Продолжение. Начало - 11-22.02.2024 г.
Этот последний рассказ особенно сильно затронул Николая, потому, что была у него троюродная сестра Лина, с которой и он сам и брат его Сергей учились в одной школе, хотя и в разных классах, дружили и всегда держались вместе. Потом решила она стать врачом, училась в медицинском институте и работала дежурной медсестрой в той самой больнице, о которой и шла речь в рассказе Анастасии Ивановны и Нины. Буквально за несколько недель перед войной, Лина вышла замуж за ещё одного школьного друга Николая, звали которого Юрием. Отцом его был известный своими работами юрист, преподаватель в вузе, и сам он тоже был юристом, работал в адвокатуре и преподавал. В первые дни войны он попрощался с друзьями, родителями, пообещал молодой жене, что обязательно вернётся, и пошёл добровольцем на фронт. Какое то время никаких известий о нём не было, потом он прислал письмо и фотографию. В письме он скупо писал, что воюет он на Чёрном море и всё у него благополучно. Сфотографирован он был в форме офицера морской пехоты, которую немцы знали как «черную смерть». Из под длинного козырька фуражки, низко надвинутой на лоб, сильно выступал вперёд, длинный, широкий и вообще весьма массивный, его фамильный нос, который и ранее был всем известной его отличительной особенностью, из-за чего его иногда бывало даже поддразнивали, на что он, впрочем, никогда не обижался, а сам начинал смеяться, и не просто как-нибудь там, а сильно и громко, что называется «ржать», издавая ещё при этом свистящие, и довольно неблагозвучные звуки носом, так, что его обычно сразу же оставляли в покое и больше уже не трогали. Еще из под козырька, прямо и пристально, но не сурово, а с обычной его, мальчишеской смешинкой, смотрели, хотелось бы даже сказать, сверкали, Юрины, близко расположенные к переносице глаза, и из под фуражки, по бокам её, выступали сильно топорщившиеся и мелко кучерявившиеся волосы. Больше ничего примечательного в облике запечатлённого на снимке не было, и выглядел бы он там не серьёзно, а скорее даже комично, если бы не видны были отчётливо на его мундире не только гвардейский значок, но ещё и боевые награды, и не только медали, а и два ордена, из тех, которыми награждали исключительно за личную доблесть. В то время, когда Советская Армия в основном либо «удерживала позиции», либо отступала, людей, награждённых за боевые заслуги, даже одним таким орденом, было немного, так что ясно становилось, что защищал своё отечество молодой адвокат отважно, «не щадя живота своего», так, как только и нужно было делать это порядочному человеку в такое тяжёлое для его родины время. После рассказа Николай долго не мог успокоиться и всё думал о том, живы ли его родственница и друг, а потом сел, и хотя очень не любил этого делать, написал письма всем тем, кто по его мнению, могли хотя бы что-то знать о близких ему людях и просил их черкнуть ему хотя бы несколько строчек как можно скорее.
Успокоился он только тогда, когда Лина сама прислала ему письмо, в котором написала, что и она и её, как она шутливо выразилась «дражайший супруг», более или менее благополучны. Во время тех событий, о которых ему поведали Анастасия Ивановна и Нина, её в городе не было, потому, что когда к городу подошли немцы, она вместе со своими подругами была направлена рыть на подступах к нему окопы. Жили они в это время в большом селе, расположенном неподалёку, и когда наши войска отошли, некоторое время прятались у местных девушек, с которыми вместе работали и успели подружиться. Зарабатывали себе на жизнь они в это время тем, что, все вместе, рыли в огородах местных жителей картошку и другие овощи, которыми те с ними обычно же и расплачивались. Когда она, наконец, вернулась домой и узнала о случившемся, то несколько дней плакала и никак не могла уснуть даже когда пила снотворные препараты. Юру, с его взводом, во время одного из десантов высадили ночью с двух катеров в укромном месте на берегу, откуда можно было надеяться незаметно пробраться вглубь занятой врагом территории. Готовилась большая и важная операция, и их задачей было, совершив многокилометровый марш, перед рассветом выйти в тыл укреплённой высоты, которую им нужно было взять. На расположенную на её вершине небольшую ровную площадку немцы при помощи тросов, талей и подобных приспособлений затащили две противотанковые пушки. Таким образом они могли контролировать всю, видимую отсюда как на ладони, прилегающую часть моря, или как говорят моряки «акваторию» и ту бухточку, на берегу которой предстояло высаживаться нашим главным силам, чьей задачей было разбить окопавшегося здесь противника, и освободить от него весь этот район. В условленное время, на рассвете, с моря к ней должны были подойти и высадившие их сторожевые катера. Одному из них ставилась задача обстреливать высотку из своего орудия, а второму, вначале действовать также как первый, а затем, при необходимости, имитировать высадку, немного в сторонке, за возвышающимися там скалами, за которыми их почти не было видно, и где их трудно было бы расстрелять из вражеских пушек. Таким образом, они отвлекали внимание и орудийных расчётов и охраняющих высотку, прилегающие окрестности и береговую линию стрелковых подразделений немцев, которые вынуждены были бы их контратаковать, на себя, и давали возможность своим товарищам начать штурм высотки внезапно. Как только вражеская батарея будет нейтрализована, к берегу подойдут десантные суда с главными силами, которые должны будут развивать успех наступления.
Высадили взвод «как всегда», то есть неудачно. Во-первых, из-за каких-то своих технических неполадок, катера в пути довольно существенно задержались и прибыли в нужный район с опозданием. Во вторых, намеченное точное место, где можно было подойти вплотную к песчаной косе, сбросить на неё сходни и более или менее благополучно выбраться по ним на берег, моряки найти не сумели. В результате высадили морпехов так, что они сразу же оказались по пояс в солёной морской воде. К высотке им пришлось, навёрстывая упущенное время, стараясь успеть до рассвета и не сорвать намеченную операцию, добираться почти бегом. Почти всё время они продвигались по каменистой почве, корням деревьев и лежащим там и сям на земле сучьям, таща на себе оружие, боезапас и другие, необходимые в этих случаях вещи. Из-за этого, да ещё из-за мокрых сапог, куда долго текло из намокшей одежды, почти все морские пехотинцы и Юрий в их числе, за время этого своего неблизкого пути в кровь разбили себе ноги. Высотка, до которой они, в конце концов, добрались, оказалась, по сути, сопкой, не очень большой и покрытой зарослями, но, ближе к вершине со всех сторон открытой, крутой и каменистой. От границы кустарника взбираться выше можно было только или со специальным снаряжением или по краю крутой каменной осыпи, которая начиналась от самого верха и дальше сползала по склону. Ближе к обговоренному с командирами катеров времени, взвод незаметно подтянулся к сопке, рассредоточился и укрылся. Внизу у сопки, с этой стороны немцев не было, потому, что нападения отсюда они не очень ждали, полагаясь на охранение вдоль береговой линии и на свои посты, расположенные на самой вершине.
Юрий решил, что правильно будет, если он, вместе с двумя бойцами, используя заросли как прикрытие, заберётся как можно выше, чтобы в нужный момент одним рывком одолеть оставшееся расстояние, двигаясь по самой границе осыпи. На ней ещё как-то можно было пытаться удержаться и не скатиться вниз вместе с камнями, которые в эти рассветные часы были ещё и влажными, и из-за этого скользкими. Ещё одна такая же группа должна была пробираться по кустам с другой стороны осыпи и в дальнейшем действовать также. Те из них, которые сумеют добраться до вершины, забросают врага гранатами и таким образом подавят их сопротивление. Остальные моряки должны были вначале снизу поддержать их огнём с разных позиций, чтобы ещё больше рассеять внимание врага и, по возможности, его деморализовать, а потом, оставив небольшое тыловое прикрытие, идти на штурм как бы вторым эшелоном.
План в целом, как будто бы удавался. Обе передовые группы, ползком поднявшись вверх и затаившись в кустах на самой их границе, ждали своего часа. Но когда Юрий, который оказался впереди всех, как следует там осмотрелся, то он понял, что они, скорее всего, попали в ловушку. Почти прямо перед собой, на фоне начинающего светлеть неба он различил торчащий в его сторону ствол пулемёта. Наверное, это было пулемётное гнездо, или он торчал из стрелкового окопа. Сейчас там было тихо и ничего больше не просматривалось, но Юрий прекрасно понимал, что при первых же выстрелах с моря, немцы, которые может быть и придремали немного, проснутся и тогда их шансы добраться до вершины будут практически равны нулю. Выход был только один, в считанные мгновения, при самых первых признаках тревоги, добраться до вершины и опередить врага. Подумав так, Юрий с сомнением посмотрел на свои ноги. До вершины с пулемётом на её краю оставалось не менее пятнадцати, а то и двадцати метров. Бежать надо было в гору, по осыпающимся и скользким камням. Стоило поскользнуться или же как-нибудь оступиться, или просто не успеть и это был бы совершенно ясно предопределённый конец и ему и его людям, которые на него рассчитывали и надеялись. В расквасившихся, разбитых сапогах и с растёртыми в кровь ногами, ему было конечно не добежать. Юрий, спортом, кроме детских лет, особенно не занимался, но человеком был собранным и физически крепким. Кроме того, он никогда не унывал, а решительность была у него в крови. Поэтому, он, сосредоточившись и обдумав ситуацию, стал осторожно, чтобы не поднимать ненужного шума, разуваться. Стащив сапоги и размотав портянки, какое то время шевелил пальцами ног, чтобы их немного размять. Почему-то в это время в его голову лезла озорная и, казалось бы, совершенно неуместная мысль о портянках, о том, что они сейчас уже скорее чёрные, а не белые, поэтому не отсветятся и врагу его не выдадут. От этих мыслей ему становилось смешно, и он едва сдерживался, чтобы не рассмеяться. Взяв себя в руки и мысленно пожурив за несерьёзность, Юрий стал осторожно, вглядываясь, сквозь ветви кустарника, рассматривать предстоящий ему путь. Далеко видно не было, но приблизительно до половины, он его, как мог, изучил и продумал, как ему бежать, на что можно наступать и что нужно будет перепрыгнуть. Потом взял в каждую руку по гранате, в правую руку за ручку, а в левую за корпус, ручкой кверху, чтобы легче было её перехватить, после того, как бросит первую и у него освободится рука. Больше двух гранат бросить он не рассчитывал, но ещё две гранаты у него были в карманах брюк. Автомат и кобуру от пистолета Юрий решил оставить в кустах, чтобы они не помешали его манёвру, а сам верный свой ТТ и ракетницу, которая была с ним, засунул за пояс сзади.
Подготовился он вовремя, потому, что уже буквально в следующие минуты на море, за сопкой взревели моторы и оттуда раздались выстрелы пушек. Это катера, подкравшись незаметно ближе к берегу, пошли в атаку. Ни мгновения не раздумывая и не мешкая, Юрий выдернул чеку из гранаты и понёсся вверх, по намеченному маршруту. В другой обстановке такое зрелище было бы просто комичным. Полусогнутая, босая фигура, в развевающейся, расстёгнутой тужурке и с подвёрнутыми штанинами, чем-то похожая на летучую мышь, с разведёнными в стороны руками, выглядывающими из карманов и топорщямися в стороны ручками гранат, молча, но при этом, страшно сопя и шумно выдыхая воздух, перепрыгивала с камня на камень огромными прыжками. За считанные секунды, как некая чёрная молния Юрий промчался большую часть пути, и нелепо размахнувшись, швырнул гранату точно в пулемётный окоп.
Этот его «танец молодого кенгуру», как наш герой сам потом его называл, рассказывая об этом эпизоде своей боевой биографии и меткое попадание, собственно и решили исход боя. Когда Юрий, перемахнув невысокий бруствер, плюхнулся в развороченный окоп и, бросив в маячившие впереди фигуры вторую гранату, наконец-то что есть мочи заорал - За мной!, его люди уже вовсю карабкались в гору и скоро были рядом с ним. Выпустив ракету и дав сигнал сторожевикам о прекращении огня, чтобы те не расстреляли их самих, они быстро очистили и обезопасили высотку, обеспечив высадку подходившего на своих плавсредствах большого армейского десанта. Несколько человек всё же погибло, были, конечно, и раненые. Юрия в этом смысле судьба миловала, но он разбил себе ноги в конец, повредив во время своего рывка босиком по камням и сухожилия и кости ступней.
В горячке боя он этого не замечал, но когда всё кончилось и надо было спускаться вниз, без помощи товарищей он сделать этого уже не смог. На катер его отнесли на руках. Потом в госпитале его подлечили, но не совсем удачно и его хотели комиссовать и отправить в тыл, от чего он категорически отказался. «За проявленное мужество и героизм» ему вручили ещё одну награду, и теперь у него было три боевых ордена и две порядочно деформированные стопы. Из-за этого, он теперь мог ходить, только изрядно пришаркивая обеими ногами, и носить обувь как минимум на три размера больше чем прежде, и сапоги, в которых щеголял, пока добивал врага, и затем в гражданской жизни. Внешней красоты и грациозности это ему понятным образом не добавляло, но нисколько не трогало и не смущало ни его самого, ни его близких, ни всех тех, кто его хорошо знал и поэтому ценил, ни его учеников, которых в последующие годы у него было много.
Продолжение следует.