- Кузин! Кузин! Ты слышишь меня или нет? - надрывалась учительница. - Ты там что, ворон считаешь?
«Не ворон, а голубей на карнизе. Я слышал, что их можно вкусно приготовить. Запечь в глине, главное не забыть предварительно ощипать и посолить. О, как же хочется жрать!» - думал про себя Кузин, а вслух произнес:
- Нет, не считаю. Думаю просто.
- Думай быстрее, решай пример, все только тебя ждут, нам ещё закон распределения вероятностей осваивать!
Не то чтобы класс ждал, когда Кузин закончит и все начнут осваивать, они скорее надеялись, что бедолага дотянет до звонка, и новая тема перенесется на следующий урок алгебры. Одноклассники мерно тихо гудели, все болели за Кузина. Весеннее солнце сквозь окна хорошенько нагрело и без того уставшую голову ответчика, и она вообще отказалась что-либо соображать.
Ученик ещё какое-то время стоял молча, так ничего и не написав на доске, потом опустил руку с мелом, то ли от бессилия, то ли от того, что озарение его так и не посетило. Он исподлобья посмотрел на учительницу. Та только покачала головой и аккуратно вывела двойку в журнале. Оба были рады, что мученье закончилось. Кузин поплелся на своё место и уселся на стул.
- Так, класс, записываем, - сказала учительница, вставая. И уже занесла над доской руку, как спасительно зазвенел звонок. Кузин победил!
С грохотом на парты бухались портфели и рюкзаки, гремели стулья, поднялся настоящий гвалт, какой бывает в классах только весной. Преподаватель даже не пыталась произнести дежурную фразу о том, что звонок звонит для учителя. Она скомкано продиктовала домашнее задание и махнула рукой, мол ваше дело, хотите пишите, хотите нет. Все рвались на перемену, перед следующим уроком ещё нужно было успеть отлить и покурить.
Кузин решил, что на сегодня с него хватит учений, он тащился к выходу. Его только окликнула староста:
- Кузин, Гриша, ты куда? У нас физика ещё.
- Домой, блин, куда ещё…
- Тебе мало было остаться на второй год в пятом и седьмом классе, теперь хочешь, чтобы тебе и аттестат не выдали?
- Отстань, у меня голова болит, не выноси мне последние мозги…
И староста махнула рукой.
Кузин, шаркая стоптанными туфлями, медленно шел в сторону дома вдоль двухэтажных бараков послевоенной постройки, периодически спотыкаясь о вспученный корнями деревьев асфальт. Классным развлечением по дороге было пинать засохшее собачье дерьмо. Он зашел в свой подъезд, если это можно было назвать подъездом. Деревянный пол вдоль плинтусов был усыпан опавшей краской со стен и скрипел от каждого шага, а на потолке, как сталактиты, висели окурки. Гриша уже собрался подняться по лестнице на второй этаж, но остановился и вслух произнес:
- Так. Да ну вас на хрен! Мать, как пить дать, нового хахаля привела, а из пожрать по-любому только водка да огурцы солёные. Пошли вы…
Он решил двинуть на заброшенную стройку, что за железной дорогой, которая аккурат проходила рядом с бараком. Кузин пролез под воротами, стройка была огорожена, встал, отряхнулся и увидел, что на горе бетонных блоков сидит его сосед Витя Крючков и что-то делает, рядом пылает костер. Гриша заорал:
- Крючок, ты чё там мастыришь?
- О, Кузя! Двигай сюда, смотри!
Вокруг валялись раскуроченные аккумуляторы, в земле были вырыты формы. Витя отливал из свинца кастеты, уже было готово штук восемь. Гриша посмотрел на это производство и спросил:
- На хрена тебе столько?
- Да ты чё, Гриня? Эти с жилмассива вообще оборзели, вчера Лысому нос разбили. Вот, вооружаюсь.
- Так, а столько-то на хрена?
- Один мне, один, хочешь тебе, Лысому отдам. Остальные по полтиннику загоню.
Крючков выковыривал остывший кастет из земли, Кузя молчал, потом спросил:
- Витёк, ты жрать хочешь?
- Угу.
- Есть чего поесть?
- Неа, батя датый пришел, всю колбасу сточил, а мать ещё со смены не вернулась, а вчера не приготовила ничего…
Гриша наблюдал за действиями товарища, а потом тихо почти шепотом спросил:
- Ты голубей хавал когда-нибудь?
Витя то ли с недоумением, то ли с отвращением посмотрел на него.
- Голубей, ты того? - прокрутил пальцем у виска.
- Ну, а что такого-то? Французы там, наверное, жрут и нормально.
Оба замолчали. Потом Витя, покосившись на Кузю, произнес вкрадчиво:
- Хотя, знаешь…?
Перевернули деревянный ящик, подняли и подперли колышком, привязали веревку, а под ящик насыпали семечек. Стали ждать дичь…
Через несколько минут в ловушку было поймано четыре голубя. Охотники смотрели на добычу, которая трепыхалась, пытаясь выбраться. Крючков спросил:
- И чё дальше?
- Нужно их забить, ошпарить и ощипать.
- Забить?
- Ага. И потом выпотрошить.
- Сам будешь!
- Нож есть?
Витя протянул складной перочинный нож. Гриша взял его, раскрыл, посмотрел на Витю и скомандовал:
- Поднимай ящик потихоньку.
Кузя просунул руку под ящик и вытащил одну птицу. Долго смотрел на него, думая с чего начать. Витя, наблюдая за мучениями товарища, посоветовал:
- Голову ему отрежь!
Гриша положил голубя на доску, долго целился, потом начал. Лезвие ножа было очень тупое, получалось не резать, а скорее пилить или даже перетирать. Голубь бил крыльями, пищал, потом начал хрипеть, хлюпать, пускать красные пузыри. Кузин вспотел, будто бежал кросс, но дело закончил. Наконец птица затихла.
Крючок смотрел на него вытаращенными глазами.
- Ну ты, - покачал головой. - Ты даешь…
- Давай следующего.
Остальных пернатых постигла та же печальная участь. Одного даже собрался духом и зарезал Витя.
- А теперь? – спросил мокрый Крючков.
- Ощипать нужно.
- Так прям?
- Нет. Сделаем, как моя бабка куриц ощипывала. Можешь из дому притащить ведро воды?
Воду в ведре вскипятили на костре. Потом туда, держа за лапки, окунали птиц и затем ощипывали. Потом потрошили, посолили. Тушки нанизали на прутья и воткнули в землю над углями. Через полчаса блюдо было готово. Оба кулинара взяли по прутику с птицей, смотрели друг на друга несколько секунд, а потом синхронно откусили. Мясо было жесткое, товарищи с большим трудом прожевали и проглотили его. Спустя пять секунд их также синхронно вырвало непереваренной голубятиной. Видимо, вкусовые качества помойных голубей значительно уступали мишленовским сквобам.
- Кузя, мать твою, извращенец, - отплевываясь, орал Крючок, - голубей ему захотелось, француз хренов!
Кузя молчал и только вытирал рот от рвоты, потом хрипло сказал:
- Да, вышло не очень…
- Да пошел ты, не очень! - не унимался Витя.
Когда тошнота отступила, есть стало хотеться ещё сильнее. Сидели молча минут пять.
Тут идея посетила Крючка...
продолжение следует...