Осенью 2023 года в парижской Опере Бастилии состоялась премьера вагнеровского «Лоэнгрина» в интерпретации Кирилла Серебренникова. Прославленный отечественный режиссер поставил спектакль о бесконечной и неистребимой войне.
«Лоэнгрин» Серебренникова был одной из самых ожидаемых премьер музыкального сезона 2023-2024. Можно констатировать, что в последние годы Серебренников обрел статус крупного оперного режиссера. Его относительно недавние[1] «Парсифаль» в Венской опере и «Нос» в Баварской уже вошли в историю. «Лоэнгрин» собран не так идеально, как упомянутые выше шедевры, прорисовка некоторых характеров (Ортруда и Фридрих фон Тельрамунд) небезупречна, даже смазана. Но все же при некоторой уязвимости и запутанности отдельных элементов конструкции общая сюжетная канва спектакля, скорее, последовательна и логична. И очень страшна.
«Лоэнгрин» Серебренникова — страдальческое свидетельство времени, охваченного неврозом войны. Неврозом — в медицинском понимании слова. На войне погиб брат Эльзы Готфрид, что непоправимо отразилось на психическом состоянии девушки. Сознание Эльзы — безграничный океан травм, проекций, тревог и грез. Она верит, что брата можно вернуть. Эта иллюзия держит на плаву, она же перемалывает психику в труху. Спектакль Серебренникова — про то, что есть вещи непоправимые. Непоправимые настолько, что их не дано осмыслить и принять. Происходящее на сцене — преломление тяжело травмированного состояния Эльзы, полудрема ее разума и монументальный слепок общего милитаристского безумия.
Распад сознания Эльзы явлен Серебренниковым и визуально. Помимо исполнительницы партии (Йоханни ван Оострум[2]) по сцене курсируют еще две Эльзы, актрисы миманса. Романтическое двойничество (тройничество). Одна из Эльз абсолютно нагая. Обнаженная плоть, оголенный нерв, полная беззащитность. Движения у Эльз издерганные, беспорядочные, невротически рассредоточенные. Слом психики, изломанность жестов.
Брат Эльзы Готфрид воцаряется на экране[3] во время нежнейше сыгранного оркестром вступления (дирижер Александр Содди). Мы сразу понимаем, что Готфрид — центр спектакля, его молчаливое присутствие определяет все. Молодой, утонченный красавец в черно-белом видео по-лебединому взмахивает руками и на пике оркестрового экстаза прыгает с мостика в озеро. Со стереотипной для «Лоэнгрина» лебединой айдентикой Серебренников работает изобретательно и искусно. Например, мы видим двух артистов, у каждого из которых к спине прикреплено по лебединому крылу. Все в серебренниковском «Лоэнгрине» разъединено и разомкнуто. Пространство раздроблено режиссером на кадры, поделено на небольшие участки, жестко сегментировано, как в тюрьме (тема для жизни и творчества Серебренникова совсем не проходная). Никакой целостности и гармонии. А в третьем действии на сцене появляется протез, артефакт войны, в которую вовлечены (кто физически, кто эмоционально) герои. Лучший символ мира, разорванного в клочья, жизни, не поддающейся ремонту.
Помещение, в котором обитает Эльза, убивает. В одном из напряженных эпизодов стены начинают сдавливать Эльзу со всех сторон, так мозг порой берут в тиски болезненные, навязчивые мысли. Выхода из этого сумеречного тупика не просматривается. Цветовое решение спектакля не подразумевает света и теплых красок, сцена оккупирована мраком или же его побратимом — полумраком. Редкие объекты (кольцо, напоминающее о тетралогии Вагнера, и христианский крест) пылают неестественным, негреющим неоном.
Брат Эльзы — лишь одна из жертв нескончаемой войны, которую с диктаторским упоением ведет германский король Генрих Птицелов. Рутина военного времени в спектакле не ужасает и шокирует, а угнетает и вгоняет в тоску. Генрих (Кванчул Юн) — холодный, самодовольный и циничный правитель, без признаков эмпатии: все его поступки регламентированы протоколом и расписанием. В его словах и жестах нет ничего человеческого. Военный госпиталь Генрих посещает не для того, чтобы приободрить солдат, а потому что так надо, для галочки. Война стала обыденностью, и все с этим примирились.
Не пренебрегает Серебренников и ассоциативными намеками на отечественные реалии[4] (от них не сбежать при всем желании). Так юркие королевские герольды во внушительных шлемах похожи на вездесущих молодцов из Росгвардии. Но самые принципиальные враги Эльзы (что в либретто, что в режиссерской версии) не они, а Фридрих (Вольфганг Кох) и Ортруда (Екатерина Губанова). Психиатры, лечащие «врачи» Эльзы. Характер взаимоотношений этой странной парочки с пациенткой, глубинные причины их антагонизма Серебренниковым не прояснены до конца. То ли режиссер сознательно размывает мотивировки, то ли эта часть постановки не придумана Серебренниковым в должной мере. Кто, собственно, Эльза для Ортруды и Фридриха, почему они над ней издеваются с таким с изощренным рвением, скатываясь к методам карательной психиатрии? Можно, конечно, списать все на травматическую проекцию Эльзы и предположить, что Фридрих и Ортруда — вынесенные из подсознания родительские фигуры авторитарного калибра.
Во втором акте Эльза ходит обритой налысо, как узница: к ней явно относятся без особой заботы. А в финале второго действия санитар резко и беспардонно выключает в палате Эльзы свет. Все, отбой, конец света. Эльза тут ничего не решает, она лишь объект, тело, в которое можно втыкать капельницы. Момент резкого погружения во тьму идеально координируется с финальными тактами музыки.
Возможно, искать рациональные причины воли к жестокости со стороны Фридриха и Ортруды и не следует, а Серебренников воссоздает образ зла par excellence. Зла без повода и причины. Пасмурная сущность Ортруды отражена и во внешнем облике. Екатерину Губанову Серебренников превращает в ледяную, готическую красавицу. Черная одежда, до неестественности белое лицо, на голове странный, спутанный, как мысли Эльзы, венец из проволоки. Даже в пленительный тембр Губановой вторгается нечто угрожающее, опасное. Энергозатратный вагнеровский вокальный стиль она (как и весь состав[5]) выдерживает на самом высоком уровне, без сбоев.
К «Лоэнгрину» Серебренникова можно предъявить определенные претензии, вопросы к интерпретации действительно есть. Но одна сцена постановки кажется мне безоговорочно великой. Самое начало третьего акта, из ямы несется по-вагнеровски решительная и напористая музыка, переходящая постепенно в свадебный хор (его знают все, даже самые удаленные от академической музыки люди). Оркестровое вступление Серебренников монтирует с кадрами военной атаки, а на свадебном хоре вводит поистине гениальную сцену. Полная ослепительной патетики[6] музыка соединена в спектакле с поспешным бракосочетанием военных (кто-то потерял руку, кто-то ногу, кто-то передвигается с помощью костылей). Молодожены со своими возлюбленными торопливо фотографируются на фоне ковра с изображением лебедя и отправляются восвояси. Ковер на стене — явный маркер российской действительности.
Если мужчины в «Лоэнгрине» безропотно идут на войну, то женщины оказываются способными даже на своеобразный, пассивный протест против тотальной мобилизации и устраивают акцию. Во втором действии, хористки бродят по подмосткам в черных, вдовьих одеяниях и прижимают к груди портреты погибших мужей и сыновей.
Но кем же оказывается титульный герой? Лоэнгрин (Петр Бечала) Серебренникова несет в себе черты обыденные, почти обывательские. Не герой и не антигерой, один из многих. Даже кульминационный рассказ Лоэнгрина из третьего акта пропевается как-то аморфно (отстроенный, упругий, как железный прут, голос Бечалы безукоризненно совпадает с партией). Стертость образа Лоэнгрина, почти пустота, позволяют насытить персонажа любым содержанием.
Лоэнгрин быстро, назло Фридриху и Ортруде, добивается популярности: толпа салютует ему с пылом и энтузиазмом. Лоэнгрин Серебренникова — воплощение чаяний народа о герое, эфемерная греза, патриотический фантом. В голове Эльзы этот невыразительный Everyman предстает подлинным спасителем. Она его боготворит, стремится совпасть во всем. В момент первого появления Лоэнгрина Эльза, беззвучно шевеля губами, как бы для себя, пропевает с ним текст. Лоэнгрин — часть Эльзы и ее болезненного внутреннего бытия. На Эльзе в третьем действии платье белого, свадебного цвета. Наряд Эльзы словно сделан из бумаги (дизайн костюмов разработан Татьяной Долматовской). Ранить, уязвить Эльзу, надорвать душу этой трагической невесте, почти виллисе, так же просто, как разорвать бумагу. Но отныне у нее есть защитник и жених!
Рыцарь Грааля связан для Эльзы с мечтой о другой жизни и бегстве из больницы, с надеждой на обретение простых (иногда и не слишком здоровых) человеческих радостей. Так Лоэнгрин предлагает Эльзе закурить, и затягивается она, надо сказать, с наслаждением. Вот она, свобода, после пресного больничного прозябания. Но долго ли продлится эта свобода и реальна ли она вообще? Ответ слишком очевиден. Лоэнгрин исчезнет (а был ли рыцарь?), Эльза навсегда останется заточенной в собственной душевной травме. Никакого хорошего исхода ни для Эльзы, ни для военизированного общества не просматривается.
Безотрадный итог окончательно оформляет третье действие. Оно разворачивается на фоне картин тотального разрушения и разухабистого буйства Танатоса. На авансцене штабелями разложены угрюмые черные пакеты для трупов. Апофеоз войны. Из одного из пакетов в концовке «восстанет» из мертвых, смертию смерть поправ, Готфрид.
Серебренников в «Лоэнгрине» предостерегает: архаический культ героического формирует религию войны и подавляет у людей волю. Ибо одаряет ложной иллюзией, что кто-то придет и в одночасье исправит нашу жизнь. Но никто никогда не придет и не исправит. Никакого небесного рыцаря ждать не стоит. С жизнью каждому из нас придется справляться самому.
[1] Оба спектакли сделаны Серебренниковым во времена, когда режиссеру не разрешалось выезжать из России (2021 год). Соответственно, при работе возникали дополнительные производственные и коммуникационные препятствия, помноженные, помимо всего прочего, на логистические трудности периода пандемии.
[2] Певица исполняла партию Эльзы и в Москве. Примечательна дата премьеры «Лоэнгрина» в Большом театре — 24.02.2022.
[3] Серебренников, преуспевший и в кинематографе, тонко и глубоко умеет работать с видеоматериалом. В «Лоэнгрине» во время длинных оркестровых эпизодов видео помогают достичь динамики действия и восприятия.
[4] Кстати, и сама базовая коллизия оперы, строящаяся на невротизирующей фигуре умолчания, очень соединяется с нынешней российской ситуацией. Ключевая проблема сюжета — табу, наложенное на некоторые темы и даже слова.
[5] У «Лоэнгрина» в Опере Бастилии два состава. В рецензии разбирается доступная в Интернете видеотрансляция (дата обращения: 24.12.2023).
[6] Весной 2023 года в Баварской опере была поставлена «Аида» (режиссер Дамиано Микьелетто). Знаменитый триумфальный марш итальянский режиссер превратил в картину награждения инвалидов войны. Музыка Верди обретает благодаря визуальному обрамлению семантику прямо противоположную и звучит почти как Реквием.
Петр Воротынцев
#вагнер #кириллсеребрянников #опера #театр #формаслов