Наша палатка, будто украдкой,
выросла на берегу.
Выходом к речке, топится печка,
петляет лыжня на снегу…
Такие стихи вот сложились в башке лет сорок назад. Даже наглости набрался прочитал их заезжему корреспонденту районной газеты. Прилетел про наш быт и работу написать. Расспросил о том-о сём, сфотографировал. Я ему тут и выдал свое творение случайное. Не оценил акула пера акульку пера…
Ныне же другая палатка вспомнилась. У дороги. По ней «жулики» лес возили. Где-то был бесконвойный лесоповал, оттуда-то и везли лес. А у нас участок был обширнейший и его поперешно рассекали профили через два километра, а продольно – лесовозка.
От дороги по профилю в одну сторону два километра, в другую – шесть. День бухты проводов полукилометровой длины разматывали, день длинную сторону отрабатывали и еще один день на короткую сторону приходился и смотку проводов. И все на лыжах. Утром вставали на них, а вечером отстегивали. Мужики, что с электродами бегали, в марте-апреле за день километров по пятьдесят наматывали. Электроразведка ВЭЗ (вертикальное электрическое зондирование) называлось наше дело.
Три профиля «к палатке» и столько же «от палатки», а стоянка посредине…
Выглядели наши палатки так. Труба. Внутри печка-экономка, топчан – лапник прямо на снег, кошма и спальные мешки, как в обойме.
То, что не в глухом лесу палатки, имело и свои плюсы и минусы. Минусы, что лишнего человека надо держать дежурным. Плюс, что приходили в теплую натопленную палатку и харч горячий. Была и «нейтраль». Ребята-то в отряде: у того одна судимость, у того больше, третий алименщик, четвертый непонятно кто…
Работа… Бывший зэк однажды оценил: «ваша электроразведка хуже лесоповала, но чай без меры и начальники вроде тебя…» Не помню: досказал или нет: «простодырины»…
Всякое бывало. Почти у всех работяг нашлось по земляку-водителю лесовоза. Среди ночи остановится машина, в палатку занырнет бесконвойник и своего земляка разбудит. Сидят, чифирят… За то в палатке тепло…
В апреле днем припекало, к полудню лыжня начинала проваливаться и приходилось устраивать чаепитие с дремотой. Поэтому уходили рано, часов в пять утра. Возвращались к восьми вечера.
Последний профиль отрабатывали. До него по дороге семь километров, по профилю шесть с работой. Обратно, получалось, тринадцать.
Работу закончили, умаялись. Поэтому ни провода, ни приборы не стали брать, как обычно, чтоб на другой день лишние шесть верст туда и столько же обратно не мотать.
Мужики вперед ушли, а я замыкающий. На короткой линии паренек работал. Откуда-то с Украины и южной. На лыжи первый раз встал, когда к нам приехал. Иногда его в короткий разнос запускали (полкилометра), но больше сидел «на центре», записывал за мной показания приборов. Вся работа его и заключалась дойти до работы и там за день полкилометра пройти и перекур чуть не на час.
В последний же день его и такая работа умотала. Идет еле-еле, я позади. Не торопил сперва. Но он уж через двести, через сто метров останавливается и на снег садится. Все ж километра четыре так прошли. А после началось.
Стало темнеть, морозец к минус пятнадцати… Уж паренька и матерком, и пинком легким, и уговорами. Дошло до того, что на лыжи, мол, ложись, а я потащу. Не то совсем. Лыжи из-под него выкатываются, а тут еще и валенок с ноги свалился…
Не дай Бог еще бы раз такое повторить, не пришлось… Да и то… Он почти в раю, а его пинаю и матерю, к земной жизни окаянной возвертаю…
Одно еще как-то его оживляло: на дорогу выйдем, а там попутка…
Так и выползли к лесовозке. А машин нет, паренек совсем «в кому» впал…
Мужики в палатке ждали-ждали…Пошли навстречу. Они-то уж отужинали, при силах. Под мышки и чуть не волоком…
Почему сейчас вспомнилось? Недавно сообщили о ликвидации «азовца» по фамилии, как у того паренька. Не он, конечно. Может, сын. Жизнь-то показала, что самая незатратная благодарность – черная. Может, всю жизнь себя и детей накручивал, как «клятые москали на лесоповале безвинно холодоморили…»
Или я себя по-стариковски накручиваю…