Недавний случай.
Захожу в университетскую столовую перекусить. Сажусь за столик, кушаю.
И тут замечаю за соседним столиком знакомое лицо. Присматриваюсь и… бледнею от испуга.
Моментально, словно попав в портал времени, проваливаюсь в свое детство. 90-е годы, огромная школа на окраине города, серое здание, потертые парты. То ли 6, то ли 7 «В» класс.
Идет скучный обычный урок. Вдруг учительница прерывается и обращается ко всему классу: «Ребят, хотела с вами поговорить: в соседнем классе учится Таня Алиева (имя и фамилия мною изменены). И ее там ребята просто загнобили, затыкали, к ней такая сильная агрессия и ненависть с их стороны, ей просто невозможно там учиться. Вот, хочу спросить: а если перевести ее в ваш класс? Вы все же не такие жесткие ребята, у вас полегче в классе». В ответ на вопрос раздался какой-то невнятный гул по классу, в котором можно было различить фразы типа «да мы не против, пусть переходит, ну а чо такова». Учительница довольно покивала головой и продолжила урок.
Спустя время она же посетовала нам на перемене: «Что ж, предложила я Тане Алиевой перейти в ваш класс. Говорю, там тебе будет полегче, ребята не такие агрессивные. А она, представляете, говорит мне: «Но ведь «В» класс не такой сильный по математике, как мой». И… отказалась!». Учительница искренне недоумевала от такого ответа девочки.
Сейчас, спустя время, я понимаю, что ребенок в своих приоритетах опирается на ценности родителей, на их мнение. Значит, в семье девочки была жесткая позиция, что знания – на первом месте. Это самое главное, самое важное. Значимее, чем комфорт или дискомфорт ребенка в школе, отношение к нему других детей, его статус в классе и прочее подобное. На столько важнее, что ребенок добровольно отказался принять помощь от неравнодушного взрослого и остался в классе, где подвергался откровенной жесткой травле со стороны одноклассников.
Это очень распространенная позиция родителей по отношению к детям: главное – учись на пятерки. А то, что у ребенка трудности в целом с социализацией, слабые коммуникативные навыки, нет в классе друзей, он одинок, «изгой», подвергается ежедневно травле со стороны детей – так это «пусть сам учится решать свои проблемы», «сам виноват» и, конечно же, «это укрепит его характер и сделает сильнее»…
И сейчас это воспоминание из детства словно ошпарило меня. За соседним столиком сидела женщина среднего возраста, с длинными, заколотыми в скромный хвост темными волосами, скромное длинное платье то ли «училки», то ли «старой девы». Объективно почти красивое лицо с правильными чертами, без капли косметики. Та самая отличница Таня Алиева. Но при этом ее движения, осанка, выражение лица, весь вид в целом – все говорило, нет, даже кричало и вопило, что эта женщина крайне неуверенна в себе, зажата и «забита». Прилипшая к лицу, словно вросшая в него, «маска жертвы травли». Такое выражение лица бывает у человека, который очень долго, изо дня в день, подвергался насмешкам и издевательствам окружающих. Напряженное лицо, поднятые спазмированные брови, опущенные вниз глаза, страдальчески опущенные уголки губ. Фигура зажатая, плечи и голова опущены вперед, движения скованные. За все время, пока женщина ела, она не разу не подняла глаз и не оторвала взгляда от тарелки. Словно привычно ожидая агрессии даже здесь, в столовой, среди незнакомых чужих людей, которым в принципе не может быть до нее дела. Некоторые люди начали с любопытством поглядывать на странноватую женщину. Вела себя она действительно необычно. Поев, также не поднимая глаз, она скованной неестественной походкой направилась к выходу. Это был практически карикатурный образ человека-«изгоя».
Весь вид повзрослевшей Тани говорил о том, что даже сейчас, спустя двадцать лет, она продолжает быть той затравленной и забитой девочкой из «Б» класса. Что эта роль так крепко «проросла» в ней, что повлияла на всю последующую жизнь. Что это давно даже не роль, а часть личности Тани, то, что определило ее судьбу.
То ли с состраданием, то ли с ужасом, я смотрела вслед удаляющейся сгорбленной фигурке Тани. Я поняла, что за все эти годы она так и не смогла вырваться из этой детской школьной травмы. Что никто из взрослых так ей и не помог.
… И разве сейчас для этой женщины с разрушенной личностью и сломанной судьбой важно, какая оценка была у нее по математике в детстве? …
Первым моим желанием было все бросить и догнать и поговорить с Таней. Но я никак не могла сообразить, что могу я ей сказать, не испугает ли, не отпугнет ли ее такое резкое и нахрапистое поведение со стороны незнакомого человека. В тот момент я не решилась побежать за ней, как-то растерялась от столь неожиданной и драматичной встречи.
И теперь считаю, что это было ошибкой. Лучше было бы попытаться с ней установить контакт и получить отказ, чем даже не попытаться…
В социальных сетях Тани не было, больше я ее не встречала.
Так на мгновение я соприкоснулась с чужой жизнью, судьбой, получив важный урок на всю дальнейшую жизнь.
