На маленьком зелёном экранчике надрывно голосящей Nokia значилось слово «Глеб». Вот принесла его неладная. Ведь годами не звонит, захочешь не поговоришь, а тут в самый неподходящий момент – на тебе, здравствуйте, я Ваша тётя, Глеб собственной персоной. И ведь главное до этого не виделись лет пять, а тут он что-то зачастил звонить с завидной периодичностью. И всё ведь звонит по какому-нибудь траурному поводу – то кто-то умер, то кого-то убили, всё из их общих друзей. Просто ангел-предвестник смерти, в натуре. Подумав пару секунд, Санёк нехотя всё-таки нажал на зелёную кнопку мобилы:
- Ну что, Глеб, опять кто-то умер? – прикололся Санёк, думал пошутить…
- А ты… Откуда… Мы же никому не говорили… Ты что, уже знаешь?
- Да что я знаю-то, ты толком говори, не мямли!
- В общем тут такое дело… Как бы это сказать… Короче Спич помер…
- Как помер… Погоди, не понял кто… Спич говоришь?
Санёк не мог поверить в услышанное ему хотелось ответить фразой из «Служебного романа»:
-«Кто умер, как умер… Я не давала таких указаний!»
- Да Спич, Спич, Тоха, брат мой, как ещё объяснить? Ты что, не проснулся? Или с похмела?
- Да как же так… Да ведь мы с ним вот только виделись… недели две назад…
Санёк вскочил как ошпаренный с дивана. Да, вот это новость… Спич умер… Как же так, Спич, дружище, ведь ты был последним живым из нашего двора на Космонавтов… Братан, ты же никак не мог меня так бросить… Перед ним как живой появился образ старого приятеля – совсем по молодости с лихим чубом, серьгой в ухе, в камуфляже, берцах, длинный как жердь, худющий, всегда нагловатый, с необычным чувством юмора. Они как-то сразу другу с другом нашли общий язык. А, кстати, кто их познакомил? Ах, точно, да Глеб же и познакомил. Он же и сообщил о смерти…
- Погоди, а что, как, отчего? Ему сколько лет-то было?
- Двадцать девять, до тридцатника буквально пару месяцев не дотянул, он же февральский, тринадцатого день рождения должен был быть.
Да, точно, у Спича же 13 февраля день рождения, чёртова дюжина. Он же ещё всегда смеялся над теми, кто верит в числа, в счастья, несчастья, сам ни во что не верил, ни в Бога, ни в чёрта назло всем. Эх, Спич-Спич, ты ж и креста-то никогда не носил, тебе и свечку за упокой теперь не поставишь…
- Так, а что случилось?
- Да говорят черепно-мозговая, да мы сами толком не знаем, вот сейчас в морг поедем забирать, там в свидетельстве причину смерти должны указать.
Санёк со Спичем обычно встречались по выходным, пили пиво, угарали, гуляли по крышам, курили дорогие сигареты, которые покупал Шурик. С ним хорошо было, легко, все проблемы куда-то сами собой улетучивались, небывалого оптимизма был пацан. Родители у него давно ушли в мир иной – отца затянуло в станок на заводе, ещё лет десять назад, мать не смирилась с потерей, начала пить, да так и ушла вслед за ним, оставив Спича с маленьким больным братом. А тому всё было ни по чём.
*****
- Ну, ты что замолчал? – вывел Шурика из ступора голос Глеба в трубе мобилы, зажатой в оцепеневшей руке, - короче, Санёк, подъезжай к городскому моргу к двенадцати, там его вынесут, поедем потом Спича похороним… Только ты это… не говори никому, мы решили не надо нам его приятелей-алкашей, а то набегут, Спича-то полгорода знает, пои их потом…
Санёк взглянул на часы, уже почти одиннадцать, надо собираться. Он позвонил родителям, ещё паре человек, всё-таки как не сказать про Спича… Это ж Спич… Все его знали. И ведь главное сколько лет они встречались каждую субботу, бухали, прикалывались, а вот ровно две недели от Спича не было ни слуху ни духу. По пятницам он сам проявлялся, брал у кого-то телефон, звонил, договаривался, это была их своеобразная традиция. А тут пару недель – тишина. А как ещё со Спичем связаться, своего то телефона у него отродясь не было. Хотя для Спича пропасть на две недели – ничего удивительного, как, впрочем и на пару месяцев, так что даже не показалось подозрительным или необычным… Казалось – стоило только поездить по району и найдёшь Спича где-нибудь спящим бухим в говно за помойкой…
Санёк оделся потеплее – пуховик, тёплый спортивный костюм, кроссовки… Вспомнил, что Спич в кроссовках ходил круглый год, зимой летом – в одних и тех же и никогда не замерзал. Кроссовки конечно дрянь, но раньше делали на совесть, это потом они стали сразу разваливаться, а те держались до последнего… Пошёл на стоянку, прогрел машину, закурил и стал отскабливать лёд с лобовика. Вот кто придумал этот лёд на лобовиках? Одно мучение его с утра отдалбливать… Изобрести бы такую штуку, чтобы раз, приложил, бац – и весь лёд отвалился. Наверное, озолотился бы на ней, сколько народу мучается от ледяного дождя… По зимнему, спящему ещё городу поехал в сторону морга. Улицы закованы в снег, иней на деревьях, домах, трубах, пар из канализации, одинокие прохожие прячут лица поглубже под воротниками, натягивают шапки на нос. Кто-то идёт за хлебом, кто-то за опохмелом, кто-то за сигаретами. А больше и нет никого в выходной с утра на улице. Сколько же сейчас градусов? Тридцатник не меньше, обогрев стёкол не справляется, лёд так и сковывает обзор, пар изо рта валит даже в тачке, которая никак не прогреется…
Пока ехал к моргу, Санька не покидало ощущение, что это всё – очередная шуточка Спича, он же известный приколист… Вот сейчас доедет, вынесут гроб, а Спич встанет оттуда и скажет – круто я вас всех разыграл? Ведь в этом он был весь. Ну да, скорее всего так и будет… К моргу, который располагался почти в центре города, вела раздолбанная грунтовая дорога по цыганскому посёлку, частному сектору. Сейчас она замёрзла, а вот весной тут кроме как на внедорожнике вообще не проедешь. Зато окоченевшие выбоины, как после ядерной войны, приобрели особый, угрожающий вид. Санёк пару раз заплутал, упирался в тупик, приходилось спрашивать цыганок в цветастых юбках как проехать, с грехом пополам выехал к моргу. Типовое здание, чем-то, кстати, напоминающее детский садик у него во дворе, при чём в каком-то потустороннем симбиозе с овощебазой. Раньше, наверное, всё так строили – по шаблону… Маленькие квадратики кафеля, коим облеплены все здания восьмидесятых, одинаковые угловато-квадратные формы, покосившиеся или местами отсутствовавшие плиты забора с традиционными ромбами.
Но дорога конечно сюда капец, не могли сделать что ли, в конце концов поприличнее. Стоянки как таковой нету, поэтому машины рядом с моргом понатыканы как придётся, где место нашли, вот и Санёк приткнулся еле-еле, там, где нашёл дырку, мордой въехав в унылые голые кусты, а зад оставив торчащим на дороге. Другого варианта нет. Вышел на улицу, передёрнулся от холода, чиркнул зажигалкой. Так, сколько времени… Как раз двенадцать. Пританцовывая на холоде и стараясь дышать через шарф колющим иглами морозного воздуха, прошёл на территорию, через некое подобие ворот. Железные, перекосившиеся, сине-ржавые, удивительно было бы, если бы они закрывались. На отвалившейся синей табличке, болтающейся на створке слева значилось:
«Областное бюро судебно-медицинской экспертизы. Судебно-медицинский морг».
На правом подобии створки ворот висела довольно свежая, блестящая, выдающаяся из общей убогости чёрная табличка «Морг. Посторонним вход воспрещён». Вот на неё деньги явно не пожалели.
- «Добро пожаловать или посторонним вход воспрещён», - подумалось Саньку.
Ему живо представилась толпа зомби или ходячих мертвецов, которые пытаются пробраться в морг, а санитары в кровавых халатах одних трупняков пускают, а других нет, и только они мистическим образом понимают кто из мертвяков посторонний, а кто свой. Пересмотрел видимо ужастиков про зомби апокалипсис.
Изредка мимо проходили какие-то серые люди, но в общем территория была довольно пустынной и даже можно сказать заброшенной, только парок, уходящий в морозное небо из покосившейся трубы на крыше морга, свидетельствовал о том, что там теплится жизнь, если так можно выразиться применительно к этому месту.
Странным в строении морга было одно – только войдя в ворота ты попадал не к парадном входу в строение, а как бы к его заднему, «чёрному» выходу. Стоящее торцом облупившееся серое здание имело возвышение с двойными дверями под железным рифлёным навесом на двух металлических ржавых столбах, к которому вёл покатый бетонный подъём. Такие бывают в овощных магазинах, в них подъезжающие грузовики сгружают, а потом закатывают на рохлях и тележках вверх мешки с картошкой, луком, из которых сыпется грязь и шелуха…. Подойдя поближе Шурик сразу наткнулся на Глеба, одиноко стоящего поодаль.
- Привет, вот те на. Спич-Спич! Никогда бы не подумал, что так вот встретимся… - Санёк поздоровался со школьным другом по-зимнему, не снимая перчаток, кутаясь в куртку, стукнув ботинком о сапог приятеля, - А где все?
- Да… Вот так вот… - промялил в ответ тот, выпуская клубы пара, - а больше никого и не будет.
- А что хоть… Как случилось… Мы же с ним буквально пару недель назад в кафе «Мария» пиво пили… Главное ведь ничего не предвещало. Нет, ну, конечно Спича давно нельзя было назвать здоровым, помереть мог тысячу раз. Он кажись болел последнее время всеми болезнями сразу, гнил втихаря, ещё слухи ходили травился, пил всё подряд, а уж сколько люлей получал за свой острый язык от гопников, я уж без фингала его и не помню, но так чтобы помирать… Это как-то не в его правилах. Я был уверен, что лет пяток он ещё сто пудово протянет…
- Ну вот как-то так, - ответил, отворачивая глаза, Глеб, - мы сами толком ничего не знаем, вроде помогли… Да Спич сам знаешь, за словом в карман не лез, умел поддеть, может нарвался на кого, кто знает… Отец вон пошёл за свидетельством о смерти и заключением, там и прочитаем…
В этот момент из двойных дверей «овощехранилища», как про себя окрестил это странное крыльцо с подъёмом, как будто для инвалидов, только уж сильно высокое и крутое, вышел отец Глеба – Тимофей Геннадьевич. Полноватый мужичок низкого роста лет под шестьдесят, в больших роговых очках, чем-то напоминающий актёра Евгения Леонова. Одет он был в дорогую дублёнку и модную тогда дублёную же полушапку-полукепку на меху, которую, впрочем, постоянно снимал, обнажая ленинскую лысину, чтобы вытереть платком пот, несмотря на жестокий холод. В руке папа Глеба держал какие-то бумажки, сложенные пополам. По лесенке, сбоку от ската, он спустился к ребятам, чуть не навернувшись на льду.
- Ну всё, слава Богу, всё получил. О, Сашка, здравствуй. Молодец, что приехал, очень уж тебя Антон уважал, ты ж один нормальный из всех его этих… Дружков так называемых, прости Господи. Мы уж никому не говорили, никого не звали, сам понимаешь, сейчас бы понабились калдыри, не отгонишь, устроили бы здесь театр… Так, ну ладно. Подгоняй! – кому-то крикнул он за забор и махнул рукой.
В этот момент из ниоткуда материализовалась грузовая крытая Газель, видимо поджидавшая его сигнала. Она задом, перегазовывая, дребезжа и пуская клубы дыма от прогоревших давно колец, подъехала к тому самому инвалидско-овощному подъёму крыльца. В этот момент двойные двери морга открылись и два санитара в грязных халатах с накинутыми телогрейками, выкатили на тележке, похожей на каталку, закрытый дешёвый фанерный гроб, обитый красной тканью. Один из санитаров, с одутловатым, пропитым насквозь красным лицом, вынул изо рта окурок «Беломора» и сказал сиплым голосом:
- Ну что, папаша, грузим?
- Грузи! – дал команду отец Глеба.
Водила Газели вышел, откинул борт и тэн. Санитары покатили тележку с гробом вниз по спуску, вот оказывается для чего он… Это никакой не подъём, это спуск для трупов… Краснорожий по пути качнулся, чуть не упал, утащив за собой траурную ношу, да видать мастерство не пропьёшь, удержался. Они вдвоём с напарником ловко закинули гроб внутрь кузова Газели, тот со стуком упал на деревянный заиндевевший пол. Водитель привычным жестом закрыл защёлку на борту, скинул тэн. Защёлка на морозе никак не вставала на обледеневшее место и водила, матерясь, долго с ней бился, пока наконец ударом валявшейся неподалёку трубы не вогнал её в паз.
- Погодите, а как же попрощаться? Вроде положено нам постоять, подойти… - запротестовал Санёк.
- Да тут такое дело, - стал оправдываться Тимофей Геннадьевич за непутёвого племянника, - у него при всткрытии гепатит нашли…
Он сунул под нос Шурику бумажку и тут же убрал так, что тот даже взглянуть на неё не успел.
- Так что нам велели гроб не открывать. На кладбище попрощаетесь.
Вот тоже мне секрет полишинеля. То, что у Спича желтуха знали уж лет десять, не меньше. А узнали самым тривиальным способом – как то однажды утром, когда все уже собрались на их излюбленном месте, у подъезда Спича, тот выходит, а Киндер глянул на него и как заорёт:
- «Спич! Да ты весь жёлтый!»
Пацаны пригляделись – и правда. Спич точно жёлтый, как пергамент, особенно белки глаз.
- Ты как змея, - прикололся кто-то к всеобщей радости, - желтоглазый уж.
- Ага, блин, варан, - зло отвечал тот, глядясь в немытое окно на первом этаже.
- Иди в больничку, а то кони двинешь!
Спич, надо сказать последовал мудрому совету и пошёл в клинику, которая благо было прямо за его домом. Правда вернулся он оттуда быстро.
- Ну всё, больше я в эти казематы ни ногой…
Так с тех пор и не ходил, желтизна толи спала со временем, толи к ней все привыкли и не замечали, что Спич жёлтый, как бегемот из мультфильма.
*****
- Ну всё, поехали, время-деньги. Я в Газели, а вы с Глебом на твоей машине, за нами, - сказал Генадич, уже залезая в кабину грузовичка.
- А куда ехать-то?
- Да на Горелый Хутор, тут недалеко.
И вправду не так далеко, на выезде из города. Но то кладбище, одно из самых старых давно было закрыто для захоронений. Располагалось оно в лесочке, существовало с незапамятных времён, там говорят ещё язычников хоронили. А потом в том районе дачи расплодились, место оказалось козырным, когда город стал расширяться. Так вот и оказалось старое языческое кладбище прямо в кольце окружения дач. А те знамо дело – давай жалобы писать, мол экология, грунтовые воды с трупным ядом, туда-сюда, пикеты устраивали. Целый скандал тогда был в прессе, вот и закрыли старый погост от греха подальше, а то дачи так к нему подобрались, что буквально самые старые могилы уже заборами стало накрывать.
Санёк с Глебом по холоду быстро пошли к машине, торчавшей в кустах, скорее сели на холодные сиденья, Шурик повернул ключ зажигания, тачка послушно завелась.
- Прибавь печку, взмерзнем, - попросил Глеб.
- Да пока не прогреется всё равно это бесполезно, успела остыть, собака, - посетовал Санёк, но ручку скорости вентилятора выкрутил до конца вправо.
По буеракам грейдера от морга до Ямского, по частному сектору невесть каким образом, затесавшегося среди центра города, они следовали за подскакивающей на кочках Газелью, того и гляди норовившей рассыпаться по частям.
- Да… Ну и баню вы нашли… Гроб-то со Спичем не вылетит на кочке?
- Да не должен…
- А как вы вообще на Горелое кладбище пробрались… Туда же уже почитай лет десять как не хоронят?
- Да папа как-то договорился, он же по строительству, у него везде связи…
Они вышли наконец-то на нормальные улицы города и поехали на его выезд, по Ленинградскому шоссе. Машин к обеду заметно прибавилось. Траурный кортеж из грузовой Газели и Санькового праворукого Ниссана, вёз в последний путь Спича. Саньку всё казалось, что тот лежит в гробу и по своему обыкновению смеётся над всем происходящим. Деревья и дома были покрыты инеем, мороз рисовал на окнах замысловатые узоры, прохожих на улицах – никого. Заснеженные тачки с заледеневшими окнами едут, пуская в холод улиц белые клубы дыма из выхлопух. Гробовая красота.
Доехали довольно быстро, попали в зелёную полосу. Газель не стала заворачивать к закрытому на замок центральному входу, а проехала дальше по дороге, к красивому обелиску ангела из чёрного мрамора, склонившегося над младенцем, стоявшему прямо на обочине. Здесь пару лет назад разбилась целая семья – отец, мать, трое детей, все насмерть. Тут грузовичок резко пошёл влево, Санёк за ним. Оказалось, что прямо за обелиском есть незаметная с шоссе узенькая дорога, ведущая наверх, в лес, в котором располагался погост.
- Ты смотри, а я и не знал, что здесь есть дорога…
По узенькому проезду между дачами и могилами, они протиснулись, задевая ветки к заросшему заднему въезду и поехали по незаметной дороге в лес, прямо по кладбищу. Шурик не отставал. Минут через пять уткнулись в непроходимое скопище старинных крестов.
- Всё, кажись дальше дороги нет, выходим, - констатировал Глеб.
Они вышли, из Газели спустился отец Глеба.
- На, подержи, - Геннадич сунул сыну бумаги, - Э, мужики, сюда.
Это он крикнул двум угрюмым землекопам, восседавшим на пеньке неподалёку, те встали и поплелись к ним. Классические гробовщики… Небритые, в ушанках с одним опущенным ухом, в телогрейках и кирзачах, с лопатами наперевес. Разило от мужиков за километр, какой-то жуткой денатуркой.
- Ну что, всё готово? – обратился к нем папа Глеба.
- Не переживай, начальник, всё сделаем в наилучшим виде, - сказал заплетающимся языком, не вяжущий лыка старший землекоп.
- Да я уж вижу… - покачал головой Геннадич.
Санёк тихонько шепнул Глебу:
- Ты глянь в заключение о смерти, какая причина?
Глеб долго всматривался в белую бумажку.
- Так где это… Вот… Черепно-мозговая травма…
- Значит всё-таки грохнули… А как же милиция, следствие, ведь должны же расследовать, выяснять…
- Не знаю, да кому это надо…
В это время водитель уже расчехлил тэн, открыл кузов, запрыгнул и выдвинул гроб, как будто это был комод. Землекопы синими от наколок руками подхватили его, взвалили на плечи и потащились между могилами и деревьями куда-то в сторону самой чащи.
- Ну пошлите, ребята, не отставайте. Так, уважаемый, ну мы с тобой в расчёте? – это папа Глеба отпускал Газелиста.
Они втроём – Глеб, Санёк и папа, замыкающий колонну, поспешили за гробовщиками, которые ушли уже довольно далеко, еле их нагнав. Да… Тут столько понатыкано могил, одна на другой, ещё и этот лес, никаких аллей, дорожек, одни старые изгнившие кресты с нечитаемыми фамилиями и блеклыми фотографиями. На дереве застрекотала сорока, качнулись на ветру деревья. А тишина-то какая… благодать… Наконец вышли к глубокому оврагу. Все его склоны и дно, всё в нём было заполнено могилами, располагавшимися порой почти отвесно. Землекопы с гробом на плечах, возглавлявшие печальную колонну, вывели их на середину могильного склона, где под углом, между двумя надгробиями, буквально впритык, их ждала свежевырытая в холодной промёрзшей земле неглубокая яма.
- Начальник! Надо бы доплатить за особо тяжёлые условия труда, - снимая гроб с плеч и ставя на специально установленную табуретку, какие бывают на советских кухнях, сказал главный могильщик.
- Во-во, начальник, земля так промёрзла, ломами долбили, мы так не договаривались!
- Э, лиходеи, гроб держите!
Установленная под наклоном табуретка дала крен и гроб поехал по ней вниз, стремясь шлёпнуться набок. Землекопы ловко его подхватили по водрузили на место.
- Открывайте!
Могильщики поддели лопатами крышку, прихваченную гвоздочками.
- Только, мальчики, близко не подходите, в морге не велели. Издали посмотрите.
Шурик взглянул на гроб. Нет это была не шутка. В нём и вправду лежал Спич, землистого, жёлто-зелёного цвета. Вверх торчал его орлиный нос и огромный кадык на худющей шее. Он и сам был худющий, как скелет. При жизни всегда был спичкой, за что и получил прозвище, а в гробу так вообще казался плоским. Одели Спича в старенький пиджачок, явно с чужого плеча. Да он в жизни пиджаков не носил, не было у него таковых… Штаны какие-то, как из церкви, куда свозят ненужные уже вещи. Одет бедно, не по размеру… Во что было… Н-да, вот так вот, прощай, дружище…
- Ну всё, холодно, ребята, закапывайте, - внезапно сказал отец Глеба, обращаясь к могильщикам, - вот ещё по чирику, помяните Антона. Мальчики, пошли, домой пора… Тётя Наташа уже, наверное, щи наварила…
Он повернулся и не оглядываясь пошёл уверенной походкой по их же следам на снегу обратно. Санёк с Глебом последовали его примеру. Шурик подумал, что в этом скопище могил, место где похоронен Спич теперь уж ни за что не найдёшь, даже при всём желании. Так и получилось. Он потом несколько раз порывался, особенно поначалу, когда мёртвый Спич приходил к нему во сне, съездить на могилу, разыскать её, да так и не срослось. Здесь больше никто и никогда не бывал… Сашка правда думал, что как-то уж всё больно подозрительно и что-то явно нечисто: закрытый гроб, нельзя смотреть вблизи, схоронили на закрытом кладбище, да так что в век найдёшь, приглашать друзей запретили, всё втихаря, расследования нету, хотя труп вроде криминальный... Что-то темнят родственнички. Но, впрочем это их дело, а Спичу-то наверное теперь всё равно.
****
Поминки устроили у родителей Глеба. Народу немногим больше, чем на похоронах, к ним присоединились только тётя Наташа, мать Глеба, она же сестра матери Спича, да Ромка, его младший брат. На столе – немного, скромно, больше для вида, отдать дань традиции. Щи, рис с изюмом, пироги, как положено бутылка водки. Первым встал отец Глеба, поднял рюмку, сказал, не чокаясь:
- Во многом асоциальный образ жизни и привёл Антона к этой печальной черте… Ну, земля пухом.
Коротко и ясно. Да чего уж там, сколько они с тётей Наташей его тянули, сколько денег давали, на работу устраивали, а всё бесполезно, это же Спич, для него это нормально. Выпили ещё, закусили… Наконец Санёк не выдержал:
- Так кто-нибудь расскажет в конце концов, что с Антоном произошло?
Тут младший брат Спича, Ромка, всю дорогу до это молчавший, уже раскрасневшийся от пары рюмок решил излить душу.
- Да говорят вроде бухал он в тот день сначала с Нефером, потом пошли куда-то к общагам, наткнулись толи на студентов, толи на пацанов неизвестных с другого района. Слово за слово, ну вы Тоху знаете, он острый на язык… был…
Да уж, это точно. Такого мастера злобного словца, как Спич, больше нет на свете. Он всегда играл с огнём, всё ему было по приколу. Санёк никогда не забудет, как они с Тохой, ещё только познакомившись шли по его двору, а времена были – как раз двор на двор ходили. Вечером, если ты не с пацанами, или не знаешь кого из них, встретил толпу – всё, хана тебе. Разуют, разденут, кроссовки снимут, хорошо если жив останешься. Так вот шли они вечером, Санёк Спича к остановке провожал. Тут, откуда ни возьмись, из подворотни толпа неизвестных. Человек десять, явно не с нашего микрача, как назло ни одного знакомого среди них. Ну и сразу сходу обычный подкат: «Дайте закурить». Явно с продолжением. Санёк струхнул капитально, чует – будут бить.
А Спич, как ни в чем не бывало, достал из кармана пачку, зажёг спичку, прикурил, ни дать, ни взять – Цой в "Игле", в последних кадрах, выдохнул облако дыма в рожу главному старшаку и говорит:
- Не курю. И вам не советую…
Тут Санёк думал – всё. Хана им. Бить бить будут долго и больно. Но он ошибся. У Спича это шутка проканала. Пацаны при понятиях оказались, зауважали отважного чувака, даже поугарали с ними, и вышли они в тот раз чудом сухими из воды. Вот так и жил Спич всегда – на грани, которая с годами стиралась…
****
- Ну вот, - продолжил Ромка, - не знаю, что уж там произошло, что он им сказал, только Нефер тварь, сразу свалил, он же ссыкло по жизни, все знают, а Спича били. Вроде сильно, трубой по голове, и в конце он упал и о бордюр головой стукнулся. И всё. Ночь провалялся без сознания, с утра нашли, в больничку отправили, в Тихоновку. Но там бесполезно, наглухо, он в сознание не приходил. А документов никаких при себе нету. Ну Спича день нету, два, а где он… Как найти? Я туда-сюда – бесполезняк. И тут мне звонок. Неизвестный мужик звонит. Спрашивает ты – Рома, я ему - да. Он мне - приезжай в Тихоновку в реанимацию, тут брат твой помирает. Оказалось у того мужика сын там же лежал, тоже с ЧМТ после аварии, но вроде в сознании. А Спич-то двое суток в коме провёл. И вдруг на третьи очнулся, увидел того паренька на соседней койке, продиктовал мой номер, велел позвонить и снова отключился… Уже насовсем…
- Ё-моё, вот это Спич… Считай звонок с того света…
*****
Только спустя много лет Глеб рассказал по огромному секрету Саньку, что дело было вовсе не в студентах, пацанах и даже не в остром Спичовском языке, а банально в его хате, где он жил один с Ромкой после смерти родителей. Его конечно давно заприметил и прессовали со всех сторон чёрные риелторы. Спич спасался только тем, что хату так и не приватизировал, наотрез отказался и потому статус у неё был вообще очень сомнительный, как и права на неё… Вот за это-то Спича и отправили на тот свет, выдумав какую-то хитроумную комбинацию, потому и не было никакого расследования и вообще никому никакого дела до смерти Антона. А квартира та так и стоит ничейная, пустая, зияя пустыми выбитыми окнами, как скелет пустыми глазницами, хотя прошло уже столько лет, видимо ждёт своего часа… Санёк часто видит их на третьем этаже на Космонавтов 54, и, проезжая мимо, вспоминает свою молодость…