В этом возрасте мозги требовали интеллектуальных нагрузок, во всяком случае у нас с моей сестрой Татьяной было так. Мы затеяли создать рукописный альманах «Всячина» от словосочетания «всякая всячина».
На первой странице мы разместили анкету, которая состояла из 20 вопросов: от ваше представление о счастье, до ваш любимый писатель, художник, цвет и пища. Было интересно составлять психологический портрет испытуемого. Конечно, у нас не было психологических знаний, но даже на нашем примитивном уровне можно было какие- то выводы сделать. Кроме того каждый желающий мог написать в этом альманахе короткий рассказ, забавный случай из жизни, анекдот, рисунок. Часто друзья с интересом участвовали в этих опросах. Было интересно видеть как менялись ответы людей через несколько лет. Было интересно наблюдать, как эта традиция была продолжена нашими детьми.
Зимнюю сессию в институте я сдал. И снова начались занятия. Но лекций почему-то было всё меньше, больше делался упор на самостоятельные занятия. А и оставшиеся лекции были неинтересные, всё в пределах учебников. И группа была какая-то убогая. Не с кем было даже поговорить. Мне не нравилась перспектива. Вот кончу я историко-архивный институт, перейду из архивно-технических сотрудников с окладом 41 руб. в месяц в научные сотрудники, с окладом 80 руб. в месяц, потом лет через 20 в зам. начальника отдела, а может и в начальника отдела на 150 руб., а в конце жизни произведут в начальники архива – 200 руб в месяц.
Сидеть всё время в пыльных подвалах, составлять описи давно минувших дел. Меня такая перспектива абсолютно не радовала. Конечно оклад в 150 руб. или тем более в 200 руб. – это фантастические для меня деньги. Но даже это как-то не стимулировало. Нынешняя работа меня устраивала, я вошёл в коллектив, меня признали и даже эти мизерные деньги меня устраивали. Но институт на меня наводил тоску. И коллектив группы, и те знания, которые я в нём получал.
Конечно самостоятельные занятия – это хорошо, но под руководством хорошего учителя. А тут этого не было вообще. Заочное занятия для меня не подходили. Это возможно для человека, проработавшего по избранной специальности какое-то длительное количество лет, и решившего совершенствоваться, и забираться по служебной лестнице. Но у меня таких предпосылок не было. Я по инерции ходил в институт, отвечал на семинарах, сдавал курсовые. Наступило время весенней сессии. Я получил справку винституте взял на работе отпуск для сдачи экзаменов. Зачёты я сдал ещё раньше. Первый экзамен История средних веков. Достался вопрос что-то по «Салической правде» при короле Хлодвиге и по истории Руси. Получил четыре.
Так надоело заниматься, в Это время на экраны вышел фильм «Гамлет». Купил билеты и мы с мамой пошли в кинотеатр «Россия» Очень удобный зал, пол круто уходит вниз и впереди сидящие не мешают.
Вспоминаю этот просмотр – ошеломляющее впечатление. С первых кадров – грозные волны и музыка Шестаковича. Запомнился эпизод с флейтой, когда Гамлет предлагает сыграть на этом инструменте своим якобы друзьям Розенкранцу и Гилдестерну, а те отказываются. И Гамлет им говорит, что как же вы хотите манипулировать человеком, если даже на таком простом инструменте не можете играть. «Меня можно сломать, но играть на мне нельзя».
Я много раз вспоминал эту фразу, и в день сдачи следующего экзамена встал очень рано часов в 5. До сих пор я был пленником обстоятельств, и в школе, и после поступив в этот институт. Нужно что-то решать. Нравится мне, учиться в историко-архивном институте. Нет, не нравится. И я решил: я не пойду больше в этот институт. И вдруг как будто камень с меня свалился, и погода на улице прекрасная, и на душе легко и весело. Нет, история мне нравиться, я её не брошу. Но учебное заведение надо менять. Да, снова поступать. Но уже осознанно, и это моё решение.
Вся черновая работа лежала на нас - архивно-технических работниках, на Татьяне Познахирко и мне. Татьяна – рослая блондинка на голову выше меня, заканчивала третий курс нашего института. Мы подбирали материалы для доставки в читальный зал, на такси доставляли эти архивные документы на 2-ую Бауманскую, ежедневно обходили все хранилища, проверяя их состояние. Условия хранения документов оставляли желать лучшего. В хранилищах, особенно в подвалах, была повышенная влажность, особенно в хранилище на проезде Сапунова, через всё помещение проходили две огромные трубы. Трубы были настолько большими, что через них был перекинут мостик. Они были очень старыми, и существовала опасность их прорыва, поэтому был необходим постоянный контроль.
За Татьяной ухаживал один молодой человек, студент то ли МГУ, то ли МГИМО, симпатичный армянин. В течении зимы и весной он часто приходил к Татьяне и они подолгу разговаривали где-нибудь в хранилище. Начальству это не нравилось, и Николай Николаевич посылал меня за Татьяной. «Что она там так долго делает, пусть скорее приходит на рабочее место», - говорил он. У Татьяны был жених в Ленинграде и она переживала как она об этом скажет своему ухажёру Ашоту. Жених, Петухов Леонид, учился на последнем курсе института, и работал в ЛАМО, В июле состоялась свадьба. Татьяна уволилась с работы и уехала в Ленинград. Как сложилась её дальнейшая жизнь неизвестно. У нас появилась вакансия и начальство стало требовать нового работника из центрального архива.
К концу лета я окончательно решил бросить Историко-архивный институт и поступать в МГУ на исторический факультет. Работал я по специальности и с этой стороны у меня не было препятствий. За курсы нужно было заплатить 30 руб. У родителей денег я не мог брать. Решил продать свою коллекцию открыток, а если не хватит, то кое-какие книги. В антикварном магазине в «Метрополе» мою коллекцию оценили в двадцать руб. Приёмщик сказал продавщице: «Ну, завтра порадуешь коллекционеров». Конечно, мне было жалко свою коллекцию, там было много открыток, редких даже для этого магазина и несколько десятков отличных по качеству немецких. Не хватало ещё 10 руб. Пришлось продать несколько книг из серии ЖЗЛ и приключенческих.
На огромной территории МГУ на Ленинских горах (ныне Воробьёвых) долго искал административный корпус, им казалось небольшое здание почти у самого входа с проспекта Вернардского. В кассу была очередь, видно было много страждущих получить знания в МГУ. Узнал, что занятия начнутся через две недели в старом здании на Моховой. Было приятно идти по тихой аллее, по щиколотку утопая в желтых кленовых листьях. На душе было спокойствие и умиротворение: сделан первый шаг по намеченному пути.
В это же время к нам, наконец, перевели нового архивно-технического сотрудника со 2-ой Баумановской. Это был юноша на два года моложе меня – Фёдоров Юрий.
Когда мне перевалило за 50 лет, я составил список телефонов всех людей, которые мне могли позвонить. Я в это время занимался предпринимательской деятельностью – работал частным аудитором. Эта работа требовала полной отдачи и сосредоточенности. Нужно было в короткий срок проверить финансово-хозяйственную деятельность больших и сложных предприятий. Телефонные звонки меня отвлекали. Звонили в это время много и часто по пустякам, некоторые звонки были мне не нужны. Телефон был с определителем. Я все звонки фиксировал, но трубку часто не поднимал. Список получился большой, более, чем на 200 человек, в который вошли: школьные друзья, товарищи по работе, по институту, просто знакомые. При написании воспоминаний я просматривал этот список и подумал: кто же из этого многочисленного списка больше всего повлиял на мою судьбу или даже изменил её? И оказалось таких людей было, немного, всего 3 – 4 человека. К их числу относился и Юра Фёдоров.
Это был молодой человек, привлекательной наружности, выше среднего роста с голубыми глазами. И было в его манере поведения, жестах, разговоре какое- то обаяние, и спокойная уверенность. Он сын дипломата, родился во Франции в 1946 году. У него даже в паспорте в графе место рождения значится Франция Париж, а в графе национальность «фр» зачёркнуто и исправлено «русский». Они прожили в Париже десять лет. В особняке, где они жили, была комната с игрушечной железной дорогой, в которую они играли со старшим братом Виктором. Они иногда ездили с отцом в Булонском лесу на лошадях, обедали на одном из этажей Эйфелевой башни.
Но, вообще, жизнь семей дипломатов довольно замкнутая, масса всяких ограничений, тем более в то время. Потом их переводили в разные страны, в том числе в ГДР. Во всех странах, где работали дипломаты, при посольствах были школы, в которых дети дипломатов учились. Дети жили вместе с родителями за границей только до 16 лет. После этого они должны были жить только в СССР с родственниками или в специальном интернате для детей дипломатов.
У Юры была старшая сестра, под присмотром которой он и жил. В период нашего знакомства ему исполнилось 18 лет и в патронаже он уже не нуждался. В то время как Юра появился у нас, родители его работали в Афганистане. В школе Юра доучился до восьмого класса. Дальше учиться не захотел. Он ещё некоторое время походил в вечернюю школу, а потом и её бросил. Чтобы он окончательно не сбился с пути его устроили на работу в наш военно-исторический архив. Я, конечно, слушал его, широко открыв рот. Передо мной впервые открылась совершенно другая жизнь:
Франция, Париж, особняк, машина «Шевроле», на которой они с братом ездят, две квартиры. Он рассказывал это без всякого кичения и чувства превосходства. Это ведь для него была обычная жизнь, которой он жил с детства. Конечно, он был человек, уже достаточно поживший на родине и видевший всю разницу между той жизнью, которой он жил за границей, и тем как живут люди здесь. Но никакой стены между нами не было. Одет он был всегда просто, но с большим вкусом. Он и меня научил, что галстук должен сочетаться с носками, а цвет галстука соответствовать не только костюму и рубашке, но и дню недели или национальному празднику.
В первый день он меня спросил: «Где ты обедаешь?» Я повёл его к метро Дзержинская и угостил двумя пирожками с мясом. Он их съел, а потом сказал: «Коль, я так обедать не могу». И мы стали ходить в столовую на Большом Черкасском. Потом приноровились ходить в столовую Совета народного хозяйства на площади Ногина. Столовая там была великолепная. Большой зал, вход по пропускам, но так как наш архив помещался рядом со столовой, то мы проходили беспрепятственно. Особенно мне там нравились антрекоты и сочники. Это было дороговато, но мы укладывались в 90 коп, в столовой на Большом Черкасском было дешевле.
Первую получку Юра решил отметить в ресторане. Деньги мы получали в здании архива в Лефортовском дворце. Рядом с метро «Бауманская» находился ресторан «Парус». Потом то я понял, что это был самый обычный ресторан не высоко класса. Но для меня это был первый ресторан в жизни. Всё меня там поражало, белые скатерти на столах, бокалы, салфетки, тарелки, блестящие ножи и вилки. Музыка не из динамиков, а небольшой оркестр на эстраде. Мы взяли второе, бутылку сухого вина, подняли бокалы за его новое место работы. Он рассказал, что в Центральном архиве он работает с конца лета. Вместе с ним ещё человек 10 молодёжи.
Я с тем коллективом почти не контактировал. Приезжал, быстро перетаскивал пачки дел читальный зал и уезжал. Сначала работать в филиале на проезде Владимирова предложили напарнику Юры Фёдорова - Валере Пальникову. Но тот отказался: «Да там сумасшедшая работа, ты видишь как этот парень (этот парень - это я), носится как угорелый». Но Юра согласился. Потом, когда Юра рассказывал какая у нас работа, Валера очень нам позавидовал. Обедать мы позволяли себе иногда по три часа. Мы уходили проверять хранилища, где не было телефона, и где нас нельзя было проконтролировать и позволяли себе пойти по магазинам, сходить в кино. Конечно это получалось не всегда, нужно было знать меру. Позже, когда у нас в филиале сменилось руководство, нас иногда отпускали домой часа в 3.
Я для Юры Фёдорова, наверное, был тоже интересен. Во-первых, я умел слушать, во-вторых, много читал, и много знал, и знания были разнообразны. Вскоре он пригласил меня в гости. Жил он недалеко от метро «Универсиет» на улица Марии Ульяновой д. 16. Квартира была трёхкомнатная на восьмом этаже, семья Фёдоровых занимала две комнаты, в третьей жила семья тоже работников МИДа.
Сестра его Лидия жила в этом же подъезде на четвёртом этаже. Уже сама мебель говорила, что здесь живут люди совершенно другого уровня. На одной стене огромный персидский ковёр, под ним два кресла и журнальный столик. По другую сторону комнаты диван, тоже какой-то заморский сервант с необыкновенной посудой и небольшими восточными скульптурами. Другая комната - спальня родителей, огромная кровать, трельяж, большой шкаф, ещё какая-то мебель.
Расположились мы в первой комнате. Вскоре пришла сестра Юры с мужем. сотрудником КГБ. Сели играть в карты, потом пили чай. Вели светский разговор. Потом они куда-то засобирались и мы с Юрой пошли их провожать. Зашли в их квартиру. У них мебель попроще, но тоже импортная. На кухне стильный немецкий гарнитур. Так я побывал в другом мире. Потом я частенько заходил к Юре.
Тех денег, которые Юра получал в архиве, ему не хватало. Родители периодически присылали ему из-за границе одежду, обувь и деньги. Сам он не готовил, сестре было не до него, поэтому обедал он в ресторане. Рядом с ним на Ленинском проспекте находился ресторан «Кристалл» (впоследствии переименованный в «Гаванну»). В то время была очень удобная система: цены в ресторанах в дневное время были дешевле. Конечно, они были дороже чем в столовой, но людям с достатком вполне по карману.
Как-то нас отпустили пораньше и мы поехали к нему и по пути зашли в этот ресторан. К нам сейчас же подошли какие-то ребята, оказалось, Юрины знакомые по интернату, тоже дети дипломатов, как сейчас бы сказали «золотая молодёжь». Ничего золотого в них не было, только одеты они были модно и вели себя свободно, как завсегдатаи этого ресторана.
За время, пока Юра работал у нас в архиве, мы обошли почти все рестораны в центре Москвы. Сначала для меня каждое посещение рестораны было пыткой. Я не знал как себя вести, конечно, ножом и вилкой умел пользоваться, но там было много всяких неписанных правил, которые известны только тем, кто часто рстораны посещает. Юра, знаток этих правил, говорил: «Ты не зацикливайся на всех этих правилах, веди себя естественно, расслабься, ты пришёл поесть и немного отдохнуть».
Официанты, люди опытные, сразу отличали завсегдатаев ресторанов от новичков. Юра всегда был спокоен, доброжелателен, никогда не хамил, ничего не требовал, но и не заискивал, тем не менее, все его просьбы выполнялись. Конечно всё приходит с опытом. Я знал, что завсегдатаем ресторанов я не буду - денег таких нет, но что-то я у Юры почерпнул. Больше всего из ресторанов мне понравился «Метрополь».
Ресторан находился близко от нашей работы. Туда можно было забежать и попить кофе на втором этаже, в длинном зале с окнами на площадь Революции, что- то перехватить, на третьем этаже была парикмахерская, я там иногда позволял себе стричься с мытьём головы и укладкой волос. Но самой большой достопримечательностью «Метрополя» был Большой зал. Зал действительно был огромный более 500 кв. м. Когда мы туда пришли в первый раз, он был почти пустой. Сели за столик на двоих. Я сидел, не двигаясь, осторожно рассматривая зал.
Посредине зала фонтан. В зале установлены четыре больших фонаря. У основания каждого из этих фонарей четыре дивана, обитых красным бархатом. По всему залу множество столов. Юра сделал заказ. За соседним столом сидел морской офицер. Он уже заканчивал свой обед. На его столе стоял небольшой приёмник, из которого доносилась тихая музыка. Зал был в полумраке. Окон в зале не было. Свет шёл только со стеклянного потолка. Юра сказал: «Коля не напрягайся, откинься на спинку стула, будь как дома». И, действительно, обстановка была умиротворяющая. Это было моё первое посещение «Метрополя».
Ещё я завидовал Юриному умению знакомиться с девочками. Он проделывал это виртуозно. Он говорил: «Вот хочешь я сейчас вон с теми девицами познакомлюсь?». Он подходил, что-то спрашивал, потом они смеялись, и вот они уже обмениваются телефонами. Конечно, для этого прежде всего нужна уверенность в себе, если тебе отказали или проигнорировали – это не трагедия, не нужно конфузиться. И внешние данные, даже скорее одежда. Одежда должна быть качественной и хорошо сидеть. К сожалению, у нас в это время одежда шилась отвратительно.