанское училище ВДВ.
Затем офицер поинтересовался, все ли успели налететь на наряд вне очереди за проступки и подраить уличный туалет?
Я, конечно, получал нагоняи, но в основном за чрезмерное любопытство, обошелся без уборки сортира. И только мне захотелось радостно сообщить, что я обошелся без этого наказания, как вдруг справа, курсант меня опередил.
Вот воистину слово – серебро, а молчание – золото. Я так и остался тем, кто не мыл туалет, а хвастливый курсант отправился отбывать повинность.
Почти 30 лет прошло с того лета.
И что я думаю? А ведь несмотря на то, что распалась огромная страна, а новая не понимала и определялась, как ей жить, несмотря на дичайшую инфляцию и стремительное нищание населения, несмотря на развал военной, медицинской, научной инфраструктуры, нам деревенским ребятишкам – последним детям СССР и первым подросткам России, досталось интересное детство. Где долго еще наследие великой страны защищало и оберегало нас от поползновений чуждых нам соблазнов, приоритетов, ценностей.
И в этом заслуга наших родителей, наших школьных учителей и даже тех грубоватых офицеров из лагеря десантной подготовки р.п. Марьяновка в 1995 году.