Король фельетона, бойкое перо, золотое перо отечественной журналистики – это всё о Власе Дорошевиче, который журналистику возвёл в ранг настоящей литературы. Почему же имена репортёров Гиляровского, Михаила Кольцова известны всем, а Власа Дорошевича знают немногие? Ведь его талант высоко ценили Л. Н. Толстой, А. П. Чехов, В. Г. Короленко, А. М. Горький, К. С. Станиславский, В. В. Стасов и др. Маяковский искал знакомства с ним. Гиляровский был его другом.
Его имя было гарантией успеха любого печатного издания: будь то «Московский листок» Пастухова, или петербургская газета «Россия», или «Русское слово», тираж которого при редактировании Дорошевича достиг рекордных размеров.
Но, когда он умер, в последний путь его провожали 4 человека: последняя жена, дочь, пушкиновед Гессен и случайный сосед, который вёз гроб на санках. А похоронен Дорошевич в Петербурге, на Литераторских мостках Волкова кладбища, где покоятся Добролюбов, Белинский, Писарев, Плеханов, Вера Засулич, что, по словам дочери, спасло его могилу от забвения.
Так что же определило его судьбу?
Злую шутку судьба – злодейка сыграла с ним уже при рождении. Семимесячного младенца оставила в гостиничном номере мать, приколов к рубашонке записку, в которой просила назвать ребёнка Блезом в честь Паскаля. О матери известно, что она урождённая Александра Ивановна Денисьева (её двоюродной сестрой была Елена Денисьева, гражданская жена Ф. И. Тютчева, которой он посвятил цикл прекрасных стихов). Александра воспитывалась в Смольном институте благородных девиц, была писательницей и, выйдя замуж за С. Соколова, взяла его фамилию и родила ему ещё двоих детей. Официально отказавшись от первого сына, она спустя много лет вернула его через суд, нанеся непоправимую душевную травму мальчику, который считал приёмных родителей (чету Дорошевичей, которые дали ему имя) своими родными и любил их. Он прожил в приёмной семье 15 лет.
Естественно, что отношения матери и сына не складывались, и всё же после смерти А. Соколовой в печати появился анонимный некролог: «Москва ее знала хорошо. Когда-то зачитывалась ее романами, за подписью „Синее Домино“, увлекательными, написанными красивым, чудесным языком. Театральный мир трепетал ее рецензий, — она была тонким знатоком искусства. Ее злободневные фельетоны, в особенности за подписью помещицы Анфисы Чубуковой, имели огромный успех. У нее было блестящее остроумие и убийственный сарказм». Все не сомневались, что автором некролога был Влас Дорошевич. Возможно, это было запоздалое прощение матери.
Приемные родители определяют Власа в гимназию. Он сдает вступительные экзамены на «отлично», но в приёме отказывают, т.к. ему ещё не исполнилось 8 лет. Слёзы матери и мальчика, который желает учиться, повлияли на экзаменаторов, и он был принят. А дальше было то, что Дорошевич впоследствии иронически назвал - «гонялся за наукой по всей Москве». Он сменил несколько гимназий, откуда его выгоняли за поведение. Но жажда знаний была неистребима. Гимназический курс он закончил экстерном. Впоследствии все поражались его образованности. «Голова Дорошевича была как бюро с множеством ящиков: каждый имеет свое точно определенное назначение, и хозяин в них не ошибается, что куда положить: кладет же сравнительно немного, но уж если положил, то знает, что и зачем»,- вспоминал друг детства Амфитеатров. Он владел немецким, английским, французским, испанским языками.
Вначале своей деятельности он сменил множество профессий. Он был и землекопом, и грузчиком, и корректором, и актером, давал уроки, поставлял базарным издателям переделки повестей Н. В. Гоголя, знавал самую горькую нужду, но никогда не жаловался.
Литературной деятельностью он начал заниматься ещё в гимназии. Как он вспоминал: «…издавал когда-то под партой журнал „Муха“, за острую публицистику которого был исключен из гимназии».
Дальше следовали литературные переделки – переложение изданий классиков на доступный для народа язык («Ванькина литература» - определение Горького). «Отсюда у него вырабатывается стиль, состоящий из коротеньких в одну или полстрочку фразок, нередко колючих, как иголки»,- отмечает прозаик И. И. Ясинский.
Этот стиль и блестящее остроумие - составные мастерства Дорошевича. Вот как сам он об этом пишет: «А между тем, какие литературные произведения производят в мире самое сильное, самое могучее, самое потрясающее впечатление.
Самые краткие.
Это — телеграммы. <…>
Миниатюра это „литературная телеграмма“.
У человека явилась мысль, и он телеграфирует вам ее.
Взвешивая каждое слово.
Ни одного лишнего.
Кратко. Сжато. Понятно».
Приведём в качестве примера его предисловие к сборнику «Папильотки», выпущенному редакцией «Будильника» в 1893 году:
«Ради Бога, простите…
Мне так неловко…
Мы с Вами совсем незнакомы, а я уже ввел Вас в расход в 60 коп.
Вы купили мою книжку рассказов, напечатанных в разное время в журнале „Будильник“; теперь Вам остается претерпеть всего одну неприятность: ее прочитать. <…>
Если Вы улыбнетесь хоть раз на каждой странице, я буду считать себя нравственно удовлетворенным».
Поэтому газеты с его фельетонами продавались нарасхват.
Дорошевич немало путешествует. Из заграничных поездок отметим Индию, вдохновившую Власа Михайловича на создание удивительных сказок (меня поразила философская сказка «Чума», где ни строка – сплошь афоризм).
Франция дала ему материал для последующих лекций из истории журналистики в период великой французской революции.
Нельзя не отметить его поездку на Сахалин, результатом которой стала книга «Каторга. Преступники» - неприкрытая жестокая правда человеческой трагедии.
После революции в России он почти не пишет: нет определённости, да и здоровье оказалось весьма подорванным. Ему рекомендуют ехать на юг. Гражданская война. Он отказывается от сотрудничества с антибольшевистскими газетами («Я не хочу испортить своего некролога») и от бегства за границу («русский писатель имеет цену только тогда, пока его ноги стоят на русской земле»).
В Симферополе у него случился инсульт, парализовало половину тела. Поползли слухи о его смерти, и даже появился некролог в печати, на что Дорошевич в духе М. Твена ответил:
«Гражданин редактор!
С теплым чувством прочел я в „Вестнике литературы“ свой некролог.
В нем все правда, за исключением одной фразы: я не умер.
Известие несколько преждевременно.
Извините, пожалуйста, но я жив, чего и другим от души желаю»
При содействии художника Нилуса он возвращается домой в Петроград, но, как оказалось, в никуда: в его квартире жена проживает с новым мужем.
Он оказывается в доме отдыха, затем в психиатрической клинике Осипова.
Умер в 57 лет, оказавшись уже подзабытым.
Насколько успешным был Дорошевич в литературе, настолько неудачным в личной жизни. Он мечтал о семье, самой обычной, традиционной. Но первый брак с «алкоголичкой мадам Дорошевич» был ошибкой и настоящей драмой (долгое время тянулась тяжба по расторжению брака).
Второй женой писателя стала актриса Клавдия Васильевна Кручинина (псевдоним), которая не была создана для семейной жизни. Последовал развод.
Последняя жена, красавица Ольга Миткевич, актриса, вышла замуж по расчёту, успев побывать содержанкой богача – сахарозаводчика. Амфитеатров вспоминает, что она создала дом, о котором, казалось бы, мечтал Дорошевич: «всемогущий диктатор „Русского слова“, богатый, знаменитый, влиятельный, жил в роскошной обстановке среди ценных картин (до Веласкеса включительно) и статуй, имел редкую красавицу-жену <…> принимал на своих журфиксах „весь Петербург“ — широко, открыто, хлебосольно. И все-таки старые друзья, давно знавшие и любившие Власа, выносили из визитов к нему неизбежное впечатление:
— Это великолепная квартира, но не „дом“. Полная чаша, но не „семья“.
Он мечтал о сыне. Но первый сын, которого ему родила испанка Луиза, выехал за границу вместе с матерью, на которой Дорошевич не мог жениться, потому что первая жена не давала ему развод.
Другой сын (в браке с Кручининой) умер во время родов. Затем родилась дочь, которой он тоже лишился в связи с разводом (дочь была отправлена к родителям нового мужа Клавдии Васильевны). Только в последние годы его жизни они обрели друг друга, и на руках у дочери он умер.
Вот такая нелёгкая судьба большого человека.