27 августа 1963 года началась моя трудовая деятельность, которая длилась без перерыва 40 с небольшим лет.
Волновался, как меня встретят на этой работе. Маршрут несложный: по большому Черкасскому, переход через ул. Куйбышева и по Владимирскому пер. до первой арки налево. Большой внутренний двор, ещё раз налево через арку, двор поменьше и вот моя работа. Массивная дверь, тамбур и две небольшие комнаты. В первой комнате у окна девушка-блондинка Татьяна Познахирко, во второй три человека: мой начальник – Винокуров Николай Николаевич, Исаева Екатерина Алексеевна и Тамара (молодая женщина, к сожалению отчество и фамилию забыл, хотя она сыграла в моей судьбе в последствии очень большую роль).
В этой комнате один стол свободный, за него меня и посадили. Эта комната настолько маленькая, что человек буквально протискивается, чтобы пройти к своему месту. Стол начальника огромный, старинный, двух тумбовый, занимает пол комнаты. Сам Николай Николаевич тоже огромный, лысый, строгий, по возрасту ближе к шестидесяти. Исаева дама пожилая, работает в архиве с довоенных времён. Тамара весёлая женщина, замужем, ребёнок ходит в детский сад. Татьяна учится в нашем историко-архивном институте на третьем курсе, старше меня на два года. Вот и весь наш коллектив.
Всё это я узнал уже в первый день. Должность моя называется – архивно- технический сотрудник. В мои обязанности входит: при поступлении заявки из Центрального архива со 2-ой Бауманской, я должен достать из хранилища соответствующие дела и отвезти их в читальный зал. При поступлении архивных материалов из других архивов, рассортировать их и разложить в коробки по местам хранения. Если дело поступило не обработанное, т. е. на дело не заведена карточка, то пронумеровать это дело. Карточку на каждое дело (единицу хранения) заводят уже более опытные сотрудники архива, как правило имеющие высшее образование.
Во время войны большая часть архивных документов в 80 вагонах были эвакуированы Саратов и Барнаул. Оставшиеся документы оставались в Лефортовском дворце, сотрудники были переведены на казарменное положение. После войны архивные документы стали возвращаться в Москву. Ленинградский военно-исторический архив был закрыт и все его материалы были также переданы в Лефортовский дворец. Места не хватало и поэтому архивные документы стали размещать во временных хранилищах по всему городу. Так появился филиал военно-исторического архива, где мне предстояло работать.
Ещё до революции было предпринято несколько попыток ремонта и реставрации Лефортовского дворца, но ни одна из них не была доведена до конца. В 1947 году была предпринята ещё одна попытка. Были выделены деньги составлен проект реставрации. Решили даже восстанавливать часть кирпичных стен. Восстанавливали по старинным рецептам, для этого на территорию архива была завезена цистерна творога, который должны были добавлять для крепости в цемент. Многие сотрудники архива жили в помещениях Лефортовского дворца. Время было послевоенное, голодное. И сотрудники стали этот творог потаскивать и от этого творога почти ничего не осталось. Репрессий никаких не было, но от восстановление по старинным рецептам решили отказаться.
Наши временные хранилища были разбросаны по всей Москве, в основном в центре. В здании на Владимирском пер. было три хранилища, на Проезде Сапунова (ныне Ветошный позади ГУМа) тоже три, в здании Совета народного хозяйства РСФСР одно большое хранилище. Ещё одно большое хранилище, занимающее целый этаж в здании Главного архивного управления (ГАУ) на Пироговке.
Были и очень далёкие хранилища: одно на ул. Шота Руставели, другое в Лианозово. Такая разбросанность хранилищ давала относительную свободу нашим сотрудникам. Они, конечно, не злоупотребляли, по магазинам, которых в центре было множество, ходили. Если не было работы, то можно было готовиться к занятиям в институте.
В первые же дни наш начальник Николай Николаевич провёл меня по всем хранилищам, кроме самых дальних. От него я узнал, что здание по Владимирскому переулку принадлежит ЦК КПСС, вообще весь комплекс зданий, ограниченный ул. Куйбышева (ныне Ильинка), Владимирским пер., ул Разина (ныне Варварка) и Старой Площадью относится к ЦК КПСС. Раньше наш военно- исторический архив был в подчинении НКВД и наши сотрудники до сих пор пользуются Центральным клубом КГБ на ул. Дзержинского, когда там показываю какие-либо фильмы.
Меня однажды сводили в буфет ЦК, но мне там не понравилось. Хотя цены там были низкие, но при моём окладе в 41 руб. в месяц, пользоваться этим буфетом было дорого. Иногда наши женщины бегали туда, чтобы купить сайру, чёрную икру, сёмгу и другой дефицит. У меня, наконец, появились свои деньги. Но даже при той относительной дешевизне продуктов, их катастрофически не хватало. Мы с мамой решили, что я не буду давать деньги на общий стол, но на свои нужды буду тратить только свои деньги.
Обедал я на улице у метро Дзержинская, там продавали пирожки с мясом, очень вкусные, по 15 коп за штуку. Я покупал по два пирожка. Если очень хотелось есть шёл в столовую на Большом Черкасском. Брал салат, второе, и чай или компот. Я так наедался, что на занятиях в институте меня клонило в сон. Но эту роскошь я позволял себе редко.
С первой получки я купил маме плитку шоколада «Мокко», и повёл сестру Татьяну в столовую. На кафе и ресторан у меня не было денег. Столовая находилась на ул. 25 Октября, недалеко от ГУМа. Мы взяли салаты, суп харчё, два эскалопа, на всё это ушло 3 руб.. Столовая была быстрого питания, поэтому столы там были высокими, за которыми ели стоя. Но мы нашли низкий стол, сели поудобней, и стали насаждаться этими яствами. Так я отметил свой первый заработок.
Занятия в институте начались во второй половине октября. Группа была человек 20. Сейчас силюсь вспомнить хотя бы кого-нибудь из этой группы и не могу, какая-то безликая. Вспоминается один парень, он работал на заводе, и всё время хотел, что бы его заметили, всегда стремился отвечать первым, часто невпопад.
Однажды профессор Иллирицкий, который читал нам лекции по русской истории, спросил какую дополнительную литературу мы читаем, и этот парень сказал, что читает «Русскую Правду». Иллирицкий с презрением сказал: «Не занимайтесь ерундой. Лучше бы вы мои лекции читали». Меня это покоробило. Вообще, основная специализация Иллирицкого была истории КПСС. Видно в институте решили, заочникам не обязательно слушать специалистов по истории Руси, сойдёт и такой. Я на одном из семинарских занятий процитировал византийского «стратига», который положительно отзывался о воинах Святослава. Иллирицкий меня поправил: «Не стратиг, а стратег». У меня сразу пропало доверие к этому профессору, что это за специалист по истории России, если он не отличает древнегреческого стратега времён Перикла, от византийского военачальника Х – XI века, который именовался «стратиг».
Древнюю историю читала профессор Коган-Бернштейн. Рассказывала в основном о том, как она училась в Сарбонне и как была в Париже. О древней истории в основном всё по учебнику, скучно и неинтересно.
Заочники это студенты не второго, а третьего сорта. По немецкому языку на первом занятии нужно было прочитать наизусть какой-нибудь диалог. Я что-то оттараторил, и она потеряла ко мне интерес, т. к., видно, поняла, что ничего нового она мне за время учёбы не даст. На двух следующих занятиях мы стали разучивать какие-то примитивные немецкие песенки про зайчиков. С этих занятий я тихо смылся. Больше я на немецкий не ходил.
Я понял, что упор надо было делать на самостоятельные занятия. В историко-архивном институте наибольшее внимание уделялось вспомогательным историческим дисциплинам. К ним относились: палеография - изучающая историю развития письма, сфрагистика – дисциплина изучающая печати, геральдика – дисциплин изучающая гербы, хронология – изучает даты исторических событий, история государственных учреждений и некоторые другие дисциплины. И действительно, серьёзное изучение истории невозможно без знания этих предметов.
Вспоминается фантастическое произведение польского писателя Станислава Лема «Магелланово облако», в котором приведён пример хронологической ошибки при изображении на огромном панов в здании Академии Наук учёных прошлого, одетых в красочные камзолы, и в париках, едущих в трамвае. Когда появились трамваи, парики и камзолы уже не носили лет сто. Самый трудный предмет был – палеография. Кроме того, что все тексты были написаны на древнеславянском или церковнославянском языке, надо было ещё разобраться с буквами. В X – XIII веках писали т. н. «уставом» - буквы там были чёткие и более менее понятными, хотя всё предложение писалось в одно слово. Но эти тексты я ещё мог перевести. Но скоропись писцов XY – XYI вв для меня была просто головоломка. Но к концу первого курса с грехом пополам и эти тексты научился разбирать.
Конечно, и древнерусский и церковнославянский язык я не выучил, но к концу курса научился их различать. Зная как изменялся язык и как изменялось само написание, можно определить и дату создания документа, и к какому ведомству он относится. С остальными предметами- сфрагистикой, геральдикой и хронологией было легче. Было издано масса справочников, системно излагавших и описывающих и печати и гербы. Самый легкий для меня был предмет «История государственных учреждений» там было всё ясно: когда возникало министерство или департамент, когда упразднялось и куда переходили его функции.
По каждому из этих предметы нужно было писать курсовые работы и сдавать зачёты. По древней истории в зимнюю сессию был экзамен, по истории СССР тоже экзамен и написание курсовой работы. Тема работы была - «Революционные организации и кружки 20-30 г.г. XIX века». Решил отнестись к работе со всей ответственностью. Записался в Историческую библиотеку.
Библиотека находилась в непримечательном трёхэтажном здании в Старосадском переулке д.9. Работники библиотеки встретили меня очень доброжелательно. Узнав тему курсовой работы, помогли подобрать литературу. Работать в этой библиотеке было очень приятно. Тихий шелест страниц, ковры на полу, заглушающие шаги, свет настольных ламп - всё это создаёт возможность сосредоточиться. Чтение исторических документов, их стиль, позволяет почувствовать ту далёкую эпоху.
Очень помогли мне сборники документов в выпусках «Красного архива». Это были книги малого формата, в которых были выписки из полицейских отчётов о подпольной деятельности молодых студентов. После Декабрьского восстания 1825 года, в Москве и Петербурге ещё продолжалось революционное брожение среди студенчества. Создавались небольшие кружки, в которых обсуждались вопросы изменения существующего строя, свержения монархии. Практически все кружки были выявлены, участники арестованы и приговорены к длительным срокам заключения. Я так увлёкся этой работой, что чуть не пропустил срок сдачи. Последний срок был 27 декабря. Тогда компьютеров и принтеров не было, да и пишущая машинка была редкостью. Поэтому целую ночь перед сдачей переписывал свою курсовую набело. Хотя профессор Иллирицкий и похвалил мою курсовую за скрупулёзную работу с источниками, но поставил четыре, т. к. я отнёс произведение Герцена «Былое и думы» к литературе, а не к источникам. Но я до сих пор сомневаюсь, можно ли «Былое и думы» относить к источникам, тогда и «Войну и мир» Толстого нужно относить к источникам о войне 1812 года. Лев Толстой родился в 1828 году, и не являлся участником войны. «Севастопольские рассказы» ещё можно отнести к источникам, и то надо иметь в виду, что это всё же рассказы, а не отчёты и не донесения.
В конце ноября 1963 г. пришло сообщение: в Далласе 22 ноября убит президент США Джон Фицджеральд Кеннеди. Это была настолько неожиданное и шокирующее событие, что в него просто не верилось. К тому времени люди в СССР уже стали привыкать, что, конечно, Америка не друг, но и не такой уж злобный враг.
Наш Первый секретарь ЦК КПСС Хрущёв стал часто бывал за границей, встречался с руководителями иностранных государств, никто его там не убил и даже не съел. Бывал и в Америке. В Москве была интересная американская выставка. В свободной продаже появился журнал «Америка». Оказалось, что за границей живут такие же люди, со своими человеческими интересами, радостями и проблемами. Стали проводиться различные фестивали: Московский кинофестивал с 1959 г. Международный музыкальный фестиваль им. Чайковского в 1958 г., на котором первое место занял пианист из США Ван Клиберн. Приезжали на гастроли иностранные артисты: Ив Монтан, Шарль Азнавур, Жан Маре, много артистов из стран народной демократии.
И вдруг убийство, да ещё первого лица, и в такой благополучной стране как США. В прессе очень короткое сообщение, по телевидению ещё меньше. Но постепенно поток информации увеличивался, становились известны подробности. Официальная версия, которую озвучила «Комиссия Уоррены»: убийца Ли Харви Освальд, который некоторое время жил в СССР, стрелял с верхних этажей книжного склада. Произвёл три выстрела из снайперской винтовки. Причины так и не выяснили, т.к. Освальда на следующий день убил Джек Руби, человек связанный с мафией. И как говориться «концы в воду». Материалы следствия тут же засекретили. Потом были созданы многочисленные комиссии, которые выдвигали свои версии событий. В материалах «Комиссии Уоррена» было много нестыковок. Последующие комиссии выяснили, что выстрелов было не три, а шесть, и стреляли из разных точек. Первая пуля попала в шею и вышла в спину, вторая – в голову. Одной из пуль был ранен губернатор Техаса, сидевший впереди Кеннеди.
Некоторые доклады комиссий до сих пор остаются неопубликованными. Убийство Кеннеди легло в основу сценариев многих фильмов как у нас так и за рубежом. Написано много книг о загадочных обстоятельствах смерти Джона Кеннеди. Но до сих пор нет чёткого понимания причин, и не найдены заказчики и исполнители этого убийства.
На нас с сестрой эта трагическая смерть произвела неизгладимое впечатление. Я раньше не интересовался внешней политикой. Теперь еженедельник «За рубежом» стал моим любимым периодическим изданием, просматривал так же и другие газеты и журналы. Это очень помогло и в учёбе в институте, да и расширяло кругозор и заставляло, если встречались какие-либо непонятные термины, рыться в словарях и энциклопедиях.