Даже не зная подробностей всей биографии коллекционера Эдварда Джеймса, понять, что он за человек, можно по одному его поступку: на своём ковре он запечатлел следы мокрых ног своей возлюбленной — танцовщицы Тилли Лош.
«Эксцентричным можно быть помимо своей воли. Это то, с чем человек рождается» — говорил Эдвард Джеймс, британский миллионер и щедрый покровитель сюрреалистов. Сальвадор Дали считал его «безумнее, чем все сюрреалисты вместе взятые». Так же безумно, как современное искусство, Джеймс любил австрийскую танцовщицу Тилли Лош. В 1931 году они поженились, прожитые (пусть и недолго) годы с возлюбленной Эдвард называл самым романтическим временем в своей жизни.
История появления следов прозаична: однажды утром Тилли выбежала из ванной босиком и вбежала вверх по винтовой лестнице с ковром. Но за этой непосредственностью Эдвард (как человек неординарный) увидел личное произведение искусства. Тогда же он заказал ковёр с вышитыми следами Тилли. Необычное изделие как нельзя лучше вписалось в эклектичный интерьер Монктон-хаус, семейного поместья, которым владел ещё отец Эдварда.
Преобразовать дом в английском стиле Джеймсу помогал Сальвадор Дали. Два эксцентрика как следует напроказничали в чопорном и унылом охотничьем доме. Художник сделал комплимент коллекционеру, сказав: «Эдвард такой же неутомимый в своих безумствах, как и я». Совместным творчеством остались довольны оба.
Сдержанные тона кирпичной кладки и плитки дома приобрели яркие цвета, дымовая труба превратилась в башню с часами, показывающие не время, а дни недели, дверные проемы украсили водосточные трубы в форме бамбука и колонны с пальмовыми ветвями. В столовой появились два «Дивана Мэй Уэст», торшеры «под шампанское» и телефон-лобстер, кровать в спальне была смоделирована с катафалка адмирала Нельсона.
Правда, ковёр всё же пришлось поменять. Тилли Лош изменила Джеймсу с русским князем Сергеем Оболенским. Тогда Эдвард заказал новый ковёр — со следами лап своего пса-волкодава. В этом было такое же проявление любви, а также свойственная Джеймсу ирония: пёс тоже не вытирал лапы, заходя домой, но хотя бы не испытывал симпатии к русским аристократам.