Мда, ну и ушиблась я с выбором работы. Именно ушиблась, никакой опечатки: прихожу к семи, ухожу в полдевятого. Жизнь под аккомпанемент бормашины, истошных визгов пациентов, а иногда и докторов, и непередаваемые ароматы кариеса и пульпита.
В общем зубы, зубы, зубы. Поход в магазин - развлечение, поездка на транспорте ( на работу хожу пешком) - событие, такими темпами и последний путь станет настоящим путешествием.
Прямо как в прошлом году. Не была на кладбище давно, можно сказать, соскучилась. По ней, по любимой тётушке.
Антонина Вячеславовна дамой была потрясающей. В том смысле, что от неё трясти начинало минут через пятнадцать. Чертовски умна, убийственно саркастична, прямолинейна, как кратчайший путь по известному адресу. Уж если вы, батенька, дур#к, то зачем вас обнадёживать? Вот Антонина Вячеславовна и не обнадеживала никого, говорила, как есть.
Вот это "как есть" зачастую действовало, как лекарство: мерзкое, горькое, но после него выползаешь, выкарабкаешься из любой житейской передряги. А если под лимонную настойку, готовить которую тетушка была превеликой мастерицей, то можно было пережить практически все!
Уходила тяжело, знала, что не поправится, но переживала не об этом. Беспокоилась о том, что с ней много возни:" Моя старая опа твоим ногам покоя не даёт!" Ещё в силах была отпустить шутку о влиянии задницы на цвет лица. Ещё в силах была подбодрить и дать подробные указания насчёт своего погребения:" Понимаешь, тут, в этой чертовой больнице, за меня решают всё: что есть, сколько раз вставать. Даже пернуть могу только после разрешения врача! Похороны - последнее, что могу сама. Прости, что это ляжет на твои плечи".
Я улыбалась, кивала и с ужасом думала, чем буду латать ту рваную дыру в душе, которую оставит тетин уход.
Умирала на моих руках. И последние слова были:"'Не ссы, прорвёмся".
На похоронах - только близкие друзья. Вместо " Реквиема" самые светлые произведения Моцарта. На аккуратном фото ей всего 45, взгляд с прищуром, ироничная усмешка. Вот точно с такой сказала сбрендившему на почве мужского климакса соседу, что он - старая клизма и не жену ему надо искать, а похоронную контору.
Прошлым летом еле вырвалась к тётке на кладбище, буквально оставив куски своей тушки в дверях родного учреждения. Ехала в автобусе и с тревогой представляла, в каком виде обнаружу дорогую могилку. В тяжёлом рюкзаке - краска, кисти, перчатки, старые спортивки , футболка и панама.
Кладбище встретило солнечной тишиной. Где- то тенькала птица, шумели сосны.
Для меня это - место успокоения, здесь есть время и возможность сесть и подумать. Или просто бездумно впитывать эту ласковую тишину и серьезное, какое- то настоящее спокойствие.
Переоделась, в ближайшем ручье набрала в ведёрко воды, протёрла памятник, надгробие и скамейку с маленьким столиком, подновила оградку. Достала маленький шкалик с лимонной настойкой и горсть орешков - любимая тетушкина закуска. Проглотила ком в горле: так больно, так странно: тети нет, а настойка, сделанная её руками - есть. Пока есть. Налила в пластиковый стаканчик, пригубила. То ли солнце было слишком ярким, то ли организм привык дышать зубной пылью и дезинфектантами, а не свежим воздухом, то ли не фиг пить на голодный желудок - но глаза заволокла мутная пелена. А дальше я ничего не помню.
Очнулась под стрекот кузнечиков ( предположительно). Стояла дивная, чудная туманная кладбищенская ночь. Голова болела. Во рту - ядрёный лимонный вкус пополам со спиртом. Хотелось пить , домой и в ванную.
Блин, вот это уснула! Или упала в обморок? Да какая теперь разница! Надо выбираться. Сдуру решила переодеться, а то в спортивках и заляпанной краской футболке как- то перед усопшими неудобно. С памятника мне ухмылялась тетушка, дескать, хороша ты мать!
Переодеваюсь, никого не трогаю. Стою, как Гюльчатай, в легком белом платье и спортивках и чувствую, что на меня смотрят. Резко разворачиваюсь, отчего шифоновый подол облаком взвивается вокруг ног и вижу: обморочного цвета мужик с большущей охапкой явно кладбищенских цветов сидя отползает в сторону туманного будущего:
- Ты кто?
- А ты как думаешь? Почему- то столь невинный вопрос вызвал у бедолаги нешуточное намерение брякнуться в обморок. А меня заколотило. Ненавижу кладбищенских воришек. Понимаю, что усопшим всё равно, но цветы с памятников пропитаны скорбью и болью живых. Как можно потом ими торговать? Ну, мужик, ты попал! Не зря я в школьном театре ведьму играла.
- Холодно - то как! ( А вот тут не вру: верх в платье озяб нешуточно) Согреешь? Игриво подмигнула левым глазом, на котором явно потекла тушь. И потягиваюсь, хрустя остеохондрозом, как смерть костями.
Тьфу, кисть забыла в рюкзак кинуть, выбиваюсь из образа. Привидение-маляр, блин! Надеюсь, спортивки не просвечивают, а то полный сюр получается.
- Может, не надо, а?!
- Как это не надо?! Совести у тебя нет.
- И не было, - согласно кивнул мужик. Про цветы он давно забыл. Прямо приятно, видимо, я очень убедительна:
- Ты чего?!
- Ничего, есть хочу и домой.
- Кого есть, куда домой? Мужик приглушённо взвизгнул и затих.
Пульс в норме, дыхание есть. Зато человеку карму почистила, не будет на чужом горе наживаться.
Недалеко белел тетушкин памятник. Выглянула луна, осветив надпись:" Было забавно!" Ну, тёть, ты и оттуда шутишь!
А домой добралась на такси.
Всем добра!