Выдающийся русский художник К.С. Петров-Водкин оставил несколько монументальных работ церковной тематики: это и майоликовое панно Богоматерь с младенцем на фасаде ортопедической клиники барона Вредена в Петербурге, и эскиз мозаики Христос-сеятель в склепе барона Эрлангера в Москве, и сцены Благовещения в Морском соборе в Кронштадте, и библейские сюжеты в храме св. Василия в городе Овруч Волынской губернии (ныне Житомирская область Украины), эскизы к росписям Никольского храма в Бари (Италия, не реализован).
Особое место в жизни Кузьмы Сергеевича занимал Крестовоздвиженский храм в родном Хвалынске. Здесь его крестили и нарекли космическим именем, здесь он венчался, здесь же создал роспись Христос на Голгофе.
Храм в южной части города, где, собственно и жили родители и бабушки Кузьмы Сергеевича, был заложен в 1838 году по проекту саратовского архитектора Григория Васильевича Петрова. Возведение шло очень медленно, ввиду небольшой численности населения в городе, где уже было несколько храмов и значительный процента старообрядцев, в руках которых были сосредоточены основные капиталы.
В 1849 года главным попечителем строящегося храма стал рыбинский купец Михаил Александрович Григорьевский. Но и с его средствами церковь была закончена и освящена только в 1857 году: главный престол – в честь Воздвиженья Честного и Животворящего Креста Господня, а придельный во имя рождества Предтечи и Крестителя Господня Иоанна.
Первым настоятелем храма был священник Николай Афанасьевич Надеждинский, прослуживший в нем более 40 лет. Он же 27 октября 1878 года крестил и нарек Кузьмой сына хвалынских мещан Сергея Федоровича и Анны Пантелеевны Петровых-Водкиных.
В автобиографической повети художник позднее напишет: «…новорожденного назвали Кузьмой. Неуклюжее, на «а», плохо сокращающееся имя, вызвало некоторое огорчение Анены.
Крестная защищалась:
- Кумынька, Анна Пантелеевна, а ты и за Кузьму спасибо скажи: такие имена поп Николай давал, прости меня Господи, до притвора не упомянула бы…».
В Крестовоздвиженском же храме состоялось и первое призание художественных талантов Кузьмы Сергеевича. Эту историю он подробно описывает во второй части автобиографической повести, названной «Пространство Эвклида». Когда он, набравшись мастерства у старовера «Филиппа Парфеныча», написал Богоматерь с гневающимся младенцем. Его бабушка принесла святить икону в Казанский собор, а местный священник обругал изображение: «Плясовица…Глазами стрекает: святить не буду!».
«После случая в соборе, - пишет Петров-Водкин, - пошла она с моей изографией как на смертный бой, готовая любому строптивому попу иконой голову разбить, но отец Николай не только не принял сражения, но даже умилился над молодым задором изображения и рассказал присутствующим историю композиции с гневающимся Христом и склоняющей его к жалости матерью».
Скончался о. Николай в 1899 году и был погребен за алтарем церкви. В это время Петров-Водкин продолжал восхождение к художественному Олимпу, обучаясь у лучших мастеров Петербурга и Москвы. Но на протяжении долгих лет он был привязан к Хвалынску: его пейзажам, воздуху и родному храму.
Став достаточно известным и крепким художником, пожив и набравшись мастерства во Франции, Кузьма Сергеевич возвращается в Россию вместе со своей избранницей – француженкой сербо-бельгийского происхождения Марой Йованович (Мария Федоровна).
В это время в хвалынском Крестовоздвиженском храме служили священники Тимофей Расторгуев и Иоанн Белоозерский. С последним и снесся на предмет совершения таинства Петров-Водкин. Подробности договоренностей нам неизвестны, существует семейное предание, что о. Иоанн не желал венчать его с женой католического вероисповедания. За сговорчивость священника Кузьма Сергеевич решил оказать услугу приходу – сделать роспись в храме. По всей видимости предложение Белоозерский принял. Официально в Русской православной церкви можно было совершить таинство венчания между разноконфессиональными супругами, при условии, что их дети от совместного брака будут крещены в православие. Так что предание это весьма мифологизировано.
Ещё в мае 1910 года Петров-Водкин писал из Петербурга: «Дорогая мамочка, отвечаю по поводу церкви. Сходи, пожалуйста, к отцу Ивану и узнай от него, где им нужна будет живопись моя на стене … или икону и какой сюжет хотели бы они иметь. Я обещание сдержу и напишу им. Пусть отец Иван мне об этом напишет. Хорошо, если сообщит размеры и форму места, где надо писать – я тогда могу еще здесь что-нибудь обдумать, а по приезде в Хвалынск напишу».
В конце июня художник приезжает в Хвалынск, где начинает работать над задуманной росписью.
Ему был заказан сюжет Распятия Христа на Голгофе.
К августу был готов эскиз росписи, но возникли трудности организационного плана: художник предложил писать не по оштукатуренной стене храма, а на соразмерном холсте, что было бы практичнее и долговечнее.
В письме Марии Йованович от 20 августа 1910 г. Петров-Водкин пишет: «Сегодня ты должна получить письмо, в котором твой Кузя предлагает тебе руку и сердце. … Попы выводят меня в конец. Они искали в Саратове полотно и цинк, чтобы я мог у нас в церкви выполнить изображение Христа, но ничего не нашли, и еще раз просят меня писать прямо на стене, уверяя, что специалисты приезжали осматривать стену и нашли её достаточно прочной, чтобы живопись продержалась даже 20 лет, какие болваны…».
Мария Федоровна ответила «да» и молодые обвенчались в Хвалынске 28 августа 1910 года. Побыв немного на Волге она уехала в Петербург, а Кузьма Сергеевич остался в Хвалынске до 20-х чисел сентября работать над росписью.
В какой части храма находилась роспись - сведений нет. Пользуясь имеющимися графическими источниками, можно предположить, что это была заложенная оконная ниша, находившаяся в западной части главного подкупольного объема здания, о чем свидетельствует и угол направленных на роспись лучей солнечного света с верхних окон барабана.
К теме распятия К.С. Петров-Водкин обращался еще будучи юношей. В его блокноте сохранился рисунок датированный 1895 годом. В 1920-е гг. он также возвращался к этой теме.
Позже в письмах матери художник не раз вспоминал хвалынскую Голгофу:
«У меня, мамочка, очень приятное воспоминание о моей работе над Христом, странно, мне даже кажется, что и самый Хвалынск точно стал роднее, словно я там оставил еще одну частицу самого себя, кроме любви к вам. Очевидно, это еще происходит от сознания, что мне удалось найти точку соприкосновения моей работы с простым людом, а это утешительно».
Интересный факт: с 1916 года помимо прихожан храм К.С. Петрова-Водкина посещали сестры и насельницы Успенского женского монастыря, открытого в южной части города перед революцией и где не было своей церкви.
Судьба Крестовоздвиженского храма в советский период была драматична. В 1919 году Крестовоздвиженскую площадь переименовали в площадь Коммуны. В 1931 году из церкви были изъяты колокола, храм закрыли и планировали разместить в нём клуб союза пищевиков. Видимо верующим удавалось его открывать на некоторое время.
В 1935 году Кузьма Сергеевич спрашивает маму в письме: «Как ты себя чувствуешь, милая старушка. Горюешь без церкви? Но для верующего человека Бог везде обитает, а бывает, что в церкви-то Его иной раз и нет…».
В это время в городе уже начались сносы церквей и часовен. Угроза разрушения нависла и над Крестовоздвиженской церковью.
В октябре 1936 года научный сотрудник Хвалынского краеведческого музея, художник и археолог, друг К.С. Петрова-Водкина – Василий Федорович Орехов в письме своему саратовскому коллеге Павлу Сергеевичу Рыкову поднимал вопрос о росписи в Крестовоздвиженском храме: «В одной из церквей здесь имеется произведение знаменитого моего товарища, орденоносца Кузьмы Сергеевича Петрова-Водкина. К сожалению, картина «Голгофа» написана на штукатурке, приблизительно метров 5 вышины и метра 3 ширины. Я знаю, что обыкновенно фрески снимают частями, скорее кусками вместе со штукатуркой. Но я не помню, как подготовил стену Кузьма Сергеевич. Я ему написал и жду ответа, но хочется знать, как думаете Вы, Павел Сергеевич? Я боюсь, как бы не погрешить. Ведь это мировая величина. Нас могут обвинить в непринятии мер к охране этого произведения, как антирелигиозного и принадлежащего кисти великого мастера последнего времени».
Таким образом среди городской интеллигенции были те, кто понимал значение этого произведения для мировой культуры.
В декабре 1936 года Кузьма Сергеевич продолжает интересоваться судьбой своей работы: «Да, мама, ты давно еще писала, что закрыли Крестовоздвиженскую церковь – а что же сделали с помещением? Какова судьба моей картины «Распятие»? В.Ф. Орехов ничего мне не писал об этом…». Думаю, что тогда он вспоминал «попов», которые не смогли найти холст и цинк, что помогло бы легко снять роспись и сохранить ее. Петров-Водкин хорошо помнил, как по решению суда в 1904 году в Саратове, в Казанском храме были уничтожены созданные им и его друзьями П.С. Уткиным и П.В. Кузнецовым «неканонические» росписи.
С 1920-х гг. в Хвалынске планомерно уничтожалась религиозная архитектуры. К 1937 году были разрушены Никольская, единоверческая Вознесенская, старообрядческая Христорождественская церкви, разобран на стройматериалы Казанский собор. Разогнаны старообрядческие и православные монастыри.
Осенью 1937 года верующим хвалынцам удалось вновь открыть Крестовоздвиженскую церковь. Священника нашли аж в Подмосковье, в округе уже всех посадили или свободных не было. Однако службы в храме длились не долго: в ноябре-декабре случился массовый арест верующих и духовенства по т.н. «делу хвалынских церковников». Более 20 человек было расстреляно, 7 получили по 10 лет лагерей. В обвинительном заключении говорилось: «Все перечисленные выше лица составляли тесно связанную антисоветскую группу церковников. Эта антисоветская группа ставила своей задачей противодействовать закрытию [Казанского. — Авт.] собора, ныне разобранного на строй материалы, открыть крестовоздвиженскую церковь, занятую под склад чего и добились. В целях выполнения поставленных перед собой задач, участники группы устраивали нелегальные сборища в своих квартирах, обрабатывали население в религиозном духе…».
В феврале 1939 года Кузьма Сергеевич скончался. А осенью 1940 года Исполнительный Комитет Хвалынского городского Совета трудящихся постановил разобрать Крестовоздвиженский храм на строительные материалы для городской бани на 50 мест. Что и было сделано.
Крестовоздвиженский храм и 15 квадратных метров живописи выдающегося русского художника были навсегда утрачены. Образ храма сохранился на многочисленных графических и живописных работах К.С. Петрова-Водкина.